Стрекоза для покойника (СИ) - Лесса Каури

Домохозяйка замолчала, глядя в окно. Память туманила картинку, рисуя перед глазами лица давно ушедших.

— А потом жизнь меня как-то закрутила, и я их на какое-то время потеряла. Да и Марина пропала — перестала звонить, заходить. Это я уже после узнала, что она с Борисом развелась и второй раз замуж вышла, тоже за ведьмака. Я на нее не в обиде — она заслуживала счастья, а когда получила его, окунулась по самую макушку и забыла о целом мире. По слухам, со вторым мужем у них страсть такая была, что едва не вспыхивали оба. Наверное, Борис не хотел ее отпускать… Наверное, между ними все было непросто, и как оно происходило, не знаю, иллюминация, врать не буду… — Голос Анфисы Павловны дрогнул: — Потом они с мужем поехали на шашлыки к друзьям, а когда возвращались, попали в автокатастрофу и оба погибли. Яр вот остался и девчонка от второго брака… Не помню, как ее зовут.

— Алуся, — подсказала Лука.

‘Бабошкина я… Алуся’.

— Алуся? — переспросила старушка. — Это, наверное, в честь Алены — так мать Марины звали. Алена Доманина. Ты ее видела?

Девушка кивнула. Рассказывать о том, где и при каких обстоятельства виделась с младшей сестрой Яра, не посчитала возможным — не ее тайна!

— А Дар у Алуси есть? — уточнила Анфиса Павловна.

Лука пожала плечами. Какой Дар, когда жизнь из девочки истекает ежедневно, капля за каплей?

— Жаль, — покачала головой домохозяйка, — Марина сильной стихийницей была. Ты вот как она…

— Чего? — удивилась Лука. — Я — сильная стихийница?

— Сильная, но глупая, — хихикнула старушка, — необразованная еще…

‘Девушка необразованна, но мы все видели, как чутко она воспринимает погрешности бытия’.

— Мы это порешаем, — задумчиво улыбнулась Лука.

Слово вылетело само собой, не поймаешь. Вот не ко времени вспомнила Найджела, прости господи, Паршонкова. От кого, а от него, мажора, не ожидала услышать это простецкое ‘порешаем’!

— Порешаем, — не менее задумчиво повторила Анфиса Павловна, — так один мой знакомый говорил…Эх, давно дело было! И вообще, что-то мы заболтались! Давай-ка, продолжим!

‘Вечером, — решила для себя Лука, — схожу к Прядиловым и поговорю с Этьенной Вильевной, заодно еще раз посмотрю на фото Марины Доманиной!’

Вольдемар, внимательно прослушавший весь разговор, спрыгнул на пол и снова занялся мытьем задней ноги.

Как и большинство сапожников (без сапог), Петр Васильевич Прядилов — известный хирург-офтальмолог — носил очки, более того, обожал их, а в любимых души не чаял. Но постоянно терял. Человек он был темпераментный, увлекающийся, заслышав или прочитав что-нибудь интересное, тут же спешил донести известие до домашних, очки при этом засовывая, куда ни попадя: в ящики стола, под диванные подушки, за телевизор. Один раз они даже были обнаружены в корзине с грязным бельем. Вот и сегодня, когда Лука пришла к Муне, вся семья искала очередные любимые окуляры хозяина дома, причем упрямый предмет не обнаруживался даже при помощи сверхспособностей Видящих мамы и дочки.

— Ты их на улице где-то оставил! — звучал в недрах квартиры сердитый голос Этьенны Вильевны. — Нет их дома, я их не вижу!

— Но я же только что читал в них газету! — восклицал Петр Васильевич. — На кухне? В гостиной? Или я статью писал в кабинете?

— Господи, дай мне терпения! — взмолилась супруга и выглянула в коридор на радостный лай Семен Семеныча, прыгающего вокруг гостьи. — Лука, привет! Мы ищем очки, присоединяйся!

— Лучше бы они нашлись, а то у папы надолго испортится настроение, — вздохнула Муня, — а когда у папы портится — мама звереет.

— И где вы искали? — уточнила Лука.

— Везде! — пожала плечами Муня. — Их нет нигде! Скорее всего, мама права: папа забыл их или в машине, или где-нибудь еще! Но он не признается и стенает…

Стенания Петра Васильевича сотрясали стены.

— Давай еще раз поищем, — прислушавшись, предложила Лука. — Где будем искать?

— Пойдем в кабинет, я там еще не смотрела! — опять вздохнув, сказала подруга.

Кабинет у супругов был общий. Просторная комната продолжала ‘книжно-сувенирную’ тему гостиной, но вместо уютных диванов и кресел здесь стояли письменный стол и изящная кушетка у стены, напоминающая кушетки в кабинетах психоаналитиков, виденных Лукой в зарубежных фильмах. Приглушенные бордовые тона ковров, штор и обивки, темный — дерева книжных шкафов, разбавляли многочисленные бронзовые подсвечники и светильники, явно антикварные, а так же люстра, украшенная красными ограненными подвесками, которые Луке показались драгоценными камнями из сокровищниц каких-нибудь королевских семейств. Она представила, как будет выглядеть комната, если зажечь свечи, и затаила дыхание от восторга — кабинет представлялся дивными чертогами, полными несметных богатств.

Черный массивный стол с полированной столешницей был почти пуст. Очков не обнаружилось ни в органайзере из какого-то красно-черного камня со множеством отделений, ни в корзине для бумаг под столом. Под подушкой на кушетке их тоже не было, как и на подоконнике. Соскучившийся Семен Семеныч, радостно пыхтя, бегал за Лукой и лез под руки — видимо, решил, что это такая игра.

— Лука, — вдруг тихо сказала Муня, — а знаешь, я с ним встречалась!

— С кем? — не поняла та.

— С Мефодием… С капитаном Арефьевым.

Лука изумленно оглянулась.

— Он тебя вызвал на допрос?

— Ну, если можно так назвать, — криво усмехнулась подруга. — Мы в кафе сидели.

— И как? — осторожно поинтересовалась Лука.

— Как — что? — не менее осторожно спросила Муня.

— Как посидели?

Муня молча и сосредоточенно рылась в ящиках стола. Лука подождала ответа, но не дождалась. Вместо этого подруга неожиданно пробормотала:

— А это старье что тут делает?

В руках у нее был пожелтевший номер ‘Криминальной хроники’. Газета, как газета… но при взгляде на нее у Луки побежали по спине мурашки.

— Можно я полистаю? — спросила она.

— Держи!

И Муня снова полезла в ящики.

Из коридора доносились стенания Петра Васильевича, экспрессия которых развивалась по экспоненте.

Сев на кушетку, Лука принялась листать страницы. Газета двадцатилетней давности, зачем держать такую древность в ящике стола? Разве только в ней есть что-то, памятное для хозяев.

На одном из разворотов была размещена фотография почти полностью сгоревшего дома. Крыша провалились внутрь, остались лишь закопченные развалины стен.

— Здесь ничего нет! — раздался расстроенный голос подруги. — Да что ж это за горе такое!