Внутренняя речь в структуре художественного текста - Юлия Сергеева

Для правильного понимания термина «внутренняя речь» следует четко противопоставить друг другу такие, часто смешиваемые понятия как внутренняя речь, внутреннее проговаривание и внутреннее программирование. Заслуга в разграничении этих понятий принадлежит А. А. Леонтьеву. Внутреннее проговаривание (говорение) есть скрытая физиологическая активность органов артикуляции, возникающая в определенных случаях и имитирующая в большей или меньшей степени процессы реального говорения. Оно связано с двумя основными видами ситуаций: а) восприятие речи, когда оно осуществляется вне внутренней речи как таковой и вне глубинных психических процессов; б) протекающие в развернутой форме умственные действия, когда внутреннее проговаривание сопровождает внутреннюю речь. Внутреннее проговаривание возникает обычно при выполнении трудных заданий, при перефразировке текстов, запоминании и припоминании словесного материала, письменном изложении мыслей и т. д. [133, с. 127].

Внутреннее программирование – необходимый этап реализации любого речевого акта человека. Это совокупность процессов неосознанного построения схемы отражаемой в речи действительности. На основе этой схемы в дальнейшем порождается речевое высказывание. Различие между внутренним программированием и внутренним говорением – это различие между промежуточным звеном и конечным звеном в процессе порождения речи. Внутреннее программирование может развиться либо во внешнюю речь, минуя внутреннюю речь, либо во внутреннюю речь, в зависимости от функциональной специализации и других факторов. Переход от внутреннего программирования к внешней речи происходит при помощи правил грамматического и семантического развертывания программы. По-видимому, переход от программирования к внутренней речи тоже связан с применением каких-либо правил – своего рода «минимальной грамматики».

Внутренняя речь, как следует из вышеизложенного, не сводима ни к процессам внутреннего программирования, ни к внутреннему звену речевого механизма, ни к одному лишь внутреннему говорению. Отождествление ее лишь с одним из этих понятий грубо упрощает феноменологию интраперсонального общения, средством осуществления которого она является.

Подвергнув критическому анализу различные точки зрения по этой проблеме, мы пришли к выводу, что определение внутренней речи, данное Г. М. Кучинским, наиболее верно раскрывает сущность внутренней речи. Автор полагает, что внутренняя речь – это речь в виде последовательности обычных слуховых представлений речи с предельно ослабленной выраженностью чувственной образной формы. Внутренняя речь не сводима ни к скрытым или явным артикуляциям, ни к эйдетическим (образным) слуховым представлениям. Она может быть как речью произносимой (т. е. речью, основой которой является более или менее выраженная активность речедвигательного анализатора), так и речью воображаемой, представляемой [93, с. 84]. Таким образом, внутренняя речь слышимая, воображаемая и внутренняя речь произносимая суть две основные равноценные формы, что неоднократно демонстрировалось путем различных экспериментов в области патологии психики, в частности при изучении вербальных галлюцинаций.

Учитывая этот основополагающий вывод о двойственной природе внутренней речи, можно дать ей более емкое определение, чем те, что были процитированы ранее. Мы полагаем, что понятие внутренней речи может объединить все разнообразие речевых действий индивидуума, не адресованных другому реальному собеседнику. Имеются в виду все формы речи, образующие процесс интраперсонального общения: и громко произносимая, развернутая речь, предназначенная, однако, только для себя, и речь, произносимая тихо про себя, свернуто, и речь, существующая на уровне обычных слуховых представлений, почти лишенная словесной (образной) оболочки («чистая мысль»), и речь, представляемая на уровне эйдетических образов со всеми особенностями звучащего голоса, и, в конце концов, слуховые галлюцинации. Все эти формы речи являются самостоятельными реализациями одного и того же процесса. В пользу такого широкого понимания внутренней речи свидетельствуют непрерывные переходы всевозможных разновидностей внутренней речи друг в друга и их функциональное единство: все эти виды речи порождаются человеком и одинаково необходимы ему. Нет разрыва между двумя относительно самостоятельными формами внутренней речи, есть лишь постоянное взаимодействие, которое еще более усложняет наше представление об этом феномене.

Вывод о двух формах существования внутренней речи дает возможность по-новому взглянуть на некоторые ее черты и особенности, отличающие ее от речи внешней. Практически всеми авторами многочисленных публикаций по данной проблеме признается, что высказывание в процессе общения человека с самим собой отличается определенной неполнотой и фрагментарностью. Действительно, произносимая внутренняя речь часто кажется фрагментарной, т. к. при этом не учитывается одновременное существование представляемой внутренней речи. Мы просто не ощущаем обилие представляемого, но не выраженного в произносимом слове содержания, уже актуализированных в сознании личности речевых единиц. Но и представляемая внутренняя речь, в свою очередь, обладает совершенно особыми свойствами с точки зрения фонетики, морфологии и синтаксиса.

К фонетическим особенностям внутренней речи, по мнению большинства психологов, относится в первую очередь ее беззвучный характер. Б. Г. Ананьев определяет эту черту как «беззвучность при внутренней слышимости, при наличии скрытых движений, особенно в процессе внутренних размышлений, принятия решений и т. д.» [5, с. 89]. Фонетическую редукцию внутренней речи признает и Л. С. Выготский, полагая, что она «оперирует преимущественно семантикой, но не фонетикой, словами только подразумеваемыми, не существующими актуально нигде» [51, с. 361]. Поскольку внутренняя речь – речь для себя, ее материальная основа сведена к минимуму, например к представлению начальных букв слов.

Морфологическая структура внутренней речи отличается сжатостью и сокращенностью словарного состава. На разных фазах внутренней речи ее лексическая репрезентация различна: от предельной сжатости, девокализации и инициальности слов до логически осмысленных, морфологически оформленных лексических единиц (в стадии близкой к внешней речи). Иногда слова во внутренней речи могут вообще заменяться образами, наглядными схемами, простыми символами.

Некоторые психологи считают конститутивным признаком внутренней речи ее абсолютную предикативность. «Внутренняя речь вся состоит с психологической точки зрения из одних сказуемых» – пишет Л. С. Выготский [51, с. 372]. «Закон для внутренней речи – всегда опускать подлежащее», точнее – сливать его со сказуемым. Подлежащее (логический субъект) не отмирает, но подразумевается, лежит в наиболее глубоком отсеке внутренней речи. Такая предикативность речи есть следствие предикативности мышления, его тесной связи с объектами реальной действительности.

Однако другие ученые (А. Н. Соколов, Б. Г. Ананьев) полагают, что внутренняя речь может быть и субстантивной. Субстантивный характер она принимает тогда, когда предмет объективной действительности еще не опознан и не узнан, а только намечен в мысли [133]. По мнению Б. Г. Ананьева, необходимыми элементами внутренней речи являются не только предикаты, но и субъекты, а также указательные определения места [5]. А. А. Леонтьев пишет по этому поводу, что внутренняя речь включает в себя корреляты всех особенно важных для высказывания компонентов – субъект, предикат, объект, в той мере, в какой их взаимоотношения существенны для будущего высказывания [97]. Таким образом, признание абсолютной предикативности внутренней речи является хотя и распространенным, но не бесспорным.

Что касается синтаксических особенностей внутренней речи, то их развернутая характеристика дана Л. С. Выготским в его работе «Мышление и речь». Синтаксис внутренней речи, считает он, максимально сокращен, сгущен, свернут. Компоненты ее подвергаются своеобразной «агглютинации», что, по мнению Выготского, объясняется преобладанием во внутренней речи смысла слова над его значением. Всеобщая экспансия смысла и приводит к «слипанию» слов. Смыслы как бы вливаются друг в друга, так что предшествующее содержится в последующем, последующее в предшествующем. Сжатость синтаксической структуры внутренней речи проявляется в разной степени на разных ее этапах. Сокращаются обычно второстепенные члены или один из главных, в зависимости от психологического контекста, что связано с энтимематичностью человеческой мысли, когда та или иная часть мысли не высказывается, а подразумевается. Такой синтаксис, пишет Л. С. Выготский, необходимо выражает «обращение к очень хорошо знакомому человеку (а кого мы знаем короче, чем самого себя?). Понимание догадкой и высказывание намеком играют решающую роль во внутриречевом обмене» [51, с. 390].