Другое небо - Александр Алейник

* * *

Здравствуй, смотритель цветов: жёлтого, бурого, чёрного,ветра сырого, веток, распяленных на фасадах,полумусульманское небо помешано на маленьких чётках —чётких окошечках…мутный мёд, мутный мёд для несытого взгляда!Вслушайся в тихую жизнь, истончающуюся незаметнона мелькание тополей, моську,морщины остолбеневшей старухи,всё застыло на родине, на неизменных бедныхулицах, поднимающих кирпичные рукик страшному полнолунью, будто упрашивая о пощаде,потому что у нежности целого неба в июньской ночинет им ответа, нечего дать им,и они сворачиваются под набрякшее веко в горячую точку.

неисчерпаемые люди

Когда сограждан хмурые чертыразглядываю в утреннем сабвее,глухое одиночество Нью-Йорка,двуногое, с конвейера платформ,читаю в произвольном беспорядкерассыпанного механизма счастья.Как будто схему сборки потерялии стала каждая деталь энигмой,так как же приложить одну к другой?

Состав любого жителя Землии анатомия его терпеньявполне понятны, в общем повторимы,но поразительна безмерная свободанеповторимых вариантов человека:так много их и так разнообразныи внешний вид его и сочетанья качеств,что я невольно думаю о томСознаньи, чья фантазия способнатворить неисчерпаемых людей.

Не это ли простое наблюденьедоказывает, что причина мираесть вольное паренье Духа,чья цель таинственна, а время непомерно…

* * *

Больше всего я на свете любилс моста смотреть в текущую реку,чтобы буксирчик зачуханный плыли облака налетали с разбегуна горизонт, чтобы ветер рябил

бедную воду, будто монетырук миллионы швыряют в неё,чтобы вернуться сюда, так приметынас уверяют. И боги моёей подношенье приносят из Леты.

Разве подкупишь? Забывчивей нетвещи на свете, и разве оставишьвзгляда и губ, или пения следв ней, не имеющей памяти, клавиш,чистых страниц, разрушенья примет.

О, амнезия воды

* * *

Как на Сретенском бульваре в марте стаяли снега,там кофейня есть в подвале, чуть побольше пирога,а в окошке ноги ходят, обувь мокрая толпы,воробьиные угодья, голубей крутые лбы.Я крошил песочный коржик, мрачно пялился на свет,что же это меня гложет? будто жизнь сошла на нет,будто я глядел отсюда, видел столик и окно,общепитскую посуду, что раскокали давно.Помню я подъём прекрасный, там, бульвар, как водопад,рвётся к площади неясной в бездну с крышами подряд,марево Москвы клубится, выпирает из ветвей,дышит паром и боится, как в корзинке Моисей.

поезд «а»

Я на молнию в стекле не променяюстаренький, потёртый бензовозс жестяными белыми губами,хоть сбежалась бездна вас.Я поеду по подземному маршруту номер восемь,я увижу новую странунепреклонным взглядом-гвоздодёромлуч зелёный фиолетовый втяну…я усну под электрическую осень.……………………………………Я еду, как поезд сабвея «А»,без остановок, мимо клёпаных-клёпаных столбов.Во-о-н прозрачная моя головауставилась на меня из других голов.……………………………………Любовь на сгибах стёрлась,как старое письмо,любовь ушла из горла,как вермут, се-ля-ви!Теперь смотри за нею в обатуда, где нет любви.

«Как стакан газировки(лёгкий газ! лёгкий газ!)колкий воздух — уловкиисчезанья из глаз.Вдруг она засмущалась,шарфик в руки и в — дверь,у неё совещаньес Госпожою потерь.Они мило щебечутна бульваре вдвоём,мы их нежные речиза свои выдаём.Выпадает в осадокто письмо, то снежок.Я до почты не падок.Мы простились, дружок.К сожаленью, забывчив,я не помню, увы,то, что хочется вычесть,а сейчас это вы.Не любитель романсов,ариозы Кармен,я поклонник экстазаи его перемен».

