Имя Кати - Павел Николаевич Губарев

Робот поднял с земли прутик и вручил его Кате.

— Нарисуй на земле закорючку. Через месяц по Москве будут ходить люди в майках с принтами этой закорючки. Через год откроем магазин в Милане — и на презентацию приедет Шейла Джонсон.

— Ух…

— И у неё в руках будет сумочка с нашим логотипом. Мы можем стать героями на целый день! На много дней подряд.

— Ты сможешь?

— Ты сомневаешься?

— Давай обратно на «вы», — сказала Катя.

— Как вы думаете, если я встречусь с кем-то из тех, кто ходит в тот клуб, который образовался благодаря встречам в библиотеке, и поговорю с ним или с ней, смогу ли я убедить, что носить такую майку можно и нужно? Ну хотя бы что это модно?

— Нет-нет… Стоп. Я не хочу. Это обман.

Робот нежно коснулся указательным пальцем Катиного подбородка и поднял её голову так, что Катя посмотрела ему в глаза.

— Вы сомневаетесь, что я смогу это сделать, не сказав ни одного лживого слова?

Катя не ответила.

— Стекольщик уже вставил новое стекло, — сказал робот. — В окно смотрит девочка лет семи. Она одета в белое — наверное, пришла заниматься балетом. Возможно, через несколько лет она станет известной танцовщицей. Вы когда-нибудь видели ноги балерины без пуантов? Ох, это сплошь мозоли, синяки, кровоподтёки. Люди делают с собой и с другими жестокие вещи ради денег и развлечений. Но в наших силах многое изменить. Мы можем начать с малого: с одежды, с фильмов и битадаптивов, а закончить масштабными улучшениями этого мира. То, что не могут делать политики, спелёнатые популизмом и конъюнктурой, могут делать незаметные, но влиятельные люди. Непубличные, но влиятельные властители, тайные мускулы общества. Люди, которые не просто сидят в своей квартирке и хотят добра этому миру, но и берут на себя труд что-то менять.

Робот сделал паузу, словно собирался с мыслями. Следующую фразу он произнёс будто через силу:

— Я знаю, что я страшная машина, Катерина. При этом мои силы можно обратить и во благо. И вы знаете, почему я сейчас это говорю: потому что я запрограммирован раскрывать потенциал своего владельца. Я могу приводить к вам людей. Мне всё равно, что вы будете с ними делать: вкручивать штопор в печень или консультировать за небольшую плату по выбору головного убора в этом сезоне. Или лоббировать новый закон, позволяющий разгрузить тюрьмы. Я не предам ваши мечты. Вопрос только: не предаёте ли вы ваши мечты?

— Звучит как безвкусный рекламный слоган. Пойдём, Ани уже беспокоится, наверное. Не бейте больше окна, пожалуйста.

— Так каков ответ?

— Не предаю, — Катя посмотрела на робота с вызовом. — Но тебе придётся постараться. Уж поверь, я такой человек, который идёт до конца. И не люблю, когда меня подводят.

Робот открыл массивную деревянную, крашенную в тёмно-красный входную дверь особняка и сделал приглашающий жест. Катя важно проследовала внутрь, робот зашёл за ней. Он заметил, что она довольно улыбается.

Ани взвесил монтировку в руке и замахнулся ей на Лёву.

— Не думаю, — сказал Лёва. — Ты в такой позе, что даже я легко собью тебя с ног. А он — и подавно.

— М-да, — сказал Ани. — А он будет отбиваться?

— Думаю, да. Он должен защищать Катю. Он её главное оружие. Он не может оставить её без себя.

— А, то есть без брата он может её оставить.

— Думаю, так. Робот не будет подвергать себя риску. Даже если при этом придётся нейтрализовать её близкого человека.

— «Нейтрализовать»…

— Наверняка он постарается тебя связать или оглушить, но не убивать.

— Спасибо, стало легче.

Ани вздохнул, сунул руки в карманы и огляделся. В их с Катей квартире хранилось несколько антикварных сигаретных пачек: плотные картонные коробки, золотистая фольга, приятно пахнущие бумажные цилиндрики с жёлтыми мягкими кусочками некоей губки на концах. Странные предметы из XX века. Кто-то и сейчас курит табак, но при помощи нагревателей и под надзором электроники, которая дозирует смолы и никотин, а также чуть ли не автоматически повышает стоимость медстраховки курильщика с каждой сигаретой. Когда-то же каждый мог купить за пару монет такую вот красивую пачку, поджечь сигарету и вдохнуть токсичный дым.

Красиво упакованный яд, смерть в коробочке. Люди были странными. Ани это вспомнил к тому, что особняк напоминал ему пачку сигарет изнутри: всё старое, благородное, приятно пахнущее — и смертельно опасное.

В прихожей в стену вбит толстый гвоздь, на нём — монтировка. Зачем? Может, и проигрыватель виниловых пластинок здесь с целью нехорошей и жуткой? Такой, которую Ани и представить не может.

Ани посмотрел на Лёву. Лёва был спокоен.

— Может, найти большой нож? — спросил Ани.

Лёва пожал плечами.

— Не в моих принципах кого-то отговаривать, — мирно сказал он.

Ани пошёл на кухню и стал с грохотом выдвигать ящики. Он нашёл большой нож для разделки мяса. Нож оказался тупым, и Ани стал искать точилку.

— А что в твоих принципах?

— Я стараюсь относиться ко всем с состраданием и благодарностью.

— И к роботу тоже? — Ани опустился на корточки и полез в один из кухонных шкафчиков.

— Роботов я не считаю за людей. Для меня он та же монтировка.

— Он тебя обманул сегодня.

— Он сделал это для Кати. Для меня он та же Катя, её часть.

— Но он опасная машина, ты согласен?

— Да.

— Получается, что Катя опасная машина.

— Ну…

— А, то есть так ты относишься к моей сестре?

— Я не то хотел сказать.

— Да я понимаю.

Ани вынырнул из-под столешницы, так ничего и найдя.

— Да вот она, точилка, — сказал Лёва. — Но как по мне…

— Слушай, а есть же профессиональные деактиваторы? Давай вызовем. Скажем, что робота нужно обезвредить. Ну они его и это… профессионально. Хотя нет… он же их перестреляет. Почему ты такой спокойный?

Лёва сидел, запрокинув голову, в крутящемся кресле, обитом красной кожей. Он неспешно поворачивался из стороны в сторону, разглядывая потолок.

— Я доверяю Кате, — сказал он.

— Ты её давно знаешь?

— Нет, но она успела украсть для меня пиджак.

— Да что за поколение такое пошло? Он ворует для неё кофе. Она ворует для него пиджаки. Она ворует робота. Робот ворует… вообще