Внутренняя речь в структуре художественного текста - Юлия Сергеева

Язык внутренней речи свободен от избыточности, свойственной всем натуральным языкам. Формы натурального языка определены строгими правилами, вследствие чего соотносящиеся элементы конкретны, т. е. содержательны, а не формальны, и конвенциальное правило составляется лишь на время, необходимое для данной мыслительной операции [67, с. 36].

Колеблющаяся структура предложений, инверсии, эллипсы, элизии, повторы, вопросительно-восклицательные структуры – эти синтаксические особенности внутренней речи обусловлены определенным психическим состоянием человека: умственная сосредоточенность на определенном объекте, эмоциональное возбуждение, психическое отклонение и т. д. Бесконечно сложный внутренний мир человека, процесс размышлений и аффектирующих рефлексий, отражаясь во внутренней речи, придает ей характер вопросительных, восклицательных или вопросительно-восклицательных синтаксических конструкций. Особенно многогранна семантическая дистрибуция вопросов: риторические, утвердительные, делиберативные, консультативные, побудительные и т. д.

В заключение следует отметить, что все вышеперечисленные особенности внутренней речи при определенных условиях (например, общность ситуации) могут обнаруживаться и во внешней речи. По этому поводу Л. С. Выготский писал, что внутренняя речь близка разговорной речи по ряду особенностей, таких как предикативность, идиоматичность, семантический синкретизм, что неоднократно демонстрируется в многочисленных примерах [52].

Однако есть определенные черты внутренней речи, свойственные только ей в силу ее основной характеристики – одновременного существования в двух формах: произносимой и представляемой. К ним относится, прежде всего, последовательность внутренней речи, которая заключается в том, что человек не может одновременно произносить несколько слов сразу, а воспроизводит их поочередно. Это качество присуще и внешней речи и бесспорно по отношению к ней. Справедливо оно и для внутренней речи, если сводить ее только к форме произносимой речи. Но, признавая наличие представляемой формы, мы делаем вывод о возможности параллельного развертывания произносимой и представляемой речи одного человека. Начатая на основе осознанного замысла реализации, речь может протекать далее как автоматический процесс. А одновременно в сознании говорящего, еще до завершения говорения, могут возникать иные мысли, в частности такие, под влиянием которых он может начать исправлять произносимое высказывание, переформулировать его или вовсе прекратить речь. Такие процессы характерны для неподготовленной речи, особенно сопровождающей сложные мыслительные процессы. Следовательно, возможно и параллельное и последовательное развертывание внутренней речи, что абсолютно не представимо во внешней речи.

Еще одной особенностью внутренней речи, по мнению Г. М. Кучинского [93], является тот факт, что человек может рассматривать ее либо как собственную речь, либо как отчужденную (чужую) речь. Особенность чужой речи в том, что она выражает иное, отличное от собственного понимание происходящего, чужую или чуждую мысль. Степень отчужденности внутренней речи может усиливаться ее особым грамматическим строем, тем, что она формируется как обращение к самому порождающему, анализирующему ее субъекту во втором или третьем лице. Такие крайние случаи отчуждения собственной внутренней речи характерны для патологии. Но различные степени отчуждения речи существуют и в нормальных, обычных ситуациях, когда человек сталкивается с чужими мнениями, учитывает их, принимает решение на их основе и т. д. Существование двух различных форм внутренней речи дает человеку дополнительные возможности различать чужую и собственную речь, например, когда чужую речь он представляет (слышит), а свою произносит. Другие черты внутренней речи, такие как, например, высокая степень ситуативности и контекстуальной обусловленности ее компонентов, настолько сходны с подобными характеристиками внешней разговорной речи, что не требуют особого анализа в данной работе.

В заключение следует добавить, что в процессе внутренней речи обнаруживается разностороннее взаимодействие лингво-психологических и социально-психологических факторов, которое в какой-то мере определяет ее сложный механизм и приводит к широкому вовлечению внутренней речи в художественную литературу.

1.3. Основные формы интраперсонального общения

Общение человека с самим собой производно от общения человека с человеком, в котором создаются и опробуются различные знаки, усваиваются правила их сочетания, употребления, интерпретации. И поскольку общение на межличностном уровне осуществляется, прежде всего, в формах диалога и монолога, то и в интраперсональном общении мы выделяем такие формы, как внутренний монолог и внутренний диалог. Наряду с ними выделяется также такая самостоятельная форма интраперсонального общения, как простое внутреннее реплицирование.

1.3.1. Простое внутреннее реплицирование

Простое внутреннее реплицирование представляет собой отдельные, относительно краткие, невзаимосвязанные высказывания, возникающие обычно в неречевых ситуациях либо отражающие внутренний комментарий индивидуума к воспринимаемой им внешней речи.

В ситуации интерперсонального общения индивидуума его внутреннее реплицирование служит показателем явной активности процесса восприятия чужой речи. Но, несмотря на то что краткая реплика – ответ на чужие слова, она не адресована другому, т. е. реальному собеседнику, а предназначена себе самому. Подобные высказывания представляют собой скрытый комментарий индивидуума к воспринимаемой им внешней речи. Эти внутренние комментарии выражают согласие или несогласие, одобрение или отрицание слов собеседника и, таким образом, создают дистанцию между своим и чужим словом. Простота и краткость высказываний объясняется здесь двумя причинами: с одной стороны, это известность, понятность, обычность ситуации и, соответственно, ненужность многословия; с другой стороны – необычность, непонятность ситуации и, следовательно, отсутствие необходимых слов. Проиллюстрируем это положение соответствующими примерами.

Lydia [to Captain Absolute]: Let her choice be Captain Absolute, but Beverley is mine.

Mrs. Malaprop [aside]: I am astonished at her assurance! – to his face – this is to his face! [23, p. 249].

Малопонятные на первый взгляд слова тетушки, подслушивающей разговор Лидии с ее возлюбленным, контекстуально обусловлены: Лидия и не подозревает, что Беверлей, которому она в данный момент раскрывает свои чувства, и капитан Абсолют, за которого ее сватает тетка, одно и то же лицо. Эллиптическое предложение to his face не требует семантической и структурной экспансии, поскольку ситуация предельно ясна говорящему.

Когда же обман раскрывается, капитан Абсолют испытывает вполне естественное замешательство и сразу не находит нужных слов для объяснения с Лидией, что и отражает его внутренняя реплика:

Sir Anthony: Now, Jack, speak to her.

Captain Absolute [aside]: What the devil shall I do! – [Aloud] You see, sir, she won't even look at me whilst you are here. I knew she wouldn't! [Ibid. 257].

Параллельное развертывание внешней и внутренней речи обусловлено психофизиологическими свойствами последней, в частности возможностью существования на уровне обычных слуховых представлений, почти лишенных словесной оболочки («чистая мысль»). Безусловно, в художественном произведении подобные фрагменты внутренней речи требуют соответственного словесного оформления. Например:

The old man spoke in his own language, then one of the young men stepped forward politely and said in careful English: "My Chief travels to see his brothers beyond the river."

A Chief! I thought, understanding the pride that made the old man stand before me like an equal [52, p. 462].

Во время восприятия чужой речи и формулирования собственной краткой реплики отношения между внешней и внутренней речью могут быть различны: индивидуум может задумать больше, чем сказать, или выдать вслух высказывание, совершенно противоположное тому, что он произносит «про себя». Например:

"I'm so thirsty, do you mind if I have a glass of champagne?"

Julia was silent for a fraction of a second. It was his champagne and his compartment. Oh, well, in for a penny, in for a pound.

"Of course not." [47, p. 92].

"Now listen to me, Ben. If you ever, ever, ever hurt anyone again, you'll have to go back there."

She kept her eyes on his, and hoped that he could not know she was saying inwardly, But I'd never send him back, never [46, p. 101–2].

Нередко индивидуум вообще не озвучивает свое внутреннее высказывание, и тогда реплики его собеседника идут одна за другой, что отчетливо видно в драматических произведениях:

Mr. Horner: Come, I'll treat thee, dear rogue; thou shan't spend any of thy Hampshire money today.

Mr. Pinchwife [aside]: Treat me! So he uses me already like his cuckold.

Mr. Horner: Nay, you shall not go.

Mr. Pinchwife: I must; I have business at home [23, p. 16].