Сегодня - позавчера 4 - Виктор Храмов

  Он вскочил, пошёл к танку, стал пинать гусеницу.

  - Может, правда, Егору? Если тебе не надо? - робко спросил Сашка.

  - Мне - надо. Это - справедливо. А Воробей - герой! Уважаю. И, каждый должен сам искупить. На чужом горбу в рай не въедешь. Всё! Тему закрыли! Егор, хорош дуться! Иди варёнку трескать! Доставай, Саня! Хватит. Нет больше мочи смотреть на неё.

  - Пошёл ты! Белогвардейская морда!

  - А ты что, из белых?

  - Чёкнулся с горя? Из негров, гля! Ты на меня посмотри? Сколько мне лет было бы, если бы я был белым? Ты когда головой жить начнёшь, а, Конь Педальный?! Ну, вы и уроды! Такое лакомство испортили! Пошли вы! Гля! Так хотел варенной сгущёнки! Весь аппетит перебили! Не хочу уже. Сам жри!

  - Тогда и я - не буду. Что я - самый левый? - пожал плечами толстый, достал банку, бросил в снег.

  - Что это ты расшвырялся? - возмутился Егор, - Это тебе что, помои? Что ты еду на землю бросил?

  - Никто ж не хочет! - пожал плечами толстый, хватая банку, обжёгся, перекинул в другую руку, потом - в сгиб локтя, прижав к груди.

  - Я - хочу. Если их благородие не хочет - его проблемы. А я - буду!

  - Щаз! Тебе три раза! - возмутился я, - я тоже буду!

  Сашка посмотрел на нас, на одного, второго, вздохнул, поставил банку, проткнул штыком. Замер, втянул носом воздух. И мы - тоже.

  - Мир? - спросил я, протягивая руку.

  - Перемирие, - Егор хлопнул по моей ладони своей, потом потер руки друг об друга, достал из-за голенища ложку, стал разворачивать тряпочку.

  - Ты мне два раза жизнь должен, - напомнил я.

  - Я от своих слов не отказываюсь, - пожал он плечами.

  - Вот, считай, одну долговую жизнь списал, - сказал я.

  - Отстань, а? Давай уже есть. Запах с ума сводит.

  - На галету намазывай - торт будет.

  - И то верно.

  Сидим, едим, кайфуем.

  - Никогда бы не подумал, что такое удовольствие может быть в фактическом окружении врага, - пробубнил я.

  - А мне напомнило мушкетёров и завтрак при Ла-Рошели, - пробубнил библиотекарь.

  - Есть такое дело, - кивнул я.

  - Это где? - не понял Егор, - За границей?

  - Это в книге. И, да, во Франции. Книга такая есть. Про буржуев французских, - ответил я.

  - Это мы - как буржуи?

  - Получается, так, - пожал я плечами.

  - Они там так же завтрак устроили на виду у неприятеля, - пояснил Сашок, близоруко щурясь.

  - И чем там кончилось? - спросил Егор, намазывая очередную галету.

  - Я не помню, - пожал плечами я, - давно читал. В детстве. Если не ошибаюсь - пожрали - ушли.

  - Ну, почти так и было, - кивнул библиотекарь.

  - Не понимаю - зачем об этом книги писать? - пожал плечами Егор.

  Я заржал. Сашок - следом. Егор присоединился. Ржём в три глотки. Так, что румыны на дороге оборачиваются, нервничают. Картина, и правда - сюрреалистическая - сидим в тылу противника, в открытую готовим пищу на огне, едим на глазах голодных солдат противника, беседуем о литературе. А враги - даже не рыпаются. Видишь это, понимаешь, что это правда, но не веришь глазам своим. Сюр. Стойкое чувство нереальности. Как не ржать истерично, заразительно, до боли в животе?

  Мы - победили. Чувство это с восторгом растёт в душе. Победили! Перемогли! Пусть мы в тылу врага, но ведём себя, как хозяева. И враг - это чувствует, понимает. Понимает, что дела их - швах! Понимают, что воевать с нами тремя - уже бесполезно, бессмысленно. Битва проиграна. Бой с нами - лишние усилия, лишние жертвы, которые уже ничего не изменят.

  Они ещё не знают, что для Румынии - проиграна не битва, а война.

  Хотя, видимо, почувствовали. Судя из следующих событий.

  - Дед, опять бестолковые появились, - встал Егор, отрясая снег со штанов.

  Смотрю в сторону дороги. Мне видно хуже, чем Егору - танк мешает, заслоняет. И верно - что-то я расслабился. Совсем не контролирую ситуацию!

  Тоже встаю, беру пулемёт, вздохнул, ругая сам себя последними словами - пулемёт - наша жизнь, а я его опять не обиходил. Вот, Лошадь, молодец - успел обтереть сотню патронов и запихать их в ленту. Лошадь оказался лучше меня! Лошара я, бестолочь, а не командир!

  Но, косячить не перестал. В лом мне стало лезть под танк. Забрался прямо на него, поставил пулемёт на сошки на башне, прижал приклад к плечу, припал к прицелу.

