Тундровая болезнь (сборник) - Андрей Неклюдов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А! – догадался я. – Наверное, они просто знают своих оленей. В лицо, так сказать. Это нáм, испорченным цивилизацией, нужна математика, а они воспринимают вещи непосредственно.
– Вот вы оленей пасете… – придвинулся к «чукче» Никита. – У вас тут как? Территория поделена?
Гость молчал, глядя в кружку.
– Один тут пасет, другой там, так у вас? – переиначил я вопрос.
– Так, – кивнул Вася.
– А если мы, например, в следующем году разведем оленей и станем здесь же пасти, что вы сделаете? – каверзно улыбнулся Никита.
– Прогоним.
– Как? Стрелять будете?
– Стрелять не будем.
– А что сделаете?
– Кричать будем.
– Ну, этим вы никого не испугаете! – расхохотался Никита.
– Мне интересно, – снова включился Сергей, – травы они какие-нибудь используют? – Он повернулся к гостю: – Когда чая нет, завариваете какие-нибудь травки?
– Зачем? – удивился ненец. – Чай есть.
– Ну а когда нету чая, что пьете? Всё, нету чая, кончился.
– Есть чай, – последовал невозмутимый ответ, заставивший нас рассмеяться.
– Чай никогда не кончается, – комически развел руки Антон.
– А на лечение какие-то растения используете? – не отступал Серега.
– Нет, не знаем.
Серега разочарованно покивал головой:
– В общем, ни черта они не знают. Живут на земле и не пользуются ее богатствами. Развратила их цивилизация: чай, лекарства – все извне. А традиции у вас какие-нибудь есть? – строго уставился он на ненца. Тот непонимающе моргал.
– Ну, музыка, например… Песни поете? – упростил Сергей вопрос.
– Музыкальные инструменты есть? – подключился Ленька.
– Конечно. Рояль в чуме стоит, – хмыкнул Антон.
– Вот умер кто-нибудь, – продолжал Серега. – Какие-нибудь обряды устраиваете? Отпеваете? Песни грустные поете?
– Нет.
– А что делаете? Сжигаете? Или закапываете?
– Землю закапываем.
– Ясно. Это как у нас. Ладно. Что бы еще спросить? А религия у вас есть?
Гость безмолвствовал.
– Ну бог у вас есть? Должен быть. Бог тундры есть какой-нибудь?
– Есть, – сообразил тот наконец.
– А как звать его?
– Нум.
Серега облегченно вздохнул:
– Ну вот, хоть бог есть, не так безнадежно всё.
Гость уже встал, чтобы уйти, но увидел в углу палатки ружье, принялся его внимательно рассматривать, поднеся к самому лицу.
– А у вас оружие имеется? Охотитесь? – оживился Ленька. – Зайцев стреляете? Гусей? Гусей на озере прорва!
– Нет, не стреляем.
– Почему?
– Сейчас у них это… маленькие. Тундра сердится, если убил.
– Ха-ха! Тундра сердится! – развеселился студент.
– Наверное, не тундра сердится, а бог Нум? – поправил гостя Серега.
– Да, Нум, – кивнул ненец.
– Видишь, они всё правильно делают, – одобрил Сергей. – Не то что мы: ловили рыбы больше, чем могли съесть.
7
После первого гостя аборигены стали навещать нас регулярно.
И всякий раз совершался с небольшими вариациями один и тот же ритуал. Сперва гость долго пьет чай, односложно отвечает на наши немудреные вопросы, а под конец, часа через полтора, как бы между прочим предлагает:
– Давай меняса.
– А что привез? – поддерживая эту игру, интересуемся мы.
– Мяса.
– Что за мясо?
– Ляска, песень.
– Покажи.
Приносит две окровавленные задние оленьи ноги и большущую печенку. Или (как однажды) целого олененка, уже выпотрошенного, без шкуры, красного, в белых ленточках жил:
– Телёнка привез.
После этого начинается торг.
– Чего хочешь? – спрашиваем мы.
В ответ либо молчание (тогда самим надо предлагать, чего мы можем дать) либо осторожное:
– Борсь есть?
– Есть борщ. Банки четыре дадим. Что еще надо? Макароны надо? У нас их много. Сухари? Сухарей вообще завались – двенадцать мешков, а съели только два.
– Цяй есть?
– Чай у самих кончается. Ну, одну пачку дадим, так и быть.
– Конфеты детям есть?
– Нет, конфет у нас и не было. Пряники были, но уже кончились.
– Сигареты есть?
– Сигареты тоже кончаются.
– Одну коробоцьку…
– Нет, самим не хватит до конца сезона. Не известно еще, когда нас вывезут…
– Одну палоцьку дай, – смотрит умоляюще.
Я протягиваю ему одну сигарету под испепеляющими взорами наших курцов.
Торг завершен. Гость складывает в тот же окровавленный мешок, в каком привез мясо, наменянное – соль, супы в пакетиках, несколько луковиц, макароны, сухари, сахар, банки консервированного борща. Молча отъезжает на своих нартах, которые один или два щуплых блеклых оленя довольно ретиво тащат прямо по гальке, мху и мелким кустикам. Никогда при этом не поймешь, доволен ли остался посетитель сделкой или нет. Сердобольный Серега напоследок сунет в заскорузлую ладонь чукчи горсть кураги или изюма из личных запасов.
Мясо у нас теперь не переводилось.
– Кто хочет соленой рыбочки? – бывало, поставит на стол Татьяна Ивановна банку с малосольным хариусом.
Все воротят носы.
– Ну заелись! – восклицает женщина укоризненно. – Избаловались мы тут совсем. Потом, в городе, вспоминать будем и говорить: вот бы сейчас хоть кусочек того хариуса!
– А сейчас мечтаем: вот бы тушеночки! – шутит Никита.
На самом же деле про тушенку мы вовсе забыли.
Между тем, несмотря на рыбное и мясное изобилие, Ленька с Никитой таскались по вечерам с ружьем и однажды настреляли на озере с десяток гусей. Причем достать смогли только трех. Принесли и с гордостью бросили на кухонный стол – больших птиц с неуклюже вывернутыми крыльями.
– Куда нам их?! – возмутился Серега. – И так мясо не успеваем съедать.
– То оленина, а это дичь!
Гуси были красивые, необычные – с белым брюхом и черными крыльями и спиной.
– Вот и посмотрим, рассердится ли тундра, – хихикнул Ленька. – Или еёный бог.
8
Ночью я проснулся от тревожного ощущения, будто кто-то остервенело скребет по железу когтями. Не сразу сообразил, что это скрежещет о печную трубу жестяная разделка. Включаю фонарик и вижу: наша большая пластиковая палатка, застегнутая на входе на мощные липучки и ремни с карабинами, округлилась, как бочка, и трясется. Липучки разодрались и сквозь черные дыры, с трудом стягиваемые ремнями, врывается яростный ветер. Грозно грохочет за стенкой озеро, а со стороны кухонной палатки, словно выстрелы, доносятся хлопки – не иначе оторвался покрывающий палатку тент. Мне зримо представляется наша кухня, вся распахнутая, готовая сорваться и улететь, и мешки с крупами и мукой, орошаемые дождем. В конце концов не выдерживаю, выскакиваю полуголый наружу. Тут же меня подхватывает воздушный поток и несет прямехонько к палатке-столовой. Оказывается, не совсем прямёхонько. Со свистом меня проносит мимо и только благодаря тому, что я успеваю ухватиться за растяжку, меня не вышвыривает вон, в тундру. Чуть ли не на четвереньках добираюсь до входа в кухню. Вход действительно распахнут, точнее впахнут внутрь, внутри хозяйничают ветер и дождь.
Вход стянуть мне не удается. Кое-как прикрыв запасным тентом и привалив камнями продукты и с трудом преодолев пятиметровое расстояние, я ныряю скорее в теплый еще спальник. Но о сне нечего и думать. Рев ветра, удары волн о берег, скрежет разделки, дробная сыпь дождя о пластик… но главное – сама палатка, которая все сильнее расшатывается, раздувается, точно воздушный шар, рвущийся в стратосферу. Ее металлический скелет, противно скрипя суставами, приподнимается над землей, колышки, которыми она была пришпилена, давно выскочили, держится она на одних растяжках. И весь этот ад – грохот, гул, вой, свист – дополняется монотонным храпом моих коллег.
Однако пришлось подскочить и им, когда прозвучал звонкий выстрел. Это лопнул один из ремешков, пристегивающих низ палатки к основанию каркаса. Несколько трубок выскакивают из пазов, и наше жилище начинает рушиться. Видя, что вот-вот лишатся крова, мои соратники вцепляются в каркас, изо всех сил удерживая его и пытаясь вставить трубки на место.
– Сейчас развалится! Что делать?! – вопит в отчаянии Никита, упираясь в боковые стойки.
– Продержитесь еще минуту! – заклинает Антон и выскакивает наружу.
Вслед за ним бросаюсь и я.
И сразу оказываюсь в преисподней. Свист и грохот. Нет ни неба, ни гор, лишь мчащиеся во все направления клочья тумана, обрывки дождевых струй, стегающие по лицу, да расплывчатый силуэт нашей палатки, временами совсем исчезающий.
«Нум?» – холодком проносится в голове, но я тотчас же прогоняю эту дикую мысль. Нам еще только в мистику удариться!
Качаясь под ветром, хватаем с Антоном мокрые грязные мешки с углем, которые раньше таскали по двое, слепо бежим с ними туда, где должна находиться палатка и, наткнувшись не нее, приваливаем мешками вырвавшиеся края. Вскоре замечаю, что пока я бегу за очередным мешком, напарник успевает раза три пронестись мимо меня с новой поклажей. Не сразу до меня доходит, что к нам присоединились остальные (каркас уже не надо удерживать). По периметру палатки возникает некое подобие баррикады. Обрастает мешками и кухня. Палатка Татьяны Ивановны в низинке, ей досталось меньше – всего лишь сорвало трубу печки да выдуло внутрь всю золу.