Фараон и наложница - Нагиб Махфуз

— Я ведь не жалкий выродок. Я не забыл о своем долге. Какой смысл бороться? Все верные мне люди падут перед врагом, превосходящим число листьев на деревьях, и моя очередь обязательно настанет, когда тысячи воинов и верных мне людей погибнут. Я не робкий трус, кто хватается за слабый проблеск надежды, отчаянно не желает расстаться с жизнью. Я остановлю кровопролитие и сам предстану перед толпой.

Царица ужаснулась.

— Мой повелитель! — воскликнула она. — Неужели ты желаешь обременить совесть преданных тебе людей, вынуждая их отказаться от твоей защиты?

— Точнее, я не желаю, чтобы они напрасно жертвовали собой. Я один выйду навстречу врагу, чтобы мы могли рассчитаться друг с другом.

Нитокрис была страшно раздосадована. Она знала, сколь он упрям, и потеряла надежду переубедить его. Спокойно и твердо она произнесла:

— Я останусь рядом с тобой.

Фараон был потрясен. Взяв ее за руки, он начал умолять ее:

— Нитокрис, ты нужна этим людям. Они сделали хороший выбор. Ты достойна править ими, так что оставайся с ними. Не появляйся рядом со мной, иначе они скажут, что фараон прячется от разгневанного народа за спиной жены.

— Как же я могу оставить тебя?

— Сделай это ради меня и не предпринимай ничего такого, что навеки лишило бы меня чести.

Царицу охватили растерянность, отчаяние и печаль. Потеряв надежду, она воскликнула:

— Какой страшный час!

— Таково мое желание, — сказал фараон, — выполни его в память обо мне. Пожалуйста, умоляю тебя, не упорствуй, ибо каждую минуту напрасно гибнут доблестные воины. Прощай, добрая и благородная сестра. Я ухожу, зная, что в мой последний час ты останешься чистой. Тот, кто обладает безграничной властью, не может довольствоваться заточением во дворце. Прощай, мир. Прощайте мой трон и страдания. Прощайте, вероломная слава и бессмысленные приличия. Моя душа отвергает все это. Прощай, прощай.

Фараон наклонился и поцеловал Нитокрис в лоб. Затем он повернулся к увековеченным в камне родителям, поклонился и вышел.

Фараон заметил, что Софхатеп ждет его во внешнем вестибюле. Тот стоял неподвижно, подобно статуе, утомленной нескончаемой сменой веков. Когда Софхатеп увидел своего повелителя, в нем проснулась жизнь, и он молча последовал за ним, строя собственные догадки по поводу того, куда идет фараон.

— Появление моего повелителя поднимет дух воинов с храбрыми сердцами, — сказал он.

Фараон ничего не ответил. Они вместе спустились по лестнице к длинной колоннаде, которая тянулась вдоль сада до самой дворцовой площади. Фараон послал за Таху и стал безмолвно ждать. В это мгновение его сердце затосковало по юго-востоку, где лежал остров Биге, из глубин его души вырвался вздох. Фараон распрощался со всеми, кроме женщины, которую любил больше всего. Суждено ли ему уйти в мир иной до того, как он в последний раз увидит лицо Радопис и услышит ее голос? В его сердце просыпалось страстное желание и глубокая печаль. Голос Таху, приветствовавший фараона, вывел того из тревожной задумчивости. Вдруг, будто движимый непреодолимой силой, фараон пожелал выяснить, свободен ли путь к острову Биге.

— Со стороны Нила нам грозит опасность?

Лицо командира осунулось и побледнело. Он ответил:

— Нет, мой повелитель. На нас пытались напасть с тыла с лодок, но флот без больших усилий отбросил бунтовщиков назад. С той стороны захватить дворец не удастся.