  - Идите на буй! - орёт Егор. Он встал, справа от меня, скрыт от румын бронёй, только винтовка лежит на танке, да каска над стволом. Так же и Лошадь, но - слева. Близоруко щурясь, целиться. Этот - вообще ни во что не попадёт. Только если снова в себя.

  Румын толпа на взвод точно. Идут кучно, но как табор цыган - без всякого подобия строя. Встали, посовещались. Вперёд вышел один, демонстративно положил винтовку, снял ремень, покопался в кармане штанов, вскинул над головой грязный платок:

  - Не стрелять! Не стрелять! - кричит.

  - Это мы ещё поглядим! - кричит в ответ Егор.

  - Русский, сдавать! - опять кричит этот, с платком.

  - Русские - не сдаются! - это уже я кричу. Популярный слоган-мем.

  - Мы - сдавать! Капитулирен! Гитлер - капут!

  - Ну, вот, Рохнин, и твоя индульгенция, - говорю я Егору.

  Лошадь удивлённо смотрит на меня. Да, я знаю его фамилию. Я многое знаю того, что не хотел бы знать.

  - Это чё за... ирдургеция? - удивился Егор.

  - Прощение грехов. Вяжи пленных - тебе и спишется твой штраф. Чем большее стадо приведёшь - тем быстрее трибунал твоё дело рассматривать будет. Понял?

  - Понял. А если - подлянка?

  - Кто не рискует - не пьёт шампанского. Самогоном обходиться. Рискуем?

  Егор думал не долго:

  - Слышь, дура! - орёт Егор румыну, - оружие сложили, руки - в гору и подходим по одному! Ты понял, чурка?

  Румын кивает, идёт спиной вперёд к своим, не поворачиваясь к ним, через плечо что-то им выговаривает. На землю полетели винтовки, ремни с патронташами, взлетели голые руки с топорщащимися белыми пальцами.

  - А чем мы их вязать будем? - спрашивает Сашок, - А кормить?

  - Без кормёжки перетопчатся, - отвечаю, не сводя прицела с моря поднятых рук, - а чем вязать - ищи! Я тебе что? Дом Советов? Совнарком? У тебя голова на шее болтается для чего? Вешалка для каски?

  Меж тем Егор вышел из-за брони и пошёл приставными шагами к румынам, не сводя с них ствола своей винтовки. Румыны встали, повернулись к нему.

  - На колени! - кричит Егор, отгоняя одного от толпы, разворачивает его, ставит на колени, подбивая его в сгиб коленей. Охлопывает по карманам.

  - Ловко ты! - кричу я, - Уже приходилось пленных брать?

  - Меня брали! - отвечает Егор, - Наша доблестная милиция! Молодой я был и глупый.

  Процесс "взятия" пленных был нудным и долгим. И поэтому - утомительным. Для меня. Не знаю, как для моих соратников. Ничего не происходит, легко отвлечься, задуматься о чём-нибудь, но бдительности терять - нельзя! Выхватит какой-нибудь из этих, с виду жалких, цыган пистолет из-за спины - положит нас всех на раз - два. Приходиться силой воли удерживать концентрацию.

  А когда Егор и Сашок повязали этих - от дороги уже тёк постоянный ручеёк решивших завязать с войной. Эти решили поменять войну на страшную вечную мерзлоту дикой Сибири, которой их пугали офицеры.

  А были такие, которые ни смогли определиться. За то время, что я "контролировал" пленных и дорогу, двое застрелились. Просто выходили из людской реки, садились, разувались, засовывали себе ствол в рот и пальцем ноги вышибали мозги. Бывает. Истинно, лучше страшный конец, чем бесконечный страх.

  Был ещё один, что стал кричать и стрелять - в спины идущих сдаваться в плен. Его завалили свои же. Застрелил его солдат румынской армии и пошёл дальше. Не к нашему "пункту приёма пленных", а туда, к пепелищу села.

  Солнце было высоко, мороз потихоньку крепчал, снег почти перестал. И вот в это время на дороге поднялась паника. Похоронная процессия румын превратилась в паническое бегство.

  - А вот и наши! - кричу радостно. Я - правда, рад, - Лошадь, надо бы себя обозначить! Флаг красный - был бы идеальным.

  Понятно - где его взять?

  - Ищи белые тряпки! Те же портянки, полотенца! На палки, штыки наденем. Не хочется загнуться от дружеского огня! Пальнут из пушки с перепугу - потом разбираться будут.

  А толпа пленных у нас уже - внушительная. Стоят в снегу на коленях, нога на ногу, руки за головой в замок пальцев. Я видел по телевизору. Не знаю насколько это оправданно, но связать их всех - просто нереально. А от дороги бежит целый девятый вал сдаваться. Оружие бросают кто где. И около мёртвого танка - уже гора винтовок и амуниции.

  Лошадь тащит кавалерийскую пику. У меня - шок. Откуда? Была в горе сданного оружия. Времена лихих конных атак ещё не закончились, оказывается. Это я думал, что холодное оружие должно исчезнуть в век автоматического оружия, а вот румыны - не думают. Да, и наши. Наши "гусары", что воевали несколько дней бок о бок со штрафниками, также таскали свои шашки на боках. Не видел, чтобы применяли - воевали как пехота. До противника добирались с ветерком, спешивались и воевали пешими, но шашки таскали исправно на боку.