Поступь молодого бога - Дмитрий Чайка

взял. Кто-то любит одеваться нарядно, кто-то любит вкусно пожрать, кто-то любит баб, а кто-то красивых мальчиков. И они все ни при чем оказались. Оставались только карты или кости. Ни к чему на разбой идти, если деньги потом под каким-нибудь дубом будут закопаны. Лихой человек сразу тратить начинает. Он ведь денег не жалеет, знает, что потом еще возьмет. Потому-то и выявили сначала всех, кто слишком много тратит, а потом всех, кто очень много проигрывает. А потом по одному их отработали.

— А как ты узнал, что он именно там будет в карты играть? — не унимался я.

— Так больше ведь негде, государь! — белозубо улыбнулся Тарис. — Я все игорные дома извел, только этот и оставил. Про него все знают, туда тайком даже эвпатриды и гильдейские купцы захаживают. А эти… как ты их называл еще… каталы… Они мне стучат. Кстати, а почему вместо «доносить» ты говоришь «стучать»? Никак я эту загадку не решу.

— Вот оно, значит, как, — потер я подбородок, оставив его вопрос без ответа. — Большую ты работу провел. А вот Хепа не оценил моей милости. Кстати, где он сейчас? В Храме Наказующей?

— Никак нет, государь, — помотал головой Тарис. — Госпожа, когда все нужные признания от него получила, решила не тянуть. Она на берегу моря сейчас. Она и все, кто в храме Немезиды служит.

— Для чего? — удивился я.

— Госпожа Кассандра кормит своих рыбок, — ответил Тарис, лицо которого исказила мимолетная гримаса отвращения. — А остальные подносят ей корм. Мне сказали, она начала с пальцев.

Глава 17

Год 13 от основания храма. Месяц второй, называемый Дивойо Омарио, богу Диво, дождь приносящему, посвященный. Февраль 1162 года до новой эры. Энгоми.

Цилли-Амат изрядно намучилась за последние месяцы. Ее тощий зад превратился в сплошную мозоль, а от одного запаха верблюда несчастную женщину уже начинало мутить. Она и не подозревала, что мир настолько огромен. Цилли лишь однажды побывала в эламских Сузах, и совершенно искренне считала, что это и есть край обитаемых земель. И что за ними живут рогатые гадюки и люди с песьими головами. Но вот, пройдя за месяц от Вавилона до Угарита, она поняла, что здесь, на берегу Великого моря, настоящий мир только начинается. А ведь она поначалу даже слышать не хотела о том, чтобы уехать из родного Вавилона. Настолько, что закатила своему мужу скандал, впервые в жизни. А он впервые в жизни показал, кто в доме хозяин. Раньше в подобном нужды не было, так договаривались. Кулли в тот раз оказался необыкновенно убедителен, а синяк у нее под глазом уже давно сошел.

Всему виной стала болезнь царя Мардук-апла-иддина, который после тринадцати лет царствования решил слечь, и никаких признаков скорого выздоровления не подавал. Царю чуть больше тридцати, но он харкает кровью, и чем дальше, тем хуже ему становится. В купеческих кругах циркулировал упорный слух, что жрецы и вельможи хотят отдать престол некоему Забабе-шум-иддину, а это прямой вызов грозному Шутруку, царю Элама. Ведь как-никак, еще живой царь приходится ему родным внуком, а его дети — правнуками. Видимо, вавилонских вельмож боги покарали безумием, раз они решили провернуть такое дело без ведома великого государя Востока. Шутрук-Наххунте I не без оснований считал, что цари Вавилона должны есть с его руки, как охотничьи собаки. Все это Цилли на пальцах объяснил ненаглядный муж, но, поскольку голос разума и здесь оказался бессилен, то ему пришлось привлечь на помощь все свое красноречие, что увенчалось полным успехом. За время дороги синяки сошли, а почтенная Цилли-Амат окончательно примирилась с тем, что покидает родину навсегда. Уехали из Вавилона даже ее братья с семьями, один из которых осел в арамейском Эмаре, а второй — в хеттском Каркемише. Там кризиса власти не наблюдалось, и купцов с капиталами привечали.

— Иштар, владычица небесная, помоги мне! — прошептала Цилли-Амат, увидев странное.

Их караван переправлялся через Оронт у пограничного городка Каркар, и неподалеку от него она увидела несколько высоченных колес. Они вращались течением, наливая воду в деревянные желоба, по которым бежали веселые ручейки. Привычные каналы тут тоже были, но Оронт — не Евфрат, здесь их куда меньше, чем в Вавилонии. Единственная река в этой части света густо обсижена деревушками, вокруг которых покрывались первой листвой груши и инжир. Народ здесь живет неплохо. Поля везде и стада баранов, которых пасут полуголые мальчишки. И беспокойства особенного у крестьян нет, их тут неплохо охраняют. Цилли дважды заметила конные патрули, шедшие на разведку в арамейские земли.

Второй раз она помянула богиню, когда увидела высоченные стены Угарита и акведук, который шел к ним со стороны гор.

— Кулли, а это что? — спросила она, так и не разгадав секрет каменной стрелы, идущей в сторону города.

— Это акведук, — охотно ответил ей муж. — Каменный желоб такой, по нему воду из горных ручьев в город подают. В Угарите тысяч десять народу живет, а вода там чистейшая. И даже баня там есть, как в Энгоми.

— Что такое баня? — подозрительно уставилась на него Цилли. — Дом с блудными девками, где ты наше серебро тратишь?

— Все тебе девки мерещатся! Моются там порядочные люди, — возвел очи к небесам Кулли, проклиная про себя проницательность жены. Нюх ее был подобен собачьему.

— Почему в доме помыться нельзя, в тазу, как все порядочные люди делают? — непонимающе посмотрела на него Цилли.

— Поймешь потом, — отрезал Кулли, — а когда котлет поешь в Энгоми, и вовсе про Вавилон думать перестанешь.

Тот вечер Цилли не забудет никогда. Целый бассейн с водой, в котором она поплескалась вволю, сменился парной, где ей чуть плохо не стало от нестерпимого жара. А потом ее зачем-то дубовыми ветками слегка побили, отчего тело почтенной купчихи погрузилось в легкую, приятную истому. Впрочем, Кулли, этот негодяй, окатил ее холодной водой, а потом снова потащил в парную, где ее опять побили ветками.

— Мне так хорошо еще никогда не было, — простонала Цилли-Амат, когда мучения ее, наконец, закончились, и она лежала на деревянном ложе, укутанная в льняную простынь. Холодное вино с медом и смолами она тянула через трубочку как пиво. Ей даже руку поднять было невмоготу.

— Мы тут немного пробудем, — сказал Кулли. — Я уже договорился с кораблем. Если боги будут к нам благосклонны,