Николай Вавилов - Владимир Георгиевич Шайкин

помноженное на прекрасную память и целеустремленность, позволяло ему накапливать знания весьма интенсивно и в разных сферах естествознания. Он активно занимался на разных кафедрах, в различных лабораториях, берясь охотно за темы, весьма далекие одна от другой. И везде добивался интересных, значимых для развития науки результатов.

Так, в лаборатории питания растений у Дмитрия Николаевича Прянишникова уже можно было к тому времени в деталях ознакомиться с проведением вегетационных опытов на самом современном агрохимическом уровне — и Вавилов и не замедлил это сделать. На кафедре ботаники у профессора С. И. Ростовцева он увлекся изучением паразитических грибов, а затем и вообще возбудителей болезней различных сельскохозяйственных культур, а также их вредителей. И тут сделал разительные для себя открытия.

Однажды профессор Н. М. Кулагин, заведовавший кафедрой зоологии, видя особый интерес к науке и проведению исследований, глубокие знания, энергию и дотошность Вавилова, попросил его обследовать посевы ржи в Подмосковье и выяснить, почему они стали так сильно страдать от повреждений слизнями.

— Хорошо было бы предложить и меры против них, — добавил профессор.

Так началось первое «научное путешествие» Вавилова. Оно сразу стало своеобразным масштабным исследованием. Осмотрев, буквально исползав ржаные подмосковные поля и огороды, обследовав их в разное время суток, студент установил режим жизни голых слизней в Подмосковье и причины, приводящие улиток к усиленному размножению и повышению активности, наметил и меры борьбы с ними. Изложил свои наблюдения и выводы в работе «Голые слизни (улитки), повреждающие поля и огороды в Московской губернии», которую ему потом зачли как дипломную. Губернская земская управа даже выпустила ее отдельным изданием с рисунками и картами, а Политехнический музей удостоил ее премии имени А. П. Богданова.

В письме сокурснице Кате Сахаровой Николай однажды прямо высказал свою потаенную мысль: «Не скрою от Вас и того, что стремлюсь, имею нескромное хотение посвятить себя erforschung weg» (англ. — пути исканий).

Первый научный доклад, сделанный молодым исследователем 12 февраля 1909 года, назывался так: «Дарвинизм и экспериментальная морфология». Произошло это на торжественном заседании совета института, посвященном столетию со дня рождения Чарлза Дарвина. Студент выступил на нем на равных с известными профессорами Н. М. Кулагиным и Д. Л. Рудзинским.

Каким он был тогда, в студенческие годы? Как выглядел?

Чем и кем увлекался? Л. П. Бреславец, учившаяся с Николаем в то же время, вспоминала: «Мы стоим в столовой Тимирязевки, куда я только что принята. Вдруг мой спутник стал серьезным и говорит:

— Это и есть Вавилов, о котором вы так много слышали…

В столовую вошел смуглый темноволосый студент в штатском костюме (многие тогда носили форму), сосредоточенно и внимательно слушая своего собеседника… Нас познакомили, он поднял на меня свои необычайно умные и лучистые глаза и, наскоро пожав руку, поспешил обедать. Ему всегда некогда, у него тысяча дел, он студент, но его уже рвут на части товарищи, преподаватели, профессора, а ему еще нужно успеть на урок английского языка».

Да, он всех уже тогда поражал своей энергией и неутомимостью, с людьми держался очень дружелюбно, подчас удивлял скромностью, даже застенчивостью. Женитьбу свою, и ту поначалу старался скрыть, но об этом все равно скоро узнали и на очередной семинар собрались пораньше — осыпали его и Катю Сахарову бумажным дождем, как только те вошли, — поздравили таким образом с началом их совместной жизни. Николай при этом был настолько смущен и тронут, что совсем растерялся и не сразу нашелся, как ответить на поздравления.

Вавилов уже с первого курса участвовал в работе кружка любителей естествознания, выступал на его заседаниях с рефератами, докладами, сообщениями. Так, в 1907 году, будучи на первом курсе, он вместе с двумя старшекурсниками выступил с рефератом «Генеалогия растительного царства». Летом 1908 года члены кружка совершили первое групповое путешествие на Кавказ и собрали там богатейший гербарий.

На XII съезде естествоиспытателей и врачей Вавилов встретился и разговаривал с С. Ф. Третьяковым, директором Полтавской опытной станции, которую Дмитрий Николаевич Прянишников неслучайно называл «нашим русским Ротамстедом». Директор предложил приехать на станцию для прохождения летней практики. Николай согласился и ранней весной 1910 года вместе с Соколовским и Сахаровой отправился туда.

Внутренний «поиск себя» еще продолжался, однако после основательной беседы с Дмитрием Николаевичем Прянишниковым, возглавлявшим кафедру частного земледелия, он решил остаться при этой кафедре «для подготовки к профессорской деятельности». И в это же время стажировался на селекционной станции, работавшей при МСХИ, у Дионисия Леопольдовича Рудзинского — основателя и вообще основоположника селекционно-семеноводческого дела в России. Дионисий Леопольдович был выпускником Петровской сельскохозяйственной академии в 1893 году. Здесь, на станции, молодой исследователь начал первую большую экспериментальную работу. Его всерьез заинтересовали тайны иммунитета — природной устойчивости растений к болезням. Были собраны в коллекции и ежегодно высевались в поле многие сотни видов, разновидностей, популяций, сортов полевых культур. Их все специально поражали болезнями, но далеко не в одинаковой степени. Вавилов наблюдал за ними на делянках в течение всего вегетационного периода, вел полевой дневник, рассматривал пораженные листья, стебли, колосья, метелки на разных этапах болезни и невооруженным глазом, и через лупу, и под микроскопом в лаборатории, сравнивал и думал: чем определяется степень поражения, почему она так неодинакова, насколько это зависит от погодных условий и насколько — от генетической природы, передаваемой по наследству?

О природной устойчивости растений к тем или иным заболеваниям ученые в начале XX столетия могли только догадываться. Какие физиологические и биохимические механизмы определяют иммунитет? Николай Иванович изучил работы И. И. Мечникова по иммунитету, о которых тогда много говорили в научных кругах. На него они произвели большое впечатление. Однако конкретно в растениеводстве многие процессы выглядели иначе, надо было осмысливать их по-своему, искать собственные научные методы.

Почему, например, задавался вопросом Вавилов, посевы пшеницы независимо от сорта в один год сильно поражаются ржавчиной, в другой год — мучнистой росой? Значит, развитие болезни прежде всего зависит от погодных условий? Но тогда почему одни сорта подвержены болезням больше, а другие меньше при одних и тех же условиях? И можно ли выводить сорта, обладающие высокой устойчивостью к той или иной болезни или, еще лучше, сразу ко всем? А что, если подобрать хорошо проверенные высокоустойчивые к болезням сорта или даже формы в качестве родительских пар для скрещиваний? Какими будут гибриды? Неужели в коллекции Рудзинского совсем нет, например, ни одного устойчивого против ржавчины сорта пшеницы? Или гибрида? Или естественной популяции?

Каждый вопрос требовал конкретной проверки в поле. В библиотеках нашлось около двух сотен публикаций на эту тему. На всех языках мира. Но ни одной работы, в которой проблема рассматривалась бы достаточно глубоко, Вавилов не нашел: надо самому найти ответы на все