'Москва' над Берлином - Борис Николаевич Масленников

«лавочкины», значит, если и встретится на нашем пути заблудившийся «фоккер» — ему не сдобровать. Так что возможность увидеть, что творится в небе Берлина, у нас имеется.　

А творится там настоящее воздушное сражение. Наверно, одно из последних сражений, поскольку еще оставшиеся у гитлеровцев считанные аэродромы блокированы нашими истребителями, а авиация противника, как, собственно, и все его войска, на грани разгрома. Но — на грани… Поэтому, огибая город с внешней стороны окружной железной дороги, мы с понятным волнением переводили свои взоры с одного участка берлинского неба на другой.　

Оно было заполнено самолетами. И бомбардировщиками. И штурмовиками. И, больше всего, истребителями. И нашими, и фашистскими — где какие — сразу их в столпотворении и не разберешь.　

В самом низу на бреющем полете проносились, прокладывая путь нашим, штурмующим центральные районы Берлина войскам, штурмовики Ил-2. В мареве пыли, копоти, дыма, сгустившемся у земли, видны были мелькающие огоньки раскаленных газов у вытянутых вдоль двигателей штурмовиков выхлопных патрубков.　

Из-под нижней кромки облаков наносили бомбовые удары по противнику звенья Пе-2 — и с горизонтального полета, и с пикировки. Сброшенные ими и штурмовиками бомбы, вкупе с «катюшинскими» реактивными снарядами, перемалывали Берлин в развалины, сеяли всюду разрушения, пожары, смерть. Берлинцы, пожалуй, заслуженно испытывают на себе невзгоды затеянной правителями нацистской Германии войны. В свое время летчики из люфтваффе причиняли все это жителям многих тысяч городов и сел нашей страны и Европы. Это — справедливое возмездие.　

Занимая все пространство над Берлином, замысловатыми молниями проносятся истребители. Весь обозримый кругозор пересекают пунктиры пулеметных и пушечных трасс. Оранжево-красных — немецких, зеленых — наших. То там, то здесь вдруг какая-то трасса оборвется — прямое попадание в самолет — и горящий факел, волоча за собой шлейф черного дыма, устремляется к земле. Иногда над факелом — парашют и маленькая фигурка под ним. А иногда — только факел. А вот, вдалеке — подбитая «пешка», Пе-2, тоже пылающим факелом рушится вниз. Рушится, оставляя позади и выше себя, три, ступеньками выстроенных, раскрытых парашюта. Хоть бы уцелели ребята…

Переключаем СПУ на командную радиостанцию; интересно, что за разговоры ведутся в эфире боевого берлинского неба?　

А там слышится голос войны: смесь короткой, четкой, как тататаканье самолетной пушки, речи и наивно-ребяческих — воевали-то молодые — фраз, непечатных ругательств, которые, очевидно, воспринимались не как грязное сквернословие, а как одно из проявлений душевной напряженности человека в сложнейших — на грани жизни и смерти — обстоятельствах.　

«Бей!», «Еще один заход!», «Делай, как я!», «Прикрой хвост!», «Горишь, Иван!», «Справа огонь!», «Прыгай!», «Вот тебе, гад проклятый!», «А… не хочешь!», «Так твою!..», «Прощайте, ребята…», «Что ты, дурак, делаешь?!», «Мама, милая…» — вот такого порядка набор слов и фраз услышали мы в наушниках своих шлемофонов. И произносили их те ребята, которые вот сейчас, на наших глазах, на тех самолетах, которые мы видим, — бомбардировщиках, штурмовиках, истребителях, в сложнейших условиях ведут бой.　

Вдруг в наушниках наших шлемофонов прозвучал вызов-зуммер, а затем в них раздался приподнято-четкий голос стрелка-радиста Леши Тихонова: «Командир! Радиограмма Салову — и нас касается: «Леопард 101 (позывной Салова). Командующий благодарит за отлично выполненное задание в результате дерзкого налета!»　

Я смотрю на своего Ивана. А тот, повернувшись ко мне расплывшимся в широкой улыбке лицом, — ай да мы! — торжествующе потрясал высоко поднятой правой рукой с оттопыренным вверх большим пальцем. Затем, сразу посерьезнев, задумчиво произнес почему-то на родном украинском: «Що ж… воно, мабуть, так и було…»　

…Это был последний боевой вылет полка в Великой Отечественной войне.　

Экипаж машины боевой, на борту которой надпись «За Петра Первушина!», после последней бомбардировки Берлина (слева направо): моторист Гребенщиков, техник звена Кривобородов, штурман Чуверов, пилот Салов, стрелок-радист Климас, воздушный стрелок Муравьев, техник самолета Кулаков, механик Федотов

Правда, мы сидели целыми днями в готовности к вылету № 1 до майских праздников. 1 мая боевая готовность была снята. А потом — опять готовность № 1. И так — до победной даты 9 мая 1945 года.　

Наше сидение в состоянии неопределенного ожидания — вылет-то будет или «отбой» дадут?! — скрашивал поток волнующих фронтовых известий, в основном — о предсказуемых событиях.　

Среди множества таких известий о победоносном наступлении трех Белорусских и четырех Украинских фронтов в полосе от Балтийского до Черного морей, протяженностью более чем полторы тысячи километров, особо будоражили наши умы и души те, что свидетельствовали о скором завершении войны. Это — сообщение о том, что 25 апреля в 13 часов 30 минут — как раз тогда, когда наши Ту-2 обрушили мощный бомбовый удар по центру Берлина — в самой середине Германии, в районе города Торгау на реке Эльба войска Красной Армии встретились с союзными нам американскими войсками, что означало разрыв фронта фашистских войск. И о том, что 30 апреля Знамя Победы было водружено на куполе рейхстага, и, как логическое продолжение этого события, весть о том, что 2 мая наши войска полностью овладели Берлином.　

Эти события явно предвещали крах гитлеровского вермахта в ближайшие дни, были предвестниками нашей Победы. Но — лишь предвестниками. А мы нетерпеливо ожидали самой Победы, известия о ней. Известия, выстраданного четырьмя годами тяжелейшей войны. Известия, содержанием которого был насыщен майский 1945 года воздух планеты.　

Но, как всегда, то, что тревожно-нетерпеливо ожидается, приходит вдруг, как гром среди ясного неба, ошеломительно, нежданно-негаданно. Оно, известие о Победе, пришло к нам 9 мая, задолго до официального сообщения о капитуляции фашистских вооруженных сил. Пришло через дневальных, вестовых, различного уровня дежурных, по той системе фронтовой связи, что называлась «солдатским телеграфом», и которая, как правило, опережала официальные сообщения, распоряжения и приказы вышестоящих инстанций.　

Как мы встретили это знаменательное известие — словами передать невозможно…　

Такими событиями закончилась для нас Великая Отечественная война.　

1985–1988 гг.,

г. Новосибирск

РОЗЫ И ТЕРНИИ АЛЕКСЕЯ САЛЬНИКОВА

«На войне — как в игре:

надо, чтобы везло».　

Ю. Белаш

«Колеса фортуны»

Такая вот предыстория…

На первой — после более чем тридцатилетней разлуки — встрече с однополчанами по случаю 35-летия Победы, среди до боли в сердце знакомых фронтовых друзей-товарищей, довелось мне увидать совершенно неизвестных — тоже, оказывается, однополчан. И — неудивительно: полковое братство притягивало к себе и тех, кто в полку воевал до меня, и тех, кто служил в его составе после того, как я покинул полк.　

Среди этих неизвестных мне однополчан был и