Сегодня - позавчера 4 - Виктор Храмов

  - Будет. Счёт у нас - большой. Но, месть - не главное. Смерть - не главное. Главное - выжить, домой вернуться и... надо численность населения наверстать. Двух сыновей ты мне должен!

  Егор рассмеялся:

  - Тебе?

  - Ты мне должен две жизни. Вот и дай две жизни. Назови Васей и Витей.

  - Почему "Витей"?

  - Виктор - победитель.

  - А-а! Идёт! Ну, Дед, пора мне.

  Мы с ним обнялись. Егор ушёл. А в избу "Дворца Правосудия" вошёл Лошадь. И пробыл там в 3-4 раза дольше остальных. Вышел - лица нет.

  - Мало слишком я пробыл в штрафниках. Не зачлось, - убитым голосом сказал он и рухнул на поленницу дров, на которой сидел я.

  - Не вешай нос. Не расстрел же.

  - А-а! - махнул он рукой, - одно и то же.

  - Ну, не скажи.

  - Не надо, - покачал головой Сашок и ушёл.

  И вот настал "момент истины" - никого во дворе из штрафников, кроме меня, не осталось. Моя очередь.

  Волнуюсь. Иду в избу. С улицы - темно в избе. Накурено. Все присутствующие - курят. Чай пьют. Перерыв был. Вздохнул - если бы планировали меня "отправосудить" по-быстрому - чаи бы не гоняли.

  Доложился, что штрафник такой-то, за такие-то грехи, прибыл, мол. Читают бумажки из моего "дела", смотрят с интересом.

  - Присаживайся.

  Сел на лавку у стены.

  - Рассказывай.

  Стал я им излагать произошедший мой косяк с причинно-следственными связями. А что тут юлить? Я убил человека за то, в чём он никак не мог быть виноват. Так и сказал. Что виноват полностью, и только я. Попросил о высшей мере социальной защиты. Защиты социума от меня.

  Удивились. Привыкли, что просят о снисхождении? Нет. Не надо снисхождения. Ломайте меня полностью. Полностью. Устал я. Зажился. Надоело. Жить больше не хочу. Домой хочу. К жене, к сыну.

  В нос ударил запах горелой человеческой плоти, перед глазами проплыли ноги под зелёной клеёнкой. Стол с трибуналом поплыл. Поплохело мне. Силой воли сдержал себя - я не гимназистка - чувств лишиться. Это в трешевой кино-дешёвке помогает. Тут люди другие. К проявлениям слабости не падкие. Скорее, наоборот.

  Они что-то говорят. Не слышу. Упрямо бубню:

  - Требую высшую меру!

  - Сядь! - кричит майор, прокурор армии.

  Оказалось, я стою, нависая над ними. Сел обратно на лавку. Руки не знал куда деть - ходуном ходили. Зажал коленями.

  - Оглашается приговор.

  И молчит, глядя в пепельницу. Потом потряс головой:

  - Приговаривается в расстрелу.

  Я - выдохнул. Чувствую, что улыбаюсь. Но, майор продолжил:

  - Учитывая чистосердечное признание и раскаяние, учитывая характеристики с места службы, расстрел заменить на 15 месяцев штрафной роты. Смерть ещё заслужить надо! И за убитого тобой бойца - отвоевать. Понял, осужденный?

  Я вскочил. Кулаки сжались, зубы - монтировкой не разожмёшь.

  Смотрят на меня спокойно. Только автоматчик в углу насторожился - ППС на меня смотрит.

  - Повторяю: понял?

  Кивнул, не в силах разжать зубы.

  - Увести. Ну, на сегодня - всё?

  - Вроде бы.

  Я кивнул опять трибуналу, по уставу развернулся, лбом открыл дверь, вышел. На улице - ротный и ротный старшина. Увидели мою морду лица, увидели, что иду без конвоя, расслабились. Вопрос - почему вообще напрягались. Оно вам надо, ребята? Старшина протянул мне мой нож, но передумал, придержал:

  - А может - нажрёмся?

  - А есть чё? - проскрипел ротный.

  - Найду, - ответил старшина.

  - По уставу не положено. Осужденному с командирами.

  - Нах, устав! Все мы, сука, смертники! Всей ротой и нажрёмся. Все пять человек. И под трибунал! Все.

  - Не, Лошадь - не пьёт. На карауле будет стоять. Дед, тебя сколько раз расстреливали?

  - Много, старшина. Много. И свои, и чужие. И всё никак и никак.

  - До 6.00 мы свободны. Надо успеть, - проскрипел ротный, облизнувшись.

  - Что-то в этом твоём ожидании смерти есть, - сказал старшина, запихивая мой нож себе за пояс на спине, - у меня побудет. Вдруг, решишь - что мы парагвайские диверсанты.

  - Тебе бы всё ржать, старшина, - скрип ротного, - пошли уже. Наше время - пошло. Лошадь! Ко мне! На караул! Галопом! Обмоем наше возвращение из мира мёртвых! Я когда увидел цепи румын, думал, всё! Отбегался. А потом Дед на танк помочился, и я понял - хер им! Поперёк хлебала! Не дамся! Ну, ты дал! Как такое вообще в голову пришло? Ты - точно больной головой! Но, пока, это - на пользу. Ты бы видел, что с бойцами стало, когда они тебя видели. Отовсюду видно было. Сами в штыки пошли! Если бы не я - до тебя бы дошли. А так - в овраги пробились.