Ветер — выдавленный воздухшатает платформы.Ржавые гвоздирусских стихов звякают в горле.

Я ронял лицо в ладони,6 секунд проспал…гулял в клеверном полес братом и мамой,трава была мне по грудь,видел синий бор и его боялся,как телеграммы«Приезжай оставайся тчк.»Потом что-то вокруг осеннее,похожее на Москву.Так и живу там, и здесь живукакой-то неощутимой жизньюиз серии «я не помню чудное мгновенье»,заспал его в сабвее,between «Jay Street» «High».

Я очнулся. Шуршала в окне занавеска.Как снег, как невеста.Я подумал: Виденье, ни с места!Подумал — исчезло.

И объял меня холод Нью-Йорка.Он зимой, как выключенная конфорка.Выпит кофий. Гуд бай, Good bye!И пора собираться в рай.

Ещё парочка верблюдиков в пачке.Я клыками выдёргиваю фильтры.Хорошо бы закурить на даче,где идёт по телевизору Штирлиц.

А с веранды пахнет яблоками, грибами.— Разве это грибы? одни сыроежки…и малиновое варенье запиваешь губамиодной реснитчатой белоснежки.

…и вообще, моя фамилия не такая,а что-то на «Ч» или «Т», но я не помню…я у вас тут живу… вам потакаю…незаметно живу, скромно.

Говорю втихаря стихами,их никто не слышит: я — не читаю,а потом они стихают… стихают…и обрываются на дороге умиранья.

Я держал свой череп одной рукой,я глаза заслонял от света в сабвее.То же делал в стекле человек другой,человек прозрачнее и бледнее.

Я-то знаю, что я моложе его —борода темна, и не так печален.Я пишу стихи, а он — ничего,то он явится, то — отчалил.

«Говорящее правду стекло» соврёт,как часы, всегда забегают.Я-то знаю, кто я, он лезет вперёд,борода седая, а неприкаян.

Неприятен холодный его апломб.Вон глядит, усмехаясь, бельма таращит.Это его в земляной сугроб,через сколько-то там оттащат.

У поэтов другая, вообще, судьба, —я в скрижали чёркаю.И рука моя подпирает лбакостяной небосвод, долетевший сюда, как Чкалов.

* * *

Твои глаза над буквами смеркаются.На кухне кран поломанный сморкается.

Побелку стен изъела язва времени,которое проходит вне меня.

Так всё меняется сполошно, сумрачно,из Змей Горыныча и Рябы Курочки

такие крапчатые яйца выпали,что знали б загодя — корзин надыбали.

На подоконнике цветочек аленький,в ногах дрожит котяра маленький,

завладевает ночь глубокаятобой и мной, голубоокая.

Так начинаются ночные странствия.Прощай наш дом, глухая станция.

По семафорам звёзд над крышамиуходят трое в путь надышанный.

* * *

Посмотри на кровавые роды дня,в-о-о-н она в небе, твоя родня,собралась толпой и хлопочет.Облака, облака, облака пелён.Посмотри: в крови новый день рождён,и умрёт в крови этой ночью.

Ты глаза открыл, а восток горит.Горизонт огнём во всю даль изрыт,и вода, и дома, и холмы пылают,и сирены воют. Пора вставать,кровь восхода с пастой зубной жеватьи горячим захлёбывать чаем.

Новый день такой же, как был вчера.Голубая висит над тобой гора,а вокруг из багрового кирпича ущелье.Ты нырни поглубже, войди в сабвей,в электрический ад, где полно людей,озабоченных странников подземелья.

Вот метут из туннеля стальной пургой.Ты уже в вагоне одной ногой,а другой — отпустил платформу.Ту, что видел, кровь — впиталась в часы,а в родильных домах — сбежала в тазы,и рожалое небо приходит в норму.

* * *