Стрекоза для покойника (СИ) - Лесса Каури

Лука оглядела скудно обставленную комнату. Помнится, Анфиса Павловна говорила о том, что Борис, который хорошо зарабатывал, купил Марине загородный особняк. Разве это особняк? Старая, хоть и еще крепкая дача, таких полно вокруг города. Стоят в зарослях сирени и коряжистых яблонях, просвечивают боками с потускневшей, облупившейся краской. Жаль, нет поблизости Михал Кондратьича, этот, наверняка, знает ответы на все вопросы. Но с другой стороны, и слава богу, что его нет! Еще неизвестно, как он отнесется к ее присутствию в постели хозяина…

Встать все-таки пришлось. Одеться, водички попить, и вообще… Вечером Яр хорошенько протопил печь, поэтому даже сейчас в доме было тепло. Тихо ступая по крашеному дощатому полу, Лука подошла к лестнице, прислушалась и бесшумно прокралась наверх.

Яр ее не видел — она выглядывала, не поднявшись на этаж. Стоял к ней спиной, широко разведя руки, в каждой держал узкий меч. Чуть в стороне, на полу, горела свеча. За окном клубился белесый туман, окутывая приближающийся рассвет в загадочный флер.

Ведьмак чуть качнулся, переступил босыми ногами, и вдруг его движения смазались. Клинки взблескивали тусклыми молниями, прошивали воздух, который оставался недвижим. Ни ветерка, поднятого странным, то ли изящным, то ли пугающим танцем меченосца, ни сквознячка… Будто Гаранин шагнул между мгновениями, да так там и остался, не тревожа их ни невозможными для обычного человека прыжками и кульбитами, ни выпадами и блоками. Лука смотрела, затаив дыхание, сама не заметив как перейдя на периферическое зрение — только так могла уследить за его движениями, недоступными глазу. Сейчас он был сама смерть — быстрая, тихая, неумолимая. Сейчас от этого парня следовало бежать, сломя голову, хотя доведись бы Луке бежать от него — догнал бы в два счета и менее чем за один удар сердца превратил бы в труп!

Тонкий клинок по широкой дуге очертил пространство, застыв в миллиметре от горящего язычка пламени. Оно потухло мгновенно. Даже не дрогнув. А Лука не успела моргнуть, как сильные руки вытащили ее из ‘подпола’. Удерживаемая Гараниным девушка болталась, как тряпичная кукла и отчаянно болтала ногами.

— Подглядываешь? — его зрачки еще не приняли обычную форму и казались двумя щелями, откуда выглядывала звериная тьма. — Ай-яй-яй!

— Я только посмотреть, куда ты ушел! — пискнула Лука.

Яр прижал ее к себе, так и не ставя на пол. Он даже не вспотел. Лишь кожа была горячее, чем обычно.

Она закинула руки ему на шею, ощущая, как его губы прошлись по ее шее, ключице, груди. А затем… он поставил ее и отступил. Девушка едва сдержала разочарованный стон.

— Ох, тяжело мне с тобой, — качнул головой, — режим летит к черту. Поспи еще, я скоро буду.

— Ты куда? — отчего-то испугалась она.

Сейчас как возьмет свои клинки, как выйдет в туман… А там монстры!

— На пробежку, через час вернусь.

Проходя мимо, Яр чмокнул ее в нос, как маленькую. Спустя несколько минут хлопнула входная дверь. Интересно, он так и побежал? В спортивках и босиком?

Она задумчиво подобрала подсвечник, поискала глазами, куда бы поставить. В ряду бокалов на тонких витых ножках, стоящих в похожем на лесное чудище серванте намечался явный пробел. Видимо, подсвечник там и стоял. Лука открыла стеклянную дверцу. Бледный свет, уже струившийся в окно, позволил полюбоваться искусной резьбой по дереву — раму украшали дубовые листья, гроздья рябины и маленькие смешные птички с хохолками, потянула руку с подсвечником — поставить на место — и вдруг увидела упавший белый прямоугольничек. Его покрывал слой пыли — должно быть, фото раньше стояло, прислоненное к одному из бокалов, а потом завалилось назад, и о нем забыли. Она осторожно вытащила его.

Еще одна фотография из далекого прошлого. Двое мужчин: молодые, здоровенные, загорелые, смеющиеся, в военном камуфляже, стоят в обнимку над тварью, больше похожей на усеянную шипами свинью.

Борис Гаранин и Максим Бабошкин.

Друзья? Напарники? Охотились вместе? Как там говорила Анфиса Павловна — дикая охота?

Лука осторожно положила фото на место, загородила подсвечником. Прошлась по комнате — здесь было ощутимо прохладнее, чем внизу. Присела на укутанный целлофаном матрас, заглядевшись в окно. Дымка тумана становилась прозрачнее, но все еще напоминала слоены пирог. Нечасто пересвистывались птицы. Луке ужасно захотелось выйти на крыльцо. Постоять, как та женщина в видении, вдыхая утренний вкусный воздух, который не портили ни влага, ни стылый ветер, подставить горящее от ночных поцелуев лицо его ладоням. И так ждать Яра… Как ждала Марина Доманина своего Макса. Понимание пришло неожиданно — так вот чей образ привиделся при первом посещении дома!

— Встречала тебя, да, — раздался знакомый ворчливый голос. — Чаю хошь?

Лука поднялась. Никогда раньше не думала, что дом может ощущаться живым существом, которое вольно или не вольно пускать тебя на порог.

— Спасибо, Михал Кондратьич, чаю — с удовольствием! — сказала она. — И неплохо бы нам с тобой завтрак соорудить. Бегун вернется голодный!

— Они все голодные возвращаются, — хмыкнул в бороду домовой. — Что первый хозяйкин муж, что второй… Набегаются по лесу, аки гончие, и давай лопать! Никаких продуктов не напасешьси!

- ‘Возвращались’… - машинально поправила Лука, подходя к холодильнику.

— Э, нет, голубушка, — лукаво улыбнулся Михал Кондратьич, — это для вас, людей, время имеет значение. А мне что прошлое, что настоящее — все едино. Могу молочка пятидесятилетней давности попить, могу — сегодняшнего числа.

Лука ошарашенно посмотрела на него и жалобно попросила:

— Можно я не буду об этом думать? Это не обдумывается…

Домовой хохотнул и, достав с полки чугунную сковороду, великодушно разрешил:

— Можно! Давай оладий, что ли, напечем? Сметана и мед у нас есть! На чем печь будешь, хозяюшка?

— Я? — изумилась девушка.

— Ну, к холодильнику сегодня ты первой подошла, значит, хозяюшка, — разулыбался домовой. — Так на чем — на молоке, али на кефире?

Лука вздохнула и решительно полезла в холодильник.

— Туман-то какой! — с наслаждением сообщил домовой, усевшись на подоконник. — Лепота!

— Я слышала от кого-то, что отец Яра семье особняк построил, но не думала, что на болотах, — доставая продукты, как бы между прочим сказала девушка.

— Особняки на болотах не строят, это точно! — хохотнул собеседник. — Дык у нас то не особняк. Дом этот муж старой хозяйки, Алены свет Афанасьевны Доманиной, построил. Марина — дочка ее. А до него тут просто избушка была. Ведьминская. Почитай больше двух веков на болотах простояла, а потом пришли эти, огрыч-магарыч, мелиораторы! Канав накопали, ровно кроты поганые, землю на лоскуты порезали. Тьфу, срамота одна!