  - Да, главное - вовремя безумие возглавить, - провозгласил старшина, поднимая стакан.

  Выпил. Огонь растёкся по телу, файерболом ударил в голову. Закрыв глаза, я завыл-запел, презрев, что мои собутыльники вели оживлённую дискуссию:

  Я помню всё - и всё забыл  Каким я стал, каким я был  Я проходил сквозь эти стены  Я не хочу смотреть назад  Где пламенеющий закат  Тебе и мне вскрывает вены  Я не ищу в толпе уж взгляд  Мимо нас, мимо нас - пьяное Солнце  Оно уйдёт и больше не вернётся  Ну что же ты молчишь, не открывая глаз?  Мимо нас, мимо нас люди и птицы  Они летят, чтоб всё-таки разбиться  Убей меня сейчас, но не потом. Сейчас...  Я помню всё - и всё забыл  Каким я стал, каким я был  Так мало слов, так много пены...

  А что было после второго стакана - я не помню. Надеюсь, просто срубился. Без раскрытия "легенды".

  Как же это достало! Кино такое было - "Свой среди чужих, чужой среди своих". Я - чужой среди всех. Нет своих. От слова - вообще. Нет. Как там было у Стругацких: "У каждой Силы должен быть Хозяин?". Одним своим появленим здесь я стал "фактором силы". И сразу нашёлся "хозяин". И все эти "игры" со мной, как с шахматной фигурой. Гадай - кто из окружающих тебя "засланный казачок"? Кто из них за тобой "приглядывает" явно, кто - скрытно. Кто из них "агент влияния"? На какие действия они меня подталкивают? К каким выводам подводят? Что они из меня "лепят"?

  Может, кому-то эти детективные остросюжетные перипетии и по-кайфу, но я - простой человек. Нет мне в этом ни удовольствия, ни интереса. Только - отвращение. Умом понимаю - это так и должно быть. Это - правильно. И, это - самый мягкий и "любящий" вариант. Наименее "ломающий" меня. Но, мерзко. Понимаю - необходимость, но - ненавижу. Не тех, кто эти "игры" ведёт. Они - делают своё дело. Грамотно делают работу. Ненавижу того, кто меня этой "пешкой" сделал.

  Поэтому - сбежал. От роли Кузьмина-Медведя сбежал. От участи и ответственности "Железного Человека" сбежал. В штрафниках хотел спрятаться. В смертниках. Смерти ищу. Или затеряться среди миллионов пехотных Иванов. И тут появляется старшина. Которому шкура старшины так же тесна, как и мне - шкура штрафника. И это - бросается в глаза.

  Кто ты, старшина? НКВД? ГРУ? ЦРУ? МИ-6? Немцы? Почему ничего не делаешь? Не вербуешь, не "спасаешь" от неминуемой смерти? Просто "созерцаешь"? В чём твоя "игра"? Какую роль ты отыгрываешь?

  Голова и так раскалывалась от самогона, что пили вчера, так ещё и упорно в неё лезли подобные вот вопросы. Нет, блин, не рожден я для подобных "игр". Моя стихия - шутер от первого лица. У меня и "чит" для этого есть - "слоу-мо". А приходиться участвовать в этих "пасьянсах". И посоветоваться - не с кем. Нет у меня настолько близкого человека. Только призрак. И тот - меня покинул. Да и был он тот ещё "друг"! Конвоиром он мне был. Друг!

  Сталин, Берия? И им я до конца - не доверяю. Тем более - Кельшу. Все они - честные, достойные мужи. Но, они - при престоле. И "играют" меня исходя из интересов "общего блага". Если трудовому народу нужна будет моя смерть в извращённой форме - глазом не моргнут. Потом - нажрутся водяры. Выть будут. Но - они на службе интересов общества. Они - уже не люди. Функционеры. Отличные "проводники" воли народа. И воли партии. Как им доверять?

  Соратники мои? Кто? Кадет, Прохор и остальные? Они - больше "питомцы". О них самих надо заботиться, самим сопли подтирать и жизни учить. Даже прошаренного Брасеня.

  Жена? Человек приставленный ко мне Берией? Пусть, полюбившая меня, честная, порядочная, красивая, умная, но...! Она - человек этой эпохи. Она - даже не поймёт меня.

  Один я. Один.

  - Знаешь, как переводится слово "монарх"? - вдруг спросил меня старшина.

  И, хотя я не открывал глаз, делая вид, что сплю, он спросил. Меня - никого больше не было. Я - лежал. Старшина что-то сосредоточенно строгал моим ножом.

  - Как? - равнодушно спросил я. Но, насторожился. Само это слово, само понятие - под запретом. К чему ты это?

  - "Моно" - один, "ар" - огонь, разум, "х" - хранить. В данном случаи - "высший по силе разум". Умнейший. Потому - всегда один.