Коктейль для Барби - Штеффи Вольф

Я делаю еще один глоток и снова смотрю на Роланда, а он на меня. В свете свечи его темно-зеленые глаза кажутся еще красивее. И руки тоже. Я сразу влюбляюсь. Мы расплачиваемся и идем в порт. Какая красота! Весь город в огнях! Невероятная романтика! Мы подходим к воде и любуемся красивым видом. Роланд кладет руку мне на плечо. Он как раз на две головы выше меня. Это добрый знак. У дезодоранта, которым он пользуется, очень приятный запах. Должно быть, это «Сафари» фирмы «Ральф Лорен».

— Я так хочу снова быть счастливым, — тихо говорит Роланд. Потом он целует меня.

Никогда не забуду этого первого поцелуя. Никогда не забуду его мягкие губы и это счастье, которое я чувствовала каждой клеточкой. И его немного колючие щеки, потому что последний раз он брился прошлым утром. Вода переливается в лучах луны. Впереди — залитая светом дорогая яхта «Леди Мора». Запах морской воды, запах отпуска и окрыляющего счастья.

Мы садимся на один из камней, и Роланд рассказывает о своем браке. Конечно, лучше всегда выслушать обе стороны, но то, что я узнаю от Роланда, просто ужасно. Думаю, ему действительно нелегко. Жена вечно чем-то недовольна, постоянно в депрессии, хотя для этого нет никакого повода, напрочь лишена чувства юмора.

— Я боюсь, наступления выходных, — рассказывает Роланд, — в пятницу специально засиживаюсь на работе, не хочу сразу идти домой. Чем возвращаться туда, так лучше сразу повеситься. В понедельник утром я всегда прихожу в офис усталый и измотанный.

Ночь проходит в разговорах. В одном баре мы покупаем белого вина, кстати, стаканы мы уносим с собой, потом сидим на молу и с восхищением смотрим на воду. Роланд говорит:

— Я хочу быть с тобой!

— Но мы ведь совсем не знаем друг друга, — говорю я. Нельзя, же совсем терять голову. Но признаюсь, я еще, ни к одному человеку не питала таких глубоких чувств. Сама не понимаю, что со мной происходит. Мариус так далеко.

Роланд кладет руку мне на талию.

— Пойдем в клуб, — говорит он, — уже светает.

Мы не ложимся спать, просто мы очень взволнованы и влюблены. Так сильно влюблены, что даже не можем думать о сексе. Мы говорим, говорим и говорим. Если бы кто-нибудь еще пару дней назад сказал мне, что я буду доверять господину Дункелю самые сокровенные мысли, я бы сочла его невменяемым. Говорить с ним — это такое счастье. Я вдруг даже начинаю проявлять интерес к парусному спорту, и он с удовольствием посвящает меня во все подробности своего любимого дела. Я даже узнаю, что такое шкот и как к нему крепится генуэзский парус. Еще я поняла, где у корабля киль (это основание судна), где бушприт (но я, к сожалению, тут же забыла, что это такое) и зачем нужны кранцы (они похожи на резиновые мячи, которые прикрепляются к бортовому лееру, чтобы, причаливая, не задеть другое судно). Меня так окрыляют эти знания, что я готова не медля ни секунды отправиться с Роландом в море. Несколько лет назад я прочитала книгу «В кругосветное путешествие на всех парусах!», и мне тогда еще безумно понравилось, что герой и его девушка решили плыть туда, куда им укажет ветер. Только вот потом, кажется, у них там что-то не сложилось, но я даже не хочу сейчас об этом думать.

Следующие дни — просто рай на земле. Мы часто выходим в море и «смотрим на все совсем другими глазами, это не автомобиль напрокат взять!» (так было написано в одном рекламном проспекте). И говорим о разных приятных вещах, в том числе о том, как нам жить дальше.

— Ты можешь переехать ко мне в Гамбург? — спрашивает Роланд уже в сотый раз. Собственно, я, конечно, могла бы переехать в Гамбург. Из Берлина в Гамбург даже быстрее. — Тогда давай не будем оттягивать, — решает Роланд, — зачем ждать? Я хочу всегда быть с тобой!

Да, и я с ним тоже. Могу я хоть раз в жизни побыть безрассудной и принять поспешное решение, не думая о завтрашнем дне. Голос моего разума говорит, что я всегда так и делаю, но я лучше притворюсь, что ничего не слышала.

Потом наступает последний день нашего отпуска. Мы сидим в какой-то прострации, прижавшись, друг к другу и надеясь, что этот день не закончится никогда. Но так не бывает, вечером я полечу во Франкфурт, а Роланд в Гамбург. В аэропорту мы выпиваем по джин-тонику, лучше я не буду ничего говорить, а то еще расплачусь. Сначала самолет у Роланда. Мы обнимаемся. Как все трагично! У меня какое-то мрачное предчувствие.

Роланд улетел, и я ощущаю страшную пустоту. Я плачу и просто не могу остановиться.

17.

Геро встречает меня в аэропорту. Мы выходим на улицу, и я снова начинаю рыдать.

— О господи! — говорит Геро, которого ужасно смущают мои слезы. — Ну, что с тобой, солнце? Поехали сначала домой!

Тут я вспоминаю, что у меня больше нет дома. Хотя мне и сейчас ужасно грустно, что Роланд не со мной, я снова думаю о Мариусе.

— От Мариуса есть новости? — спрашиваю я Геро.

Он кивает.

— Я вообще-то хотел сказать тебе, когда мы приедем домой, — мямлит Геро, — но лучше тебе узнать прямо сейчас. У Мариуса новая подружка.

Я, наверное, ослышалась.

— Что ты сказал? — кричу я. — Как такое может быть?

— Ну, что тут скажешь, — говорит Геро. — В какой-то момент мы знакомимся с людьми, с которыми потом идем вместе по жизни. Скорее всего, у Мариуса как раз такой случай.

Геро иногда просто невозможен.

— Мне так не кажется, — ворчу я. — Да как он смел?

Геро пожимает плечами:

— Мариус как-то очень изменился. На прошлой неделе он был у меня и принес твои вещи. Если бы я не знал, что он традиционной ориентации, я бы поклялся, что он голубой. Он превратился в какого-то нытика. Потом он еще сказал, что это даже лучше, что вы расстались. Мол, ты стала другой, отдалилась от него, не помогала по хозяйству.

Я перебиваю Геро:

— Скажи на милость, как это я должна была заниматься хозяйством, если большую часть времени проводила в Берлине!

— Он тогда еще сказал, что ты никогда не мыла раковину, и не вынимала волосы из ванны, и не гладила, как следует его рубашки.

— В последнее время Мариус часто устраивал мне такие сцены, — рассуждаю я. — Ну и что она из себя представляет?

— У-у, — говорит Геро, — пренеприятная особа, маньячка здорового образа жизни, она еще лечилась у Мариуса от клаустрофобии. Ее зовут Урсула.

Урсула. Урсула. Вероятно, да нет, что там вероятно, совершенно точно Мариус ласково называет ее Уши. «Уши, давай сделаем клецки, ты как?» — «Что ты, Мариус, это такая нездоровая пища! Лучше я приготовлю тофу с неочищенным рисом и кунжутом. Клецки — яд для пищеварительной системы и для всего организма».