Фараона волновал не этот дворец. Он опустил голову, его глаза затуманились. Он умрет, не успев бросить прощальный взгляд на лицо, ради которого пожертвовал всем миром и славой. Что делает Радопис в этот роковой час? Она узнала о крушении своих надежд или же все еще странствует в царстве блаженства, с нетерпением дожидаясь его возвращения?

Время не позволило ему предаться размышлениям, и, скрыв боль в сердце, он властным тоном обратился к Таху:

— Вели своим людям покинуть стены, прекратить сражение и вернуться в казармы.

Эти слова ошеломили Таху, а Софхатеп не мог поверить своим ушам и с раздражением возразил:

— Но люди ведь снесут ворота в любую минуту.

Таху стоял на месте, не проявляя желания выполнять приказ, поэтому фараон крикнул так громко, что его голос пронесся вдоль колоннады, словно раскаты грома:

— Выполняй мой приказ.

Пораженный Таху удалился выполнить приказ, а фараон неторопливо пошел в сторону дворцовой площади. В конце колоннады он встретил колесницы, выстроенные в ряды. Офицеры и воины заметили его и отдали честь саблями. Фараон вызвал командира колесниц и приказал ему:

— Отведи своих людей в казармы, оставайся там и жди дальнейших указаний.

Командир отдал честь, бегом направился к колесницам и громко отдал своим воинам приказ. Колесницы тут же двинулись в сторону казарм, расположенных в южном крыле дворца. У Софхатепа тряслись руки, он едва держался на ослабевших ногах. Он догадался о том, что намеревался сделать фараон, и не мог вымолвить ни слова.

Воины покинули свои места, повинуясь ужасному приказу. Они спустились со стен и башен, встали под знамена и следом за офицерами бегом направились к своим казармам. На стенах теперь никого не осталось, дворцовая площадь и колоннада опустели. Даже силы регулярной стражи, в чьи обязанности входила оборона дворца в мирное время, тоже покинули свои позиции.

Фараон застыл у входа в колоннаду, справа от него стоял Софхатеп. Тяжело дыша, вернулся Таху и встал слева от фараона. Глядя на его лицо, можно было подумать, будто оно принадлежит призраку. Оба советника хотели умолять фараона, переубедить его, но резкий взгляд, застывший на его лице, лишил их мужества, и оба молчали. Фараон повернулся к ним и спросил:

— Почему вы остались вместе со мной?

Оба советника страшно испугались, и Таху смог лишь произнести с горячим сочувствием в голосе:

— Мой повелитель.

Что же касается Софхатепа, он с несвойственной хладнокровностью сказал:

— Если повелитель прикажет мне покинуть его, я беспрекословно подчинюсь, но сразу после этого покончу с собой.

Таху с облегчением вздохнул, будто старик нашел решение, которое ему упрямо не приходило в голову, и пробормотал:

— Первый министр, ты верно сказал.

Фараон не промолвил ни слова.

В это время град сокрушительных ударов обрушился на большие ворота дворца. Ни у кого не хватило смелости взобраться на стены, точно все боялись, что их заманивают в смертельно опасную ловушку, раз гарнизон так неожиданно отступил. Нападавшие всеми силами обрушились на ворота, которые долго не могли выдержать их напора. Ворота содрогнулись, когда не выдержали запоры, и с ужасным грохотом рухнули на землю. Ударные волны разбежались во все стороны. Кричащие толпы ворвались на дворцовую площадь и заполонили ее, словно пыль под напором летнего ветра. Толпа безудержно ринулась вперед, будто преследуя врага. Боясь неведомой опасности, передние ряды в меру сил замедляли ход, но все же продвигались вперед и приблизились к дворцу фараона. Бунтовщики заметили человека, стоявшего у входа в колоннаду с двойной короной Египта на голове. Его тут же узнали. Все опешили, видя, что он стоит перед ними один. Люди в передних рядах стали упираться ногами в землю, они подняли руки, стараясь остановить волну, набегавшую на них сзади, и стали кричать: