Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина

моей женственности, нежности и благоразумия. С ней справиться оказалось гораздо проще. С ней не было вообще проблем! Уперевшись своей задницей и поясницей в край рабочего стола и перекрестив руки на груди, я тихо, почти баюкающим голосом, не отводя глаз от суетящейся и стесняющейся собственных слов женщины, четко, словно провоцируя, произнесла:

«Я просто очень секс люблю! Такой здоровый интерес, приносящий довольно-таки неплохой куш! Хобби, превратившееся в работу с огромным наслаждением. Люблю, мамуля, то, что людям за их денежки дарю!»…

— Как дела, ребенок? — папа странно выгибает шею, пытаясь заглянуть в мои глаза. — Ты здесь, со мной, Антония? Ку-ку?

— Отлично, — зеркальным жестом своей шеи отвечаю, а после привстаю и трогаю губами мужскую теплую щетинистую щеку. — Папочка, я тебя люблю.

— Ния-Ния, это что-то подкупающее? — он щурится, как довольный кот, и медленно откидывается на спинку стула. — Цыпа, ты пользуешься своим совершеннолетием и положением свободной женщины? Где живешь? Что за тайны? У тебя все нормально?

— Это выражение моих чувств любимому отцу. Подкупом не считается. Папочка, у меня действительно все хорошо. Пока подыскиваю квартиру, периодически живу у девочки, с которой ты не знаком. Ну, извини, пожалуйста. Я ведь бываю дома…

— Мы не пересекаемся с тобой. Сегодня, например, что? Есть слабый шанс, что я увижу свою девочку за ужином?

— Есть планы. Извини.

— Планы и тотальный отказ. Не нравлюсь, что ли?

— А ты подкатываешь? Я же твоя родная дочь.

— Говорю, что деловая и крайне привередливая! Эх было раньше время… Ладно. Все, стоп! Проехали, — отец вдруг поднимает руку и резко опускает, хлопая ладонью по столу. — Это же не допрос, в конце концов, а просто встреча и пространные разговоры о том о сем. А мне достаточно того, что у тебя все хорошо. Что с деньгами? Помочь? Как твое дело? Ощутимый выхлоп есть? Между прочим, пригласительные я раздал?

— Тебя не повязали за рекламу? — беру его за руку и слегка сжимаю. — Согрелся?

— Да, согрелся. И, слава Богу, не повязали. Повода-то нет, к тому же я был очень осторожен. На тех карточках указан адрес этого магазина и его название, о владельце ведь ни одного словечка. Поэтому, какая тут реклама и какая моя в том личная заинтересованность? Я просто выступил курьером, оказал услугу очень милой девочке.

— Спасибо! А можно я еще разочек поцелую?

— Целуй! — и подставляет щеку.

Мой мировой отец!

— Так, как твои успехи, деловая девушка? Смотрю, штат увеличен на одного реального человека. М?

— Бюджет не превышала, все в рамках правил и устава.

— Ну да, ну да…

Похоже, весть о трудоустроенном Петруччио уже облетела шар земной и достигла небольших по внешнему виду ушей моего папы.

— Девчонки не ругаются?

Из-за чего? Из-за Велихова и его отсутствующего внимания к ним? Откровенно говоря, делить там особо нечего. И Петька, надо бы должное ему отдать, не проявляет интерес к флиртующим с ним продавщицам, а я намеренно держу дистанцию между начальником и подчиненным здесь, на нашем общем рабочем месте в то время, когда он качественно — чего уж тут душой кривить — исполняет возложенные на него обязанности, и между владельцем помещения и жалким квартиросъемщиком и оккупантом спального места в одном лице там, в его мужской, скупой на хоть бы мизерный декор, квартире.

— Фи! Это жалкий и даже унижающий нас, женщин, мизогинический стереотип.

— Умные слова пошли? Ния, остановись, пожалуйста, или смени словарь. Я никогда не выступал в роли женоненавистника. Скорее, наоборот…

— Если чисто женский коллектив, пап, то обязательно жди склок и драк на татами, заполненных шоколадной грязью?

— М-м-м! Тебя, похоже, понесло? Извини тогда и не обижайся, сама на правду напросилась. А какое аппетитное описание ты, цыпочка, сейчас подогнала! Хм, знаешь, на последнее я бы с превеликим удовольствием посмотрел, — он хмыкает, подмигивает, а затем довольно быстро становится серьезным. — Итак? Справляешься? Доложи-ка о делах соучредителю твоего шоколадного сокровища!

Он всего лишь поручитель! Папа определенно что-то путает. Мой кредит и его гарантии перед финансовым учреждением в моей состоятельности и серьезности — это все, что вместе держит нас в этом сладком предприятии. Его важных подписей ни на одном ином документе в этом деле больше нет. Но если я вдруг неблагонадежно себя поведу, не выплатив процент на погашение, вот тогда жди беды. Но с этим у меня — тьфу-тьфу — все хорошо. Я очень исполнительный клиент…

— За десять дней покрыли полный месяц с небольшим. Я считаю, что это определенный успех. Спасибо-спасибо, — пищу и, обхватив его щеки, поцелуем прикасаюсь к родным пропахшим табаком губам. — Накурился! Фу-у-у-у…

— Не возникай, Смирнова.

— Максим Александрович очень поддержал нас, — киваю головой. — Если честно, пап, я сильно волновалась, зато Сашка почувствовала безграничную власть и быстро вошла в роль шефа. Она тиран!

— Зато ты моя умница, Ния. Но…

— Пап, сейчас не начинай. Никаких «но» и вот этого страдальческого выражения лица, — выставив указательный палец, направляю кончик в мужской нос и вращаю, словно газовую скважину бурю.

— Ты из-за меня, что ли?

— Что?

— Не желаешь жить с нами? Так достали? Или я напрягаю?

— Хочу устроиться. Нет никаких причин, тем более… Живых! Понимаешь? Ты же ведь тоже долгое время жил не здесь. Дядя Леша мне рассказывал…

— Подрезать бы язык болтливому дяде Леше, у которого с возрастом произошло не только размягчение мозгов, но и нервной системы в целом. Он стал заторможенно принимать решения, касающиеся его семьи, зато почти слоновьим шагом наступает на ковры в моем доме. Тонь…

— Я не обманываю. Пожалуйста, услышь меня.

— Я слышу, слышу, слышу, но ты девочка, а кругом…

— Козлы и дегенераты, способные обидеть? Пап… — подкатываю глаза, откидываю голову назад, разглядываю потолок, слежу за мигающими лампочками украшений, затем со свистом шумно выдыхаю воздух и резко возвращаюсь к нему лицом. — Я ведь могу постоять за себя. Ты же знаешь…

— Этого я и боюсь.

— Где с мамой были в новогоднюю ночь? — меняю тему разговора. — Об остальном не будем. Иначе я сейчас уйду. К тому же много