Дервиш света - Михаил Иванович Шевердин

я смотрю на них. И неужели я брошу их? Я их единственный защитник. Что скажет вот она, гурия рая? — он показал на все еще поющую красавицу. — И что скажет этот юноша с сурово стиснутыми зубами?!

И тут доктор увидел выглядывающего из-за плеча Георгия Ивановича Шамси. Да, да, Шамси Ибрагимова, товарища детских игр его сыновей. Непонятно, как только он попал сюда в кишлак.

Но раздумывать было некогда. Внезапно перед доктором в облаках пыли осадил коня всадник в богатом халате.

— Неблагодарные! Я вас! Слушайте меня. Я перед губернатором стою.

— Эй, Саиббай, вас не понимают люди, — надсадным юношеским голосом завопил Шамси и за узду дернул коня так, что тот начал вздыматься на дыбы, — не понимают из-за того, что вы не понимаете людей.

Ссаженного с коня бая уже били. Девушка-певица увесистой хворостиной лупила по чему попало.

К Мерлину, возившемуся дрожащими пальцами с застежкой кобуры, подскочил плотный, низенький в белой чалме, с повязанной платком нижней частью лица крепыш.

— Берегитесь, господин начальник. Конец дела в чужих руках!

И ловко поддел вверх ногу пристава в лаковом сапоге.

Мерлин не успел вытащить из кобуры наган. Белый китель чайкой мотнуло в сине-сером раскаленном небе. С воплем красная физиономия пристава исчезла в куче барахтающихся тел.

Чалмоносец бросился к доктору:

— Хозяин! Господин доктор! Униженно прошу! Позвольте вас проводить отсюда. Позвольте вас проводить… Едем! Послушайте, таксыр, ничтожного слугу вашего.

— Но они убьют их.

— О, хозяин! Убить не убьют, если на то воля бога, живы останутся. Надолго запомнят. А вас умоляю, ехать надо отсюда, хозяин. А то полиция…

Тут лишь в чалмоносце доктор узнал соседа по махалле Юнучка-Арык переводчика и проводника путешественников Алаярбека Даниарбека, часто сопровождавшего доктора в его поездках.

«И он здесь. Ну и дела… Он же служащий Областного Правления, а, по-видимому, здесь с Георгием Ивановичем…»

V

Я не страшусь тьмы,

Даже если на пути

Мчащейся моей верблюдицы

Вдруг встанет пустыня,

Фарис

«Прошедшего уже нет, но разве можно сказать, что его не было. Иначе оно не было бы прошедшим».

Многое из прошедшего кануло в Лету — реку забвения.

И потому так трудно восстановить этапы деятельности революционера Георгия Ивановича, человека, ставшего легендой.

Но, во всяком случае, участие его в кишлачных беспорядках — реальность. Сам доктор оказался очевидцем ужасного события. И записано оно со слов доктора.

В этой записи есть кусочек живой речи Геолога:

«Бунт, конечно, подавили с циничной жестокостью. Садисты! Мерзавцы! Но мы сделали, что могли. Мы вывели женщин и детей из-под удара.

А мы сами — революционеры. Мы учились, мы познавали. И если бы я не окунулся тогда в кишлачные массы, разве я понял бы истинную душу Азии?»

Очень трудно сейчас, спустя десятилетия, проследить этапы жизни политкаторжанина, революционера, известного в то время под кличкой Геолог. Он принимал самое непосредственное участие во всех революционных событиях в Самарканде и его окрестностях в 1905—1906 годах. Знали об этом и в охранке, и в полиции. Знали и в канцелярии губернатора. Знали, и потому искали с упорством и настойчивостью. Считали его опасным. Он выступал не только среди железнодорожных рабочих станции Самарканд, но будоражил и кишлаки. О себе он не рассказывал ничего. И не только по соображениям конспирации. Он боялся не за себя, а за друзей — полиция постоянно шла по его следу.

Весть о Геологе доктор получил во время своей командировки в Ташкент. Однажды нищий остановил доктора близ Урды и передал ему записку.

С недоумением доктор прочитал:

«Сплошная романтика. Рыцарь большой дороги. Благородный «бриганд» Робин Гуд, покровитель вдов и сирот, гроза богатых. Ущелья, стрельба. Черные маски. Демонический смех. Все чепуха, кроме дела. Нападаем на болванов полицейских, отбираем у них оружие, патроны. А это государственное преступление. Не правда ли? И теперь меня не оставят в покое. Но ужасно хочу видеть, пожать руку. Податель знает, где я».

Нищий сказал:

— Дерюжников… Станция…

Вот тогда-то доктор установил связь с Георгием Ивановичем и смог таким необычным образом, взяв на себя миссию связного, переправить ему посылку от Морозова, — тючок кое с чем, очень необходимым.

Появление Георгия Ивановича в Самарканде было событием.

— Помните, доктор, каким вы меня тогда из Тилляу проводили? Состояние здоровья, по вашему мнению, у меня было отчаянное. Не правда ли? Запретили и верхом ездить, и по горам лазать. А теперь! Смотрите!

— Швейцария! Климат, — заметил невозмутимо доктор. — Конечно, у нас Тянь-Шань, Памир… Но воздух полон пыли.

— Восхищена, — воскликнула Ольга Алексеевна. — Вас не узнать. Прямо хочется процитировать: «В битве сердце барса у него». Говорят же, что нервный подъем побеждает недуги.

— Отвечу почти цитатой: «Своему телу объявил я войну. Я понял одно: сердце, желудок, язык, горло, уши уж очень часто ведут себя так, будто они не части моего организма, а безбожные мои враги…». Это из Петрарки. Ну и, попав в Люцерн, я окреп. И не столько лекарства, сколько режим, молочная диета, прогулки мне помогли. Да, там воздух! И видите! Как можем мы, пока не обретем друга, узнать цену другу. Лишь тот, у кого сломана кость, знает цену бальзаму! Вы, доктор, — настоящий бальзам. И я, исхлестанный ветрами вконец, уставший от бурь и непогоды, теперь воскрес, воспрянул. Сил у меня — во!

И он страшно закашлялся. И все увидели, что совсем он не так здоров и что он бодрится изо всех сил.

Доктор, нахмурившись, смотрел на него.

— Пойдемте-ка в кабинет. Я вас послушаю. Вы все тут поэтов беспокоите. И мне позвольте. Кто не научится ничему от прохождения жизни, тот ничему не научится и от учителя.

Осмотр дал неутешительные результаты.

— Согласен, что горный климат Люцерна благотворно подействовал на вас. У вас получилось нечто вроде естественного пневмоторакса. Удивительно, чудо! Но это так. Видимо, последнее время вы не слишком заботились о себе. Боюсь, в правом легком опять начинается процесс. Где-то вас здорово прохватило.

— Где? Да боже мой! На Урале. В Оренбурге, быть может… Вернулся в Россию и, знаете, попал в переделку. Жарко было и холодно. И снова в Ново-Николаевске, в Сибири. Иной раз и на снегу пришлось полежать, и в мерзлом болоте. Меня даже на юг вроде «командировали», потому что опять кашлять начал.

— Вот видите. Но и здесь вам придется отложить все дела. Подумаем, как это сделать. Наш Самарканд для вас просто находка. Даже у Брокгауза-Ефрона в энциклопедии так и записано: «Самарканд — климатический курорт. Полезен при