Пирамида. Ленинградский альпинизм в четырех киносценариях - Григорий И. Сидько

Нижний тяжело обвисает на веревке, надсадно сипя и облизывая пересохшие губы.

Достав из кармана своей пуховки мятый серебристый пакетик из фольги, третий вынимает из него пару черносливин, одну из которых съедает сам, другую засовывает в рот нижнему. Потом начинает по очереди снимать с него карабины с крючьями и развешивает их на лямки своего рюкзака.

В двадцати метрах выше Андрея, под выступающим из стены, как потолок, карнизом, неудобно придерживаясь голыми руками на уровне груди и стоя носками галош на узкой, в полступни, обледенелой полочке, верхний — молодой человек со шрамом на узком лице — высматривает, изогнувшись и откинувшись от скалы, дальнейший путь наверх.

Внезапно ветер усиливается, и он, пережидая порыв, прижимается к скале, дрожа всем телом от холода. Потом нерешительно ставит правую ногу на выступ выше колена, но тут же убирает обратно.

После некоторых раздумий, подняв вверх руку без фаланг на двух пальцах, он берется за небольшую острую наклонную кромку над головой, предварительно вычистив из нее снег, снова пристраивает галошу на выступ и, подтягиваясь, одновременно привстает на ноге.

Идущие вниз веревки тянут его назад и, с трудом продолжая выпрямляться, он, опустив голову, зло и хрипло кричит:

— Свободнее!.. Свободнее!!..

Ветер мгновенно относит его крики в сторону и заглушает.

Андрей прислушивается к доносящимся сверху звукам, задирает голову, дает веревками небольшую волну.

Выругавшись, верхний отпускает левую руку, хватает веревки и тянет их за собой, продолжая с усилием разгибаться на ноге.

Затем, с большим трудом вытянув снизу еще пару метров впрок, он делает еще два осторожных шага вверх по скользким покатым крошечным выбоинам и, широко расперев ноги в два недалеко отстоящих друг от друга откола, оказывается под самым карнизом.

Осторожно, стараясь не потерять равновесия, пошарив красными немеющими руками в матерчатом кармане за спиной, он, на ощупь, извлекает оттуда большой швелерный крюк, вставляет в трещину между стенкой и карнизом, вытаскивает из проволочного гнезда на поясе привязанный на шнурке скальный молоток и начинает, неудобно изогнувшись, загонять крюк в трещину. После нескольких ударов, крюк начинает глухо стучать, наткнувшись на невидимое препятствие. Парень ударяет его несколько раз с боков, стараясь выбить обратно и, перебросив молоток за спину, рукой расшатывает выползший немного крюк, пытаясь вытащить его наружу. Однако тот основательно застрял в трещине.

Начиная нервничать, парень подцепляет его клювом молотка и несколько раз с силой дергает молоток за ручку. Неожиданно, со звоном, крюк вылетает и падает вниз. Слышно, как он несколько раз ударяется о скалы.

Правую руку парня сводит судорога. Он встряхивает ей несколько раз, потом дыханием отогревает окоченевшие пальцы.

Затекшие в непривычном положении ноги начинают дрожать. Взявшись руками за трещину, он, по очереди, переставляет их поудобнее.

Достав еще один крюк, уже потоньше, и отыскав более подходящее место, парень снова забивает его в трещину. На этот раз, с бутылочным звоном, крюк входит на всю длину. В его ухо он вщелкивает конец идущей от себя короткой веревки, затем вешает рядом свободный карабин, в который продевает одну из двух идущих снизу веревок.

В лицо ему, мешая смотреть, непрерывно сечет снег.

Он быстро забивает в метре рядом еще один крюк и прощелкивает в него вторую идущую снизу веревку. Затем осторожно нагружает крючья, внимательно следя за ними и, удостоверившись в надежности, повисает на них всем телом.

Размахивая потерявшими чувствительность руками, он трет их друг о друга, согревает дыханием, засовывает под мышки. После этого поочередно снимает галоши, выбивает попавший внутрь снег и растирает замерзшие пальцы ног.

Снова обув галоши, он вытаскивает из-за пояса веревочную ступеньку с титановой перемычкой, вешает ее на крюк, просовывает туда ногу и, уперевшись носком галоши в стену, а руками взявшись за край карниза, с чудовищным напряжением вытягивается во весь рост и выглядывает за край скалы — вверх уходит двадцатиметровая, покрытая коркой тонкого льда монолитная плита без трещин, оканчивающаяся серией нависающих друг над другом заиндевевших карнизов.

ПЛАТО КУЛИКАЛОН. ОЗЕРО. БЛИЖЕ К ВЕЧЕРУ.

Безмолвие.

Зеленые арчовые деревья и берега недвижного сонного озера укрыты слоем пушистого тающего снега. Замыкающая озеро подкова каменных осыпей растворяется в низком облаке, висящем ровным белым потолком над гладкой сине-голубой водой. Кажется, что вытянув вверх руку, до него можно дотронуться.

Крохотный, замкнутый со всех сторон мир. Оказавшись внутри него, можно с легкостью вообразить, что за его пределами уже ничего не существует…

На усыпанный мелкими камнями пляж бесшумно спускается появившаяся из тумана процессия.

Впереди идет Сергей. Позади него четыре человека несут махровые полотенца и теплую сухую одежду. Следом за ними движется Юлик с гитарой и все остальные. С серьезными, сосредоточенными лицами они выстраиваются на берегу озера, лицом к воде.

Эдик выступает вперед, немного прокашливается и берет ноту.

Эдик: Ля!

Эхо несколько раз повторяет ее.

Окружающие невольно прыскают со смеху, но тут же восстанавливают подобающие моменту строгие выражения лиц.

Эдик надевает очки, разворачивает листок с текстом, громко и торжественно читает:

— Друзья!..

Сегодня мы провожаем в последний путь нашего товарища, комсомольца — Сережу Борисовича… Исполнительный, ответственный работник, добрый и отзывчивый товарищ, Сережа Борисович неизменно вызывал к себе любовь и уважение всех, кому посчастливилось эти долгие годы жить и трудиться рядом с ним…

Отдавая дань его заслугам, нельзя, однако, не отметить, что Сереже Борисовичу (а соответственно и тем, кто близко знал его), всю эту долгую, насыщенную добрыми делами и поступками, жизнь сопутствовали всевозможные неудачи, несчастные случаи, а также погодные катаклизмы и землетрясения…

Желая положить конец и навсегда искоренить это досадное недоразумение, Сережа Борисович любезно согласился предоставить себя в качестве жертвы Богу Погоды, дабы воссияло солнце по всей земле отныне, и во веки веков. Аминь!..

Прощай же, друг!..

Поблагодарим Сережу Борисовича…

Окружающие начинают хлопать в ладоши, кричат "Молодец!","Боец!","Герой!" и просто орут во все горло.

Привлеченные необычным шумом, из туманного леса на высокий противоположный берег постепенно, друг за другом, выходят живущие поблизости временные обитатели плато. Появляются и девушки-туристки, в своих прозрачных накидках. Все они останавливаются небольшими группками среди мокрых от тающего снега деревьев и, улыбаясь, наблюдают за разворачивающимся перед ними действием.

Эдик: По нашей доброй традиции, Сереже Борисовичу предоставляется исключительное право заказать себе "отходную".

Сергей (поразмыслив): Ну… давайте что-нибудь такое… родное — про березки, про задумчивых тургеневских девушек…

Эдик: Юля, что-нибудь про девушек и березки. Задумчивое.

Юлик: Можно, — взяв несколько пробных аккордов, он проверяет, как настроена гитара, и ударяет по струнам.

Юлик: