Одинокие души (СИ) - Эшли Дьюал

Смотрю на часы.

Можно полежать ещё пять минут.

Переворачиваюсь на другой бок.

И присниться же такое! Вот хоть пиши письмо в высшие инстанции, чтобы избавили навсегда от сновидений. Ужас. Чувствую себя отвратительно. До сих пор улавливаю в воздухе запах крови, и немею от страха, от боли, от потери. Мне без Карины никак нельзя. Нет-нет. Никак. Она даже не представляет, как много значит для меня, какую большую роль играет в моей жизни.

Выдыхаю и ложусь на спину.

Я до сих пор помню, как лет в шесть сидела с крошечной Кариной дома, покародители были на работе. Помню эти бешеные эмоции: этот страх за неё, за её самочувствие, за её безопасность. Голова всегда шла кругом, и эти ощущения настолько въелись мне под кожу, что я не могу от них избавиться, и по сей день. Дикое переживание, безумная тяга, волнение, страх: я засыпаю и просыпаюсь с этими чувствами. Считаю себя обязанной охранять её, защищать. Считаю себя её опорой, противоядием, водой в засуху. Я та, кто должен быть у сестры постоянно, регулярно, беспрекословно. Я та, кто ей нужен!

Почему она этого не понимает? Почему отталкивает меня?

Я отдала ей часть своего сердца, часть своей жизни. И мне больно от той мысли, что она больше во мне не нуждается.

Я грустно выдыхаю, проваливаюсь в размышления, а когда выплываю из них, обнаруживаю стрелку часов далеко за пределами семи.

— Черт, — подрываюсь, бегу в ванну. Она закрыта. Бью по двери кулаком. — Эй, я опаздываю! Пожалуйста, впусти меня.

— Не мое дело, — отрезает сестра, и я раздраженно выдыхаю. Ну, почему, порой, от безмерной любви хочется свернуть ей шею?

— Карина!

— Отвали, — пропевает она, на что мне приходится никак не среагировать: драка утром — не самое хорошее начало дня.

Иду в комнату, надеваю мятый свитер и джинсы. В портфель забрасываю то, что лежит на столе: надеюсь, мне повезло, и это именно те учебники, которые нужны. Затем нервно несусь на кухню. Рассыпаю сначала заварку, потом сахар, ударяюсь коленкой о ножку стола и рычу, словно дикая, от злости.

— Потише, — усмехается мама, и я раздраженно встречаю её на пороге. — Ты так соседей спугнешь.

— День не очень.

— Нужно было ставить будильник.

— Он не сработал, — лгу и язвительно усмехаюсь: на самом деле я даже забыла о том, что такая функция существует в моем телефоне. Как-то мысли о стае совершенно вытеснили мысли о жизни. — Почему Карина так долго в ванной? Ей что не надо в школу?

— У неё первая физкультура. — Мама достает себе чашку и ставит её на стол.

— И что?

— Вчера ей было нехорошо. Так что наворачивать круги по залу для неё сейчас не лучшая идея.

— О, ну да. Это ведь Карина: её ветром снесет, снегом заметет, дождем намочит…

— Перестань, — мама усмехается. — Хватит язвить. Лучше давайте сегодня устроим девичник. Папа возвращается послезавтра из Москвы.

— И ты хочешь отметить последние дни без него?

— Я хочу просто посмотреть фильм со своими детьми, это смертельно? — она заливает кипяток себе в чашку и облокачивается спиной о холодильник. — Купим мороженое и включим «Сумерки».

— Оу, мама. Какие «Сумерки»? — я недовольно закатываю глаза. — Ты что сегодня дома?

— Да. У меня выходной, и я не собираюсь провести его в одиночестве. Если не хочешь смотреть этот фильм, найди другой. Мне все равно. Главное, просто побыть вместе.

— Не думаю, что Карина обрадуется такому предложению.

— Заодно и помиритесь, — улыбается мама. — Нельзя вечно воевать друг с другом.

— Не мне надо об этом говорить, — допиваю чай и выдыхаю. — Ладно. Приду после занятий по русскому языку, и посмотрим что-нибудь.

— Вот и договорились. — Целую маму в лоб, и иду к выходу. — У тебя есть деньги на автобус?

— Да.

— Позвони, когда доедешь.

Киваю, хотя прекрасно осознаю, что не стану перезванивать. Мама тоже это понимает, но никак не может отучить себя от привычки видеть во мне семилетнего ребенка.

Естественно, в школу я опаздываю.

Учительница по литературе не хочет впускать меня в кабинет. Отчитывает, поучает, в общем, расслабляется и получает удовольствие. Я стаю и терпеливо выслушиваю все её причитания, хотя в мыслях представляю, как подхожу и грубо ударяю её головой о стол. О, прекрасные мысли.

