Шерлок Холмс. Его прощальный поклон - Артур Конан Дойль

сложенный, раздавшийся в ширину, – говорил медленно, внушительным тоном, что в основном и способствовало его политической карьере.

Фон Борк презрительно рассмеялся:

– Втереть очки этим англичашкам немудрено. Народец бесхитростный, податливый – просто на редкость.

– Право, не знаю, – раздумчиво отозвался секретарь. – Они блюдут неочевидные границы, и следует научиться эти рамки не преступать. На вид они простодушны, однако на это простодушие иностранцы и ловятся. Поначалу кажется: готовы на любые уступки, но потом внезапно натыкаешься на полную непреклонность и понимаешь, что черта проведена бесповоротно, остается только мириться с данностью. У этих островитян, к примеру, принято чтить условности, которые никак нельзя обойти.

– Вы имеете в виду «быть в хорошей форме», «соблюдать правила игры» и все такое прочее? – Фон Борк страдальчески вздохнул.

– Да, британские предрассудки и условности в самых затейливых проявлениях. Сошлюсь на один из собственных самых ужасных провалов: я могу позволить себе говорить о своих осечках, поскольку вы вполне осведомлены о моей работе и способны оценить успехи. Произошло это во время моего первого приезда сюда. Меня пригласили провести уик-энд в загородном доме одного министра. Разговоры велись чрезвычайно неосторожные.

Фон Борк кивнул и коротко заметил:

– Я там был.

– Именно. Так вот, я, разумеется, направил резюме беседы в Берлин. К несчастью, в подобного рода делах наш дражайший канцлер порой ведет себя довольно неуклюже: из его случайной обмолвки стало ясно, что ему известно о тех беседах. След, разумеется, привел ко мне. Вам трудно представить, во что это для меня обошлось. Доброжелательности наших британских хозяев как не бывало, можете мне поверить. Мне потребовалось два года, чтобы хоть как-то это загладить. Но вы, изображая спортсмена…

– Нет-нет, тут совсем другое. Изображать – значит подделываться. А мне это не нужно: я прирожденный спортсмен, чем и наслаждаюсь.

– Что ж, тем убедительнее. Вы принимаете участие в парусных гонках. Охотитесь в компании, играете в поло, не пропускаете ни одного состязания, ваша четверка лошадей выигрывает приз в «Олимпии». Я даже слышал, что вы боксируете с молодыми офицерами. И что в результате? Никто не принимает вас всерьез. Вы «рубаха-парень», «вполне приличный для немца», – выпивоха, завсегдатай ночных клубов, залихватский щеголь. А между тем этот загородный дом – источник половины проблем королевства, а его хозяин-спортсмен – самый опытный агент секретной службы в Европе. Вы гений, мой дорогой фон Борк, настоящий гений!

– Вы льстите мне, барон. Однако я со всей определенностью могу утверждать, что не потратил даром те четыре года, что пробыл в этой стране. Я еще не показывал вам свою небольшую коллекцию. Вы не против зайти на минутку в дом?

В кабинет можно было попасть прямо с террасы. Фон Борк толкнул дверь и, ведя за собой гостя, щелкнул электрическим выключателем. Потом прикрыл дверь за грузной фигурой секретаря и тщательно задернул тяжелую штору перед решетчатым окном. И только приняв все эти меры предосторожности и убедившись в их действенности, он повернул к гостю загорелое лицо с орлиным носом.

– Здесь не весь мой архив, – сообщил он. – Вчера моя жена с домочадцами отправилась во Флиссинген и забрала не слишком важные бумаги с собой. Разумеется, я должен просить посольство взять остальные на сохранение.

– Все уже тщательно подготовлено. Ваше имя внесено в особый список. Вам с вашим архивом открыт зеленый свет. Конечно, не исключено, что уезжать нам не придется. Англия может бросить Францию на произвол судьбы. Мы уверены, что между ними нет никакого обязывающего соглашения.

– А с Бельгией? – спросил фон Борк, со всем вниманием ожидая ответа.

– Да, и с Бельгией тоже.

Фон Борк покачал головой:

– Вряд ли с Бельгией пройдет этот номер. Договор определенно существует. Если Англия останется в стороне, ей конец – полный и окончательный. Она никогда не оправится после такого унижения.

– Но, по крайней мере, Англия пока может не вступать в войну.

– А как быть с ее честью?

– Оставьте, сударь: мы живем в век утилитаризма. Честь – понятие средневековое. Кроме того, Англия к войне не готова. Трудно даже вообразить: мы приняли особый военный налог в пятьдесят миллионов, который обнаружил наши цели с такой же ясностью, как если бы мы поместили рекламу на первой странице «Таймс», однако и это не пробудило англичан от спячки. То и дело они задают вопросы. Моя задача – подыскать ответ. Там и сям возникает и недовольство. Мое дело – его успокоить. Но уверяю вас: что касается основы основ – накопления оружия и взрывчатых веществ, подготовки защиты от подводных лодок – ничего не сделано. Как же Англия сумеет вступить в войну, особенно если учесть, что в Ирландии мы развязали гражданскую междоусобицу? Заварили там дьявольскую кашу, выпустили на волю фурий, бьющих стекла, и так далее – лишь бы англичане сосредоточились только на внутренних интересах.

– Но должна же Англия думать о своем будущем.

– А вот это другой вопрос. Полагаю, что в будущем относительно Англии у нас появятся вполне определенные планы, и тогда ваши сведения окажутся для нас жизненно важными. Мистер Джон Буль выступит либо сегодня, либо завтра. Если сегодня, мы в полной готовности. Если завтра, то наша готовность еще более возрастет. Полагаю, с их стороны благоразумней сражаться вместе с союзниками, нежели в одиночку. Но решать предстоит им самим. Эта неделя определит судьбу страны. Впрочем, вернемся от рассуждений к Real-politik. Вы упомянули о своем архиве.

Барон опустился в кресло, попыхивая сигарой. Он наблюдал за действиями своего товарища; на его широкой лысине играли отблески света.

В дальнем углу просторной, обшитой дубовыми панелями комнаты, стены которой были заставлены книжными стеллажами, виднелся занавес. За ним обнаружился объемистый, окованный медью сейф. Фон Борк снял с цепочки от часов ключик и, изрядно повозившись с замком, распахнул тяжелую дверцу.

– Вот! – произнес он, отступив в сторону и торжествующе взмахнув рукой.

Свет ярко озарил внутренность сейфа, и секретарь посольства с живейшим интересом вперил взгляд в ряды отделений, туго набитых бумагами. Каждое отделение имело свой ярлычок, и, скользя по ним глазами, секретарь читал длинный список названий – таких как «Броды», «Охрана портов», «Аэропланы», «Ирландия», «Египет», «Укрепления Портсмута», «Ла-Манш», «Росайт» и десятки других. Все отделения были набиты документами, чертежами и планами.

– Потрясающе! – воскликнул секретарь. Отложив сигару, он тихонько похлопал пухлыми ладонями.

– И все это за четыре года, барон. Совсем неплохо для запойного сельского сквайра, не вылезающего из седла. Но моя коллекция вот-вот должна пополниться главной жемчужиной, и место для нее уже приготовлено.

Фон Борк указал на отделение, обозначенное как «Морские сигналы».

– Однако у вас там уже накоплено солидное