Бездомные девяностые. Разговор с великим бомжом. Подлинная история ЦБФ «Ночлежка», рассказанная ее основателем - Валерий Анатольевич Соколов

зачем, – сказали чиновники Ленгорисполкома, – все это нашему городу и ни к чему. Международные конференции, более многочисленные, чем 100 человек, должны проходить только в Москве». Смотрите, что это было: городу «с областной судьбой» при власти КПСС просто не дозволялось иметь нужную инфраструктуру для приема больших мероприятий международного значения. А мы приняли – непрофессиональные, неопытные и все такое прочее. Эта конференция имела особый смысл для нашего города – прекращалась еще одна монополия. Монополия Москвы на проведение международных конференций большого масштаба.

И то, как мы преодолевали эту монополию, видимо, впечатлило и наших официальных оппонентов. В день открытия конференции 1 сентября 1990 г. газета «Ленинградская правда» – на то время орган Ленинградской организации КПСС – печатает интервью члена секретариата конференции Михаила Дудченко и приветствие пленума Ленинградского обкома КПСС: «Участники пленума Ленинградского ОК КПСС приветствуют участников второй Международной конференции по правам человека. Мы рассматриваем права человека как первейшую гуманистическую ценность, выражаем удовлетворение проведением такой конференции в Ленинграде и видим в этом практическое доказательство происходящих в нашей стране демократических перемен. Желаем конференции успешной работы и надеемся, что она будет содействовать достижению мира, гражданского согласия и социальной справедливости, столь необходимых всем жителям Земли. 30 августа 1990 г. Смольный». Как жаль, что не пришлось видеть, с какими лицами товарищи из пленума голосовали за текст про гуманистические ценности. Но они проголосовали. Зачем? Могу предположить, что им тоже хотелось чего-то большего, чем жить «в городе с областной судьбой».

Регистрация была простой: получил бейдж – и вперед. Это было действительно чудо, потому что паспорта на тот момент у меня уже не было. На Конференции были многие диссиденты: Подрабинек, Лурье, Горбаневская, Рыбаков, – в общем, я встретил всех тех «старших» из «Сайгона». Дружно ждали Леха Валенсу, но он не приехал.

Там ко мне в руки попал доклад про сумгаитские события – и я попытался вручить эти документы Травкину, который хоть и был некогда деятелем от КПСС, но уже создал Демократическую партию России. Я хотел, чтобы он прочитал и ужаснулся: «Возьмите, Николай Ильич». А он прятал руки за спину, мотал головой и твердил: «Не возьму, я вам не верю». Но откровенно, меня интересовала только одна тема – бездомные. И даже не права бездомных, а право человека на свободный выбор места жительства и пребывания.

Сразу же после конференции с одной из ее участниц мы по приколу поехали в Таллин на уфологическую конференцию: вписались в ночной поезд, пришли в Дом офицеров, где была конференция, участники которой в уже приличных интерьерах, а не как у гостиницы «Россия», несли такой же фантастический бред. Из этого всего мне больше запомнилась не имеющая отношения к инопланетянам программа «Детка», предвестница ЗОЖа, ведь Порфирий Иванов советовал регулярно обливаться ледяной водой.

С октября 1990‑го я стал ходить в Ленсовет, как на работу: Мариинский дворец метафорично был эталоном социальной архитектуры XIX века, ведь там был сделан пандус для императрицы Александры Федоровны, у которой были проблемы с ногами; а сам Ленсовет был самым демократическим советом в России – во‑первых, там была первая комиссия, которая обозначила, что она – Комиссия по социальной политике, а не каким-то абстрактным пособиям и пенсиям; а во‑вторых, в Ленсовете была создана еще и первая Комиссия по правам человека, которую возглавил Юлий Рыбаков, по два часа доходивший от Сенной площади до Ленсовета, ведь на каждом шагу его останавливали и обрушивали на голову свои проблемы. Демократичность проявлялась и в свободно открытой двери Дворца – заходи да разговаривай. Никакого ощущения, что тебя пустили в потаенное и закрытое на все замки место, не было: никакой пропускной системы, минимум охраны на входе – и кто там только не тусовался: Невзоров[2], Саша Богданов со своей «Антисоветской правдой», новоявленные партии типа «Свободных демократов». Кстати, ДС тогда отказался регистрироваться как партия – Лера Новодворская четко понимала, что это просто власть в тот момент мимикрирует – и, собственно, оказалось, что она и права…

Сами тогдашние депутаты были обычными людьми, ведь в марте 1990 года, когда проходили выборы в Ленсовет, коммунисты проиграли их с громким треском. Не было такого жесткого расслоения между властью и народом, как сейчас. В Ленсовет действительно пришли люди, которые вчера еще сидели в научно-исследовательских институтах и конструкторских бюро – классическая советская идейная интеллигенция, многие из которых даже работали в Ленсовете, были искренни и увлеченны, ведь всех невообразимо достал Совок и коммунистическая власть – это хотелось менять. Невообразимо: в Ленсовете в 1990 году было больше 400 депутатов на Петербург вместо сегодняшних 50, плюс еще в каждом районе города были свои районные советы. Депутатский корпус представительской власти в Петербурге был достаточно существенный.

В составе Ленсовета практически не было карьеристов, которые пришли туда специально, чтобы стать какими-то политиками – сесть на конек власти. В основном там оказались люди, которые действительно переживали за страну: та же самая Марина Салье – председатель Комиссии по продовольствию, которая потом вела расследование по делам Путина и Собчака; бывший геолог Александр Егоров, возглавлявший как раз Комиссию по соцполитике.

Леонид Романков, член «Народного фронта», депутат Ленсовета:

«Я участвовал в так называемом демократическом движении, занимался распространением самиздата, подписывал письма протеста… В 1982 году у меня был обыск – нашли много запрещенных книг, и я чуть было не загремел в тюрьму, но отделался официальным предостережением прокурора, что если я буду продолжать заниматься антисоветской деятельностью, то “уеду далеко”. Но я не перестал заниматься распространением, только чуть лучше конспирировался. А потом пришел Горбачев. И друзья сказали мне: “Раз ты начал бороться с коммунистами, то давай, продолжай”, – они уговорили меня пойти на выборы. Тогда я написал просто обычную листовку – свою биографию: блокада – в Ленинграде, участие в диссидентском движении, обыск КГБ; про свою работу и что я считаю, что права человека – это одна из главных вещей для демократии.

Мне кажется, люди тогда уже настолько устали от единовластия, беспредела и цинизма власти, что нужен был какой-то легкий толчок, чтобы они вышли на улицу и выразили свое негодование против существующего порядка вещей. Перестройка дала этот толчок. Тогда образовался “Народный фронт”, в котором я принимал участие, и другие демократические организации.

Моя кампания стоила мне примерно полдоллара, то есть тогда около 16 рублей. Я распечатал несколько листовок и распространил их в парке Лесотехнической академии. Потом было примерно 12 встреч с избирателями. Люди говорили, как у них накипело от того, что все