Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

В середине октября возвратился из отпуска великий князь Сергей Александрович и вступил в командование 1-м батальоном, а Адлерберг – 4-й ротой. Командир полка князь Оболенский отдал в приказе по полку[167] следующее:

«Его императорское высочество флигель-адъютанта полковника великого князя Сергея Александровича, возвратившегося из отпуска, числить на лицо с сего числа, и ему предлагаю вступить в командование

1-м батальоном; капитану же Адлербергу 4-й ротой».

На следующий же день своего прибытия великий князь посетил свой батальон, обойдя все роты и расспрашивая ротных командиров о состоянии их рот на занятиях. С этого дня великий князь ежедневно стал бывать в батальоне, приезжая обыкновенно в 10.30 утра, а иногда и раньше, и оставался до конца занятий. Во время перерыва великий князь очень часто приходил в помещение 3-й роты, где собирались у окна, выходящего на Миллионную, офицеры 3-й и 4-й рот, в которой я служил, и тут выявлялась вся простота, с которой держался великий князь в обращении с офицерами.

6-го декабря, в Николин день,[168] 1-й батальон праздновал свой батальонный праздник. В помещении роты его величества были собраны все 4 роты батальона, вскоре приехал великий князь и, обойдя роты, поздоровался и поздравил их с праздником. Вскоре раздалась команда великого князя: «Смирно!» – и появилась представительная фигура командира полка князя Оболенского, который, в свою очередь, поздоровался с батальоном и, поздравив с праздником, обошел роты в сопровождении великого князя. Начался молебен, после чего князь Оболенский провозгласил здравицу за державного вождя и шефа государя императора, государыню императрицу и августейшего именинника наследника цесаревича, после чего за командира 1-го батальона великого князя Сергея Александровича и за процветание 1-го батальона. Великий князь поднял здравицу за командира полка князя Оболенского.

По окончании тостов роты были разведены по своим помещениям, и тут в каждой роте, по провозглашении своих здравиц, нижним чинам предложен был улучшенный обед, а мы, офицеры, по приглашению фельдфебеля, отправились к нему, пили чай и закусывали.

Вечером у великого князя во дворце состоялся обед, на который были приглашены все офицеры 1-го батальона, женатые с женами. Великая княгиня Елизавета Федоровна[169] была очаровательна, она с таким вниманием со всеми разговаривала, так подкупала своей красотой, изяществом при удивительной скромности и простоте, что нельзя было на нее смотреть иначе, чем с восхищением.

Время до конца года прошло быстро. В декабре начались вечера и балы, я много выезжал, был на нескольких елках. У нас дома мы тоже зажгли маленькую елку, собрались близкие и родные.

Новый год встретили по-семейному, дома. На другой день мне предстояло заступить в караул в комендантское управление, таким образом, я провел первый день 1885 года в карауле. Комендант генерал-лейтенант Адельсон оказал мне большую любезность, пригласив меня к себе обедать. Его квартира находилась рядом с помещением караула, и начальники караула были в непосредственном ведении коменданта, то есть такого рода приглашение было возможно и не нарушало порядка. Но мне было очень неловко обедать в семейном кругу в караульной форме – смазных толстых сапогах, в пальто в рукава, с надетой поверх амуницией.

Январь и февраль месяцы до начала великого поста были полны выездами в свет. Я очень много выезжал, получая приглашения на балы и вечера. Но это нисколько не отражалось на службе, которая всегда у меня была на первом плане, я очень добросовестно служил и с полной охотой, так как, помимо сознаваемого долга, я чувствовал влечение к строевой службе, и когда пришли новобранцы, то я всей душой отдался обучению их, и каждый небольшой успех в деле их обучения меня радовал.

С некоторыми было очень трудно, бывали неразвитые, неловкие, неуклюжие. Учителя у меня были хорошо подготовлены, и потому мне легко было организовать правильное обучение новобранцев. Прежде всего, я приналег на гимнастику, которая отлично развивает мускулы и ловкость. Я сам был любитель гимнастики, потому мог служить хорошим примером. Все, что должны были проделать мои новобранцы, или, как их принято было называть, молодые солдаты, я всегда сам проделывал, и мой пример их воодушевлял.

Мне удалось их хорошо обучить, и это мне доставило большое удовлетворение, на смотру мои молодые солдаты не сконфузили меня, я получил благодарность командира полка.

20-го февраля я впервые был в карауле в Зимнем дворце с ротой его величества под начальством капитана Мартынова и с моим товарищем по корпусу Салтыковым. Дежурным по караулам был полковник Пенский, рундом поручик Пенхержевский.

Капитан Мартынов был одним из старейших офицеров полка, проделавший с полком русско-турецкую войну 1877–78 гг. Мартынов не был строевиком в полном смысле этого слова, он не отдавал службе все свое время, исполняя добросовестно то, что от него требовалось – и только, у него сложились некоторые привычки, от которых он не отставал, как холостой, был большим эгоистом, держался в полку весьма самостоятельно. Он ко мне сразу отнесся весьма доброжелательно, и у нас сложились очень хорошие, а затем и дружеские отношения, продолжавшиеся и по выходе его из полка. Он был назначен Могилевским губернатором и умер сенатором.

Роста он был высокого, так что его фигура подходила к роте его величества, состоявшей из людей исключительно высокого роста. Со всех концов России направлялись в Преображенский полк самые высокие из новобранцев. В музее полка хранился манекен самого высокого преображенца Лучкина, бывшего во время царствования Николая I тамбур-мажором[170] полка. Росту в нем было 3 аршина 6 вершков. В мое время был также прислан великан по фамилии Пысяк, в нем до трех аршин недоставало полвершка. Пысяк этот представлял собой неуклюжего парня, он почти не мог маршировать вследствие одутловатости туловища, и вся его красота была в росте. Его ставили за рост почетным часовым к дверям царской гостиной, царской ложи и т. п. Это был добродушный малый, чистый ребенок, и солдаты над ним потешались. Несколько лет спустя по увольнении его в запас за окончанием службы, я его случайно встретил в одном из кафе в Берлине, где его показывали как великана «aus Russland».[171] Одет он был почему-то в черкесский костюм. Оказалось, что какой-то антрепренер возит его по всем городам Европы. Я с ним поздоровался, и, к удивлению публики, он мне ответил по-солдатски: «Здравия желаю вашему высокоблагородию!»

Во 2-й роте были менее высокие люди, но все же левофланговый был росту не менее 2-х аршин 9-ти вершков. В 3-й роте были исключительно бородачи, а в 4-й роте, в которой я служил, люди были приблизительно моего роста, от 8-ми до 9-ти вершков свыше 2-х аршин.