После этого урока, в кабинет приходит мой классный руководитель. Она худая. Уставшая от жизни женщина. Я вижу насколько надоело ей преподавать, вижу, как плохо и тяжело у неё на душе. Она прекратила радоваться очередному утру в тот самый момент, когда стала учительницей. Бедная женщина. Мне всегда было жаль тех людей, которым приходилось делать то, что забирает любовь к жизни.

Вспоминается старая поговорка: он умер или стал учителем.

Смешно.

Скрипя зубами, классный руководитель напоминает о том, что через месяц начнутся репетиции к выпускному. Вероника Петровна так же говорит о деньгах, которые должны сдать родители, о сценарии к последнему звонку, и о вальсе. Девочки сразу же начинают мысленно кричать от восторга, парни одновременно вжимаются в стулья, и я одна не понимаю, почему люди вообще реагируют на сказанные слова. Кому какое дело до выпускного? Неужели меня должен волновать треклятый вальс, в то время как какая-то банда подростков желает моей смерти? Не смешите. Плевать на праздник, плевать на шарики и платья. Я хочу жить. Большего мне не надо.

На перемене иду в столовую и встречаю Астахова. Он грустный и уставший. Меня начинает волновать состояние друга: слишком уж часто на нем нет лица.

— Как дела? — осторожно интересуется Леша, и мы садимся за наш столик около окна.

— Никак, — отпиваю сок, по вкусу напоминающий испорченное яблоко, и корчусь. — А у тебя?

— Так же. Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке после вчерашнего.

— Все в порядке не может быть. Я узнала много интересных вещей, и теперь не думаю, что смогу вновь посмотреть на себя в зеркало хотя бы без капли ненависти и гнетущего разочарования. — Выдыхаю. — Забыла спросить: куда ты вчера пропал?

— О чем ты? — Астахов есть картошку и хмурится. — Куда пропал?

— Ты должен был приехать на машине, помнишь?

— А. Ну так я и приехал, но вас уже не было. Позвонил: ты не взяла трубку, видимо, была занята. Пришлось идти на занятия по информатике.

— О да, — нервно усмехаюсь. — Я была ужасно занята процессом своего похищения.

— Лия, в свое оправдание хочу отметить, что узнал я о твоем местоположении только спустя три часа. И помнишь, каким образом? Ты позвонила от Шрама, наплела кучу несвязных вещей и попросила отвезти тебя домой. — Астахов выдыхает. — Я обычный парень. Не супермен. Я не могу спасать тебя, всегда наперед знать о том, что может случиться. Прости, конечно, что разочаровал тебя, но я тот, кто я есть.

— Я не обвиняю тебя, Леша.

— Нет, ты именно обвиняешь, — парень недовольно горбится. — Я же вижу, как ты стала смотреть на меня с тех пор, как вновь пришла в стаю. Я не соответствую вашим идеалам: я не свободный, не бесстрашный, не самоотверженный. Я обычный, и это тебе не нравится.

— Не говори глупостей.

— Это не глупости. — Астахов откладывает вилку и тяжело выдыхает. — Сегодня я ехал в школу на маршрутке: старой, массивной, дряхлой. Папа отвез мою машину на мойку, сказал, я разучился следить за чистотой самостоятельно. Так что выбирать не пришлось. В общем, наконец, моя остановка. Я встаю, иду к выходу, пропускаю вперед маленькую девочку, лет десяти, и она высовывает голову как раз в тот момент, когда поломанная дверь неожиданно начинает закрываться. Реакция к счастью у меня хорошая. Я успел выставить вперед руку, придавил пальцами стекло, но неожиданно, — Леша усмехается. — Неожиданно мои пальцы начали скользить. На улице холодно, в салоне тепло: образовался пар. В итоге, дверь мне не удалось задержать ни на секунду. Она ударила ту девочку по виску. Не сильно. Не волнуйся. Но, тем не менее, ударила. И знаешь, в этот самый момент я вдруг понял, что никакая безумная реакция, ни сила, ни ум не смогут помочь тебе изменить то, что предписано. У меня нет сверх способностей, я не сумел бы испепелить ту дверь взглядом. Получается, что от меня нет никакого толка. Я бесполезен. И ты. И стая. Мы кучка обычных людей, Лия. Мы не герои.

— К чему ты рассказываешь все это?

— К тому, что хватит считать себя той, кем ты не являешься. Вы заигрались.

— Прекрати, — недоуменно протягиваю я. — Кто заигрался? О чем ты?

— Я был с тобой за день до того, как ты упала с крыши и потеряла сознание, — признается Астахов. — И знаешь, о чем ты меня попросила? — я сглатываю. — Ты попросила меня, остановить тебя любой ценой.

— Остановить? — удивляюсь. — Но я-то тут причем?

— Ты не сумела закончить всё в тот раз, и ты начинаешь впутываться в сети стаи снова. История повторяется.