Сыграем в любовь? - Шарлотта У. Фарнсуорт

и так очень страшно ночевать дома одной, – не хочу пугать ее еще больше своим внезапным появлением.

Спустя пару секунд дверь открывается. Стоит маме меня увидеть, ее взгляд становится не таким тревожным.

– Дрю!

Я заставляю себя улыбнуться:

– Привет, мам.

Она подходит ближе и крепко меня обнимает. Ростом мама едва достает мне до плеча. По какой-то шутке генетики я даже выше отца.

– Во сколько ты выехал? – первым делом спрашивает она и по-матерински осматривает меня с ног до головы.

– Рано. Не мог уснуть. Решил, что лучше поеду домой – сможем вместе отправиться в больницу.

Стоит мне произнести слово «больница», как на лице мамы вновь появляется тревога.

– Тебе еще что-нибудь сообщили? – спрашиваю я.

Она качает головой:

– Они позвонят, только если состояние твоего отца изменится. Поэтому хорошо, что новостей нет.

Неведение тоже не слишком успокаивает. Однако маме это точно не стоит говорить. Поэтому я просто захожу в прихожую, продолжая улыбаться.

– Посетителей принимают с девяти?

– Да.

– Хорошо. Тогда я пойду в душ.

Мама кивает:

– Ты проголодался?

– Не особо.

– Поняла. Я все равно что-нибудь приготовлю – на всякий случай, – улыбается мама.

– Хорошо, – говорю я и направляюсь к лестнице.

– Дрю?

– Да?

Я смотрю на маму – она стоит там же, где и раньше.

– Спасибо, что приехал.

– Мам, ты чего! Не за что.

Мама улыбается, коротко кивает, а затем идет на кухню. Я же стою не двигаясь и смотрю ей вслед.

Я не выбираю, где мне играть. Изначально меня взяли во Флориду, а через пару лет перенаправили в Сиэтл. Мне повезло – с тех пор я никуда не переезжал. В Сиэтле мне все нравится: и сам город, и команда. Вот только он далеко от близких мне людей.

Постояв как столб еще пару секунд, я направляюсь наверх.

Я предлагал купить родителям дом ближе к Сиэтлу, однако они всегда отказывались: просили не тратить зря деньги и настаивали, что, приезжая ко мне в гости, лучше уж снимут жилье или просто побудут у меня. Да и вся их жизнь здесь – друзья, знакомые места.

В детской я всегда испытываю некое странное чувство – будто переместился в прошлое. Подписанные папки с моими сочинениями из старшей школы. Кофта команды моего колледжа в рамке на стене. Конструкторы LEGO, которые собирал в детстве.

Я бросаю сумку на кровать, открываю ее – и тут же понимаю, что почти все вещи в ней грязные. Я покидаю комнату и подхожу к перилам, которые ограждают площадку рядом с лестницей.

– Мам?

– Да? – кричит она в ответ.

– Можно я закину вещи в стирку?

– Конечно, – отвечает мама.

Она удивлена – это очевидно, хотя она почти на другом конце дома. Ведь там, где я намеревался жить всю неделю, – в доме в Порт-Хэвене – есть и стиральная машина, и сушильный шкаф. В «Сосновом бору» не было ни того, ни другого. Ну, по крайней мере, я не спрашивал.

Я тяну сумку по коридору и открываю дверцу, за которой стоят стиральная машина и сушилка. Достаю футболки и плавки и комом пихаю их внутрь. Беру спортивные штаны – и тут что-то выпадает из кармана. Я наклоняюсь, чтобы поднять предмет, и замираю. Это салфетка с узором из лобстеров. Я помню, как запихнул ее в карман и все, что было после.

Салфетку надо бы выкинуть, однако я кладу ее в наружное отделение сумки. Затем достаю остатки грязной одежды и запускаю стирку.

Помывшись и переодевшись в чистое, я направляюсь вниз. Из кухни доносится аромат яичницы с беконом. Несмотря на тревогу, живот у меня начинает урчать. Я захожу на кухню; мама стоит у плиты.

– Порошок нашел? Все нормально? – спрашивает она.

Я утаскиваю с тарелки ломтик бекона.

– Мам, я умею стирать.

– Что-то непохоже! Приехал с целой кучей грязного белья, прям как из колледжа! Боюсь спросить, в каком состоянии дом на Эшленд-авеню.

Я закатываю глаза:

– Я там прибрался перед тем, как уехать. На прошлых выходных.

– На прошлых выходных?

– Ага.

– И где ты провел неделю?

– На озере Полсон.

– На озере Полсон? И чем ты там занимался?

– Праздновал свадьбу Амелии Уильямс. Церемония была прошлым вечером – тот самый «концерт».

– Амелия Уильямс… это дочка Пола и Франчески?

– Да.

– Как вообще вышло, что тебя позвали?

– Случайно встретился с Харпер в Порт-Хэвене. Они так и не продали свой дом, знаешь?

– Знаю, – кивает мама.

– Ну, мы пообщались, рассказали друг другу, как жизнь. Харпер упомянула свадьбу и то, что пары у нее нет, так что я… предложил ей свою компанию.

– О, правда? – мама хитро улыбается. Я очень рад, что она отвлеклась от переживаний, но чувствую: сейчас меня начнут поддразнивать. – Ты был по уши влюблен в эту девочку.

– А вот и нет! – машинально отпираюсь я. И лгу. Не просто был – влюблен по сию пору. И по самые уши!

– Как скажешь, милый, – отвечает мама, и ее улыбка становится шире.

– В общем, поэтому я и не стирал вещи. Возможно, на турбазе и была стиральная машина, но одежды у меня было много, так что до сегодняшнего дня это меня особо не волновало.

– А как прошла свадьба?

– Хорошо. Муж Амелии, Тео, – классный парень. Да и отмечали мы прямо на берегу озера. Там красиво.

– А Харпер?

Я беру еще ломтик бекона.

– В смысле?

– Она красивая?

– Мам…

– Я не видела ее с тех пор, как ей было семнадцать. Мне правда интересно.

Я жую и глотаю бекон. Будто, если я помедлю с ответом, что-то изменится.

– Ага. Она красивая.

– Вы еще увидитесь?

– Вряд ли.

Горечь правды напрочь портит вкус хрустящего мяса.

– Почему?

– В смысле почему? Мам, я живу в Сиэтле, а она – в Нью-Йорке. Нам будет… сложно. У нас не было ничего серьезного. Так, поразвлекались недельку.

– Хм-м, – протягивает мама. – Обычно ты мне о своих развлечениях не рассказываешь!

– Боже, – простанываю я. – Забудь.

Глаза мамы лукаво поблескивают. Она выключает плиту и кладет на уже начатую мною тарелку бекона яичницу.

– Ладно, молчу-молчу. Только добавлю одно: когда речь идет о любви, удобство не главное.

Завтрак проходит спокойно и непринужденно. Мама рассказывает мне, что произошло за несколько недель с моего последнего визита. О том, как они с папой побывали на открытии галереи, о турнире по гольфу, где отец принимал участие.

Когда мы забираемся в машину и отправляемся в больницу, вновь начинаем переживать. Я сижу за рулем и краем глаза вижу, как мама теребит руки. Ее тревога аж физически ощущается в салоне автомобиля.

Мы добираемся до места, и тут