Плещут холодные волны - Анатолий Шмелев

тебя, — тихо сказала Лида и нежно провела пальцами по его лбу, щеке, подбородку.

Он вздохнул и откликнулся, прижав гладившие его пальцы к губам:

— Об одном прошу тебя, Лида, мы очень привыкли делиться своими мыслями друг с другом. Не будем отступать от этого, будем писать друг другу, рассказывать обо всем, где бы мы ни были. И нам будет легче.

Лида слушала юношу внимательно. Когда он замолчал, она с грустью прошептала:

"О ежели для истинной любви Страдание всегда необходимо, То, видно, уж таков закон судьбы. Научимся сносить его с терпеньем".

— О мудрый и великий Шекспир, — тихо произнес Виктор.

А над заволжскими лесами небо налилось уже алым соком утренней зари, белыми шапками тумана накрылись песчаные отмели в затонах. Надо было расходиться по домам.

Шли медленно, молча. Но молчание это было красноречивее самых красивых слов. Они медленно прошли мимо приземистой, одноэтажной с размашисто-широкими густо переплетенными окнами школы. Она стояла непривычно замкнутая, странно тихая, родная и уже чужая одновременно. Каждый из них мысленно проникал сквозь залитые солнечным светом окна в знакомые коридоры, классы.

Виктор вздохнул, тихо сказал:

— Все так понятно и определенно, мы многое здесь взяли, чтобы отдать... отдать тем, кто будет после нас...

-7-

Полуденное солнце пекло нещадно. Друзья стояли и смотрели друг на друга. Анатолий отправлялся в Высшее военно-морское училище. Путь предстоял немалый, сначала — по Волге, а затем — по морю до Баку. Каждому хотелось сказать что-то такое, чтобы запомнилось навсегда.

Мысли суетливо сменяли одна другую, в голову ничего не приходило, а на сердце навалились тоска да тревога.

Раздался гудок подходившего к пристани теплохода. Толпы людей хлынули на дебаркадер.

— Ну, Виктор, расстаемся, наверное, на долгие годы, помни нашу дружбу, — с волнением произнес Анатолий, и они порывисто обнялись.

— Не забывай нашу клятву, Анатолий, пиши и... помни Фалеса: "О друзьях должно помнить не в присутствии только их, но и в отсутствии".

Подали сходни. Толпа пассажиров устремилась на теплоход. И Анатолий, увлекаемый людским потоком, скоро оказался на палубе. Виктор с трудом пробрался через толпу провожающих на более свободное место. Друзей разделяло совсем небольшое расстояние. Они стояли, жадно всматриваясь друг в друга, стараясь хотя бы взглядом вселить друг в друга бодрость, уверенность, спокойствие, и думали одинаково: "Увидимся ли когда-нибудь?" Теплоход дал три коротких гудка, медленно отвалил от пристани, поднимая бурун за кормой.

Уже полыхала война. Она пожирала человеческие жизни, рушила судьбы, крушила все живое и служащее живому, меняла лик всего сущего. Боль и ненависть слились воедино. Скоро над страной, словно набат, взвилась суровая песня, заставив вздрогнуть сердца людей и превратить их в несокрушимый монолит. Десятилетия спустя ей суждено будет стать гимном фронтовиков и ветеранов трудового фронта:

"Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой С фашистской силой темною, С проклятою ордой".

Шла мобилизация в Красную Армию. Виктор не колебался ни минуты. Он твердо знал: его место в боевом строю. С этим намерением он и пришел в военкомат. Посмотрев документы юноши, работник военкомата вернул ему паспорт.

— Ваш год не подлежит призыву. Когда будет необходимо, получите повестку.

Виктор даже не нашелся, что ответить, отказ был для него совершенно неожиданным. А огромная очередь призывников и добровольцев подпирала.

— Не задерживай, молодой человек, придется подрасти немного.

Удрученный, вернулся домой.

— Что случилось, Витя? — спросила мать, испуганная его бледностью.

Виктор ничего не ответил, не мог ответить. Разочарование и огорчение слились в одно неприятное чувство обиды. Мать не стала надоедать расспросами, молча подала обед и села у окна. Виктор поел, посмотрел на грустное лицо матери и решил рассказать ей все.

— Мама, я был в военкомате.

— Зачем, сынок? — вздрогнув, спросила мать.

— Я хочу идти добровольцем на фронт.

— Да ведь тебе только семнадцать, рано еще, сынок.

— Родина в опасности, мама, и я должен быть в рядах ее защитников.

— Но Родина пока не требует, чтобы ты именно сейчас шел на фронт.

— Мама, если мое сердце требует, значит, требует и Родина.

— Витя, зачем ты так говоришь? Подумай, не спеши, — на глазах матери блеснули слезы.

— Я уже думал и очень серьезно. Вот представь себе, если в борьбе с врагом погибну я, все вы — ты, папа, Валя, Тося — будете страдать, но переживете, если что-то случится с вами (пусть этого никогда не будет), для меня это будет беда, страшное горе, но жить все-таки придется. А если фашисты захватят Родину, поработят весь народ, ни для кого жизни не будет.

— Витя, дорогой мой, — дрожащим голосом произнесла мать, — рано тебе, куда ты так спешишь? Придет и твое время.

Виктор посмотрел на мать. Ему стало жалко старенькую добрую маму, хотелось обнять и успокоить ее, но он вспомнил страшные слова: "Над страной нависла угроза" — и сказал твердо:

— Мама, я все равно добьюсь своего.

— Сынок, подумай, тебе ведь учиться надо.

— Да, учиться надо, но теперь уже военному делу.

Еще несколько раз побывал Виктор в военкомате: убеждал, требовал, просил. Но все напрасно. Тогда он устроился работать на пристань, где требовалось сейчас много просто здоровых людей. Перед началом учебного года проводил в город Лиду. Она поступила, как и мечтала, в институт.

Работал Виктор с полной отдачей, не щадя ни сил, ни времени. Работал самозабвенно.

Однажды начальник причала Николай Степанович, коренастый пожилой человек с добрыми внимательными глазами, подозвал Виктора и поинтересовался:

— Как твое здоровье, сынок?

— Нормально, Николай Степанович.

— Да не совсем, видно, нормально. Вижу: переживаешь о чем-то сильно. Дома все в порядке?

— Дома все хорошо.

Николай Степанович внимательно посмотрел на Виктора, вздохнул и произнес:

— Толковый, старательный ты парень, и душа у тебя честная, поэтому больно смотреть в твои печальные глаза.

Виктора тронули слова Николая Степановича, и он, поколебавшись, откровенно признался ему, что виною всему разлука с любимой, а совесть не позволяет сидеть ему, молодому, здоровому, здесь, в тылу, в то время, когда враг стремительно захватывает города и села Родины.

Николай Степанович вздохнул.

— Пока здесь, сынок, воюй. А ты воюешь хорошо.

Эти слова несколько успокоили Виктора, а на второй день он вдруг получил вызов в военкомат.

-8-

В военкомате Виктору выдали направление в Минометно-пулеметное училище. А на дворе был уже лютый декабрь. Ранним морозным утром Виктор Казинцев вышел из дома и направился к крутому обрыву, где стояла