Любить Джона: Нерассказанная история - Мэй Пэнг

После этого Йоко на несколько дней затихла. ЗАтем наше спокойствие было нарушено еще одним событием.

Раздался звонок в мою квартиру. Я подошла к селектору и спросила, кто.

«Это Дейви Блоттер. Джон пригласил меня с собой в Нью — Йорк.» После я узнала, что Блоттер был бродягой из Лос — Анджелеса, с которым Джон гулял после того, как он отправил меня из Лос — Анджелеса домой.

В одно мгновение Джон вскочил и ринулся в ванную «Дейви Блоттер? Отделайся от него. Смотри, чтобы он не узнал, что я здесь», — крикнул он из — за двери.

«Джона здесь нет», — сказала я в селектор.

Он не ответил.

Через несколько минут раздался звонок в мою дверь, и я посмотрела в дверную щель. Каким — то образом Дейви Блоттер проник в здание. Вместе со своим маленьким сыном, Блоттером, они стояли перед моей дверью. Джон говорил мне, что у некоторых его поклонников какой — то сумасшедший взгляд. Взгляд Дейви Блоттера в точности соответствовал описанию Джона.

«Я хочу видеть Джона», — снова сказал он.

«Его здесь нет. Я передам ему, когда увижусь с ним.»

«Джон пригласил меня в Нью — Йорк.»

«Он точно вас пригласил?»

Дейви пропустил этот вопрос мимо ушей. «Я должен увидеть Джона. Сейчас.»

«Пожалуйста, уходите.»

Он ухмыльнулся. «Мы с Блоттером подружились с вашими верхними соседями, и они разрешают мне побыть у них. Я буду следить за вами и, может быть, поймаю Джона, когда он будет на лестнице.»

После этого Дейви с сыном пошли наверх. Он сказал правду. Каким — то образом ему удалось добиться возможности торчать в квартире над нами. Из — за своей двери он мог следить за лестницей, и ему было очень легко засечь нас. Я была в трансе.

Джон чуть не впал в бешенство. «До чего же много этих безумных поклонников. Лучше бы у меня был только один, но настоящий поклонник, который действительно любил бы меня, а не был помешанным. И знаешь, что будет? Он, вероятно, доберется до меня. Вот, что будет.» — «Ты так думаешь?»

«Да, черт возьми, думаю.»

Джон так разнервничался, что отказался выходить из дома в тот день. Утром он сказал: «Давай смотаемся отсюда.» Деньги в этой ситуации не имели значения. Я тут же позвонила в отель «Пьерре» и забронировала номер. Затем мы собрали вещи, выскочили из дома, рванули к третьей авеню, остановили такси и помчались в «Пьерре», чтобы больше никогда не слышать о Дейви Блоттере.

Как только мы поселились в отеле, Джон успокоился. Хоть он и сказал Йоко, что мы переехали, но говорить с ней, когда та позвонила, не хотел. Всякий раз, когда он брал трубку, она снова говорила ему, что все еще собирается устроить вечеринку, хочет, чтобы мы пришли, и чтобы Джон согласился с ее версией их разрыва. Джон отвечал одним и тем же» «Я не приду», — и вешал трубку, а Йоко звонила снова.

ОН все время спрашивал ее о своей меховой куртке — пальто, и она говорила, что Арлин не вернула ее. В конце концов я позвонила Арлин, и та сказала, что отдала куртку назад в тот же день, когда Йоко попросила ее. «Я видела, как она повесила ее в шкаф», — сказала она.

Когда я сказала об этом Джону, он пожал плечами. Он не хотел вступать в конфронтацию с Йоко. «Мы ведь здесь будем не так уж долго, чтобы беспокоиться об этом», — сказал он и больше не спрашивал Йоко о куртке, хотя она продолжала жаловаться, что Арлин так и не вернула ее.

Похоже, что Йоко в конце концов устроила вечеринку без нас. Арлин рассказала мне, что Йоко обзвонила знакомых, в том числе и Мика Джэггера, и пригласила их в Дакоту. Однако она не наняла ни бара, ни какой — либо провизии, ни закусок, хотя в доме не было ни выпивки, ни еды. «Она такая. Ей, вероятно, это и в голову не пришло», — заметил Джон.

Наша неделя в Нью — Йорке растянулась на месяц. Наконец дела Джона как будто закончились. Он имел четкое представление о том, что делалось от его имени по делам с БИТЛЗ и Алленом Клайном. Адвокатам теперь предстояло заняться своей работой. Джону не хотелось оставлять незаконченным альбом Спектора, и он решил, что пора возвращаться в Лос — Анджелес.

Отъезд мы запланировали после дня рождения Йоко, которой 18 февраля исполнялся 41 год.

В свой день рождения Йоко отказалась пойти с нами куда — нибудь и пригласила нас в Дакоту. В квартире было пусто. Йоко, одетая в ночной халат, решила провести свой день рождения в постели. Мы проследовали за ней в спальню, и она на наших глазах забралась под одеяла и натянула их до подбородка.

Джон сел на краю кровати. «С днем рождения, Йоко», — бодро сказал он, и, наклонившись, поцеловал ее в щеку.

«С днем рождения, Йоко», — эхом отозвалась я.

Она слегка улыбнулась. У нее был вид бодрившегося смертельно больного.

«Как ты себя чувствуешь?» — спросил Джон.

Она не ответила.

«Йоко, ты в порядке?»

Она снова выдавила бодрую улыбку. «Все отлично, — прошептала она. — Я счастлива, как никогда.»

Мы старались развеселить ее, и она продолжала уверять нас, что очень счастлива, но ее тон оставался похоронным, и в конце концов это подействовало и на нас.

«Я не переживаю, что мне уже сорок один», — мягко сказала она, умоляюще глядя на нас, словно ее только что приговорили к смертной казни, и только мы могли помиловать ее.

Джон зашагал по комнате. Потом сказал: «Пойдем», — и направился к двери. Наш визит длился всего двадцать минут.

Через два дня, когда мы уезжали в Лос — Анджелес, Джон сказал мне, что хочет съездить в Дакоту попрощаться с Йоко. Пока я собирала вещи, он поехал. Джон всегда любил ездить в аэропорт и оттуда на лимузине, и, когда я все собрала, мы с водителем подъехали к Дакоте. Я позвала Джона, и через несколько минут он спустился.

По дороге в аэропорт Джон был странно молчалив. «Как она? — спросила я. — Ей лучше?»

«Все отлично.» Хотя в глазах Джона ничего не отражалось, я чувствовала, что он о чем — то напряженно думает. Очевидно, Йоко что — то сказала ему, что омрачило его. У нас был счастливый месяц в Нью — Йорке. Тем не менее, было видно, что всего за полчаса в Джоне снова была вызвана какая — то озабоченность.

«Всякий раз, когда на твоем лице такое выражение, это означает, что ты размышляешь о чем — то — о чем — то, что тебе сказала Йоко, сказала что — то обо мне. Что она сказала?»

«Ничего.»

«Точно?»

«Да.»

Как только самолет поднялся в воздух, Джон заказал водку. Он проглотил ее и заказал еще. За второй порцией последовала третья, а затем четвертая. Меня охватила паника. Я не могла запретить ему пить и боялась, что он может разбуяниться в самолете и начать все крушить, как в спальне Гарольда Сидера.