Бездомные девяностые. Разговор с великим бомжом. Подлинная история ЦБФ «Ночлежка», рассказанная ее основателем - Валерий Анатольевич Соколов

Юлий Рыбаков, член Демократического союза:

«Демократический союз стал первой оппозиционной политической партией, которая решила не скрывать своих намерений и изменить государство, то есть структуру Советского Союза, о чем мы публично и заявили, выпустив соответствующие документы и сказав о том, что мы за то, чтобы ликвидировать монополию КПСС на власть, открыть свободу для всех форм экономики, свободу слова и так далее. Это была демократическая программа, которая, по сути дела, потом стала платформой, от которой оттолкнулись все политические партии после нас, но мы были первыми. ДС был протопартией, в него входили люди разных политических взглядов: либералы, социал-демократы, даже евро-коммунисты… Мы считали, что, прежде чем сформируются однородные политические партии, необходимо открыть глаза обществу и разбудить общество от той спячки и неверия в собственные силы, в которое оно было погружено. Мы сделали все, что могли, чтобы показать людям, что можно прямо, честно, открыто, не боясь репрессий, писать и говорить о том, как плох тоталитарный, коммунистический строй и что его надо заменить. Для этого по всей стране были созданы ячейки нашей партии, которые различными способами выпускали листовки, газеты, журналы. В общей сложности было где-то больше 100 с лишним таких изданий.

Кроме того, мы проводили митинги, например, “Вахту мира” в Михайловском саду. И после того, как прошел Первый съезд союзных депутатов, когда мы убедились в том, что 87 % там составляют коммунисты, хотя на самом деле коммунисты в стране составляют всего 13 %, мы решили провести митинг, предварительно отправив извещение, в чем нам, естественно, отказали. Но мы наплевали и решили – проведем. На самом деле, желающих участвовать было не так много – человек 50–60 членов ДС, но было много сочувствующих… Поэтому, когда к Казанскому собору подтянули войска и милицию, с тем чтобы не допустить нашего митинга, народ, конечно, повалил туда вместе с нами. И никакие милицейские кордоны не смогли нас остановить. Так мы прорвались к памятнику Кутузову. С собой под плащом у меня был припрятан российский флаг, который тогда еще был под запретом. Чтобы не было заметно, его древко было сделано из двух свинчивающихся половинок. Ребята прорвали оцепление перед Кутузовым с одной стороны, я подбирался с другой… Андрей Мазурмович подлетел к комсомольцам, которые нас тоже вязали, и сказал: “Ребята, мы с телевидения приехали – подкиньте меня”, – и комсомольцы помогли ему забраться на цоколь памятника Кутузову. Он, сильный, здоровый, бывший десантник, протянул руку Лене Гусеву, а потом и Кожевникову – они втроем туда забрались. Я тем временем с другой стороны разворачивал флаг, а потом закинул его к ним наверх.

Первый раз за 100 лет в городе реял трехцветный флаг. Причем у Казанского собора в 1860 году прошла первая студенческая демократическая демонстрация».

Добирались недели полторы – вдвоем очень сложно ехать, ведь обычно на дальнобое ездят с напарником. Юля держалась хорошо, из нее шарашил адреналин: она ж не понимала, куда я ее везу – дороги не знала, да и я не знал; ночью мы останавливались в лесопосадках – спать в любом случае приходилось, плотно прижавшись друг к другу.

Из одежды у нее остался только черный спортивный костюм. Помню, как-то мы вписались на заднее сиденье в автобус, а там мужик, окинув коротко стриженную Юлю в спортивном костюме сочувствующим взглядом:

– Откинулась?..

– Да, домой везу.

Надеялся, хоть рубль из сострадания даст – он же видел, что мы не по билетам, а по вписке, – не дал.

Добравшись, мы с Юлей поехали к ней домой (своим я сообщил, что вернулся в Петербург, только в начале 1990‑го). Она жила на «Парке Победы», а там – ее родители: они начали меня угощать чаем, расспрашивать про планы и намерения, что вы хотите делать с нашей девочкой? И у нас с Юлей закрутилось: мы жили на квартире близ Никольского собора у хиппи Феба, с которым я также познакомился в Симеизе.

А весной я загремел в «дурку». Юля меня потащила в библиотеку Блока – там был кинолекторий, где показывали фильм «Стена». Он меня настолько разворотил – я увидел, как одинокого человека банально сжирает система (а это ведь про Совок!), – что на «Парке Победы» я сказал Юле, что надо что-то делать и… порвал паспорт. Через несколько дней пошел сдаваться в транспортную милицию – по слухам, которые ходили среди бездомных, когда я сидел в спецприемнике, в Ленинграде хорошим был Железнодорожный: там даже стояли отдельные кровати, хоть и двухъярусные!..

Помню, как пришел по перрону в отдел:

– Чего пришел?..

– Сдаваться.

– Сядь, посиди.

Пока сидел, решил, что делаю что-то не то. Пошел прочь – они за мной, я еще быстрее – они догнали и решили, что хоть и нормальный, но психиатричку лучше вызвать. Тогда мне резко показалось, что санитары лучше, чем менты – и на всякий случай я сказал, что все достало – хочу под поезд броситься.

Меня отвезли на Лиговку – нашли на волосах гнид, хотели брить. Как я могу остаться без хайров?! Я пытался объяснить, что они мертвые, даже не у корней, – слово за слово, что положено бриться, меня обкололи аминазином. Три дня кололи – потом сквозь сон главврачу я объяснил ситуацию.

– Все будет нормально?

– Да, только уколы отмените.

Сергей Николаевич был хороший – и когда я пришел в себя окончательно и начал рассказывать, что порвал паспорт, он меня прервал: «… я понимаю почему». Через две недели меня выписали из медицинского учреждения, где вообще-то весь медперсонал смотрел Кашпировского. Так что еще непонятно, кто был дураком в этой «дурке».

А потом я попал в правозащитную деятельность – из туалета. Я пошел в сортир – с туалетной бумагой напряг, поэтому вместо нее лежали газеты. Сижу, читаю газету, вижу объявление: «Общество “Гуманист” приглашает на регулярные встречи для неравнодушных людей». Они собирались в горздраве на Садовой. Я решил, что это интересно, тем более название хорошее, да и Юля постоянно пилила, что денег нет – я всегда был в поисках работы. Приехал – думал, там офис, все дела, хотя и слова такого не было. Открываю дверь, а там предбанник, ходит мужик с наполовину седым усом: «Вы на встречу? Давайте подождем, может, еще кто подойдет». Никто не подошел. Он представился – фотограф Олег Азовский, – показал мне устав, а там все так хорошо написано про помогать людям. Спросил его, что будем делать? Он начал рассказывать, что они только в процессе становления и