Когда поют цикады - Стивен Амидон

под свое крылышко. Она… не подарок. Но она не плохая. Просто она… просто иногда делает глупости, потому что их делать куда легче. Доверяет людям, которым доверять нельзя. Но она и мухи не обидит.

– Не сомневаюсь, – кивнула детектив.

– Она выводит из себя по десять раз на дню, и в то же время она вроде ангела. Мне трудно объяснить. Для этого нужно ее знать.

Даниэль начала плакать. Она в жизни не плакала, и вот сейчас ее прорвало. Слезинки булавками кололи глаза. На столе материализовалась коробка с бумажными носовыми платочками – снова шеф полиции. «Так, – сказала себе Даниэль через двадцать-тридцать секунд. – И на этом хватит. Поплакала, а больше все равно уже не поможет». Она промокнула глаза, и белоснежный платочек стал черным как уголь.

– Как долго она жила у них? – тут же возобновила расспросы Гейтс.

– Почти три месяца.

– И была всем довольна?

– Да.

– А чем именно она у них занималась?

– Бетси была нужна компаньонка. Помочь ей оправиться. Хотя думаю, что она просто скучала по своим детям. Вы, наверно, знаете об их старшем.

– Да. Очень печально.

– А остальные выросли и разъехались. И ей нужно было над кем-то трястись. Поначалу я не верила, что из этого выйдет что-нибудь путное. Иден отнюдь не опытная сиделка. Но они действительно сошлись. Ах да, еще же была собака. Она за ней тоже присматривала. А собака…

– С ней все в порядке. Что вам известно о круге общения Иден?

– Совсем немного. Она не любила рассказывать о друзьях и знакомых. Мы часто ругались на эту тему.

– Почему же?

– В прошлом она несколько раз ошибалась с выбором, так что, пожалуй, я могла проявлять излишнюю строгость касательно ее компании.

– Значит, ее друзей вы не знали? Я имею в виду здесь, в Эмерсоне.

– Нет, никого. Но, зная Иден, нисколько не сомневаюсь, что они у нее имелись.

– И работы, как я понимаю, у нее не было? Помимо дома Бондурантов, я хочу сказать.

– Да, она только выгуливала собаку и не давала скучать Бетси. Они ей платили. Прилично. И отвели ей комнату – с отдельной ванной, огромной кроватью и большим телевизором. Но вы же и сами все видели. Может, в этом причина и была? Ограбление или что-то вроде этого?

– Разумеется, мы рассматриваем все версии. А вот вы упомянули ошибки Иден с выбором. Как вы считаете, могло ли у кого-то из ее прошлого возникнуть желание навредить ей тем или иным образом? У бывшего парня, например?

– Да отшитых целая уйма, но вряд ли кто из них был склонен к насилию.

– Можете назвать их?

– Мэтт, Рейшард… Знаете, мне нужно вспомнить.

– Если получится составить список, нам это очень поможет.

– Я сделаю.

– Так, а ваша дочь употребляла наркотики?

– Не до такой степени, чтобы это составляло проблему. Никаких шприцев или чего-то подобного.

– И у вас никаких предположений насчет цели того полуночного звонка?

– Никаких.

– Это было в ее духе, звонить так поздно?

– В последнее время нет.

Гейтс какое-то время пристально смотрела на Даниэль, затем спросила:

– Как бы вы охарактеризовали ваши отношения с дочерью?

– Я ее мать.

– Можно поконкретнее?

– Наверно, можно сказать, что мы с Иден взяли паузу. Вообще-то, на деле все было не так плохо, как звучит. Просто, понимаете, после двадцати лет мы обе решили, что перерыв не помешает.

– Кстати, а где вы сами были прошлой ночью? – спросила детектив так, будто мысль только пришла ей в голову. – Вы сказали, что разговаривали с дочерью в семь…

Даниэль понимала, что со стороны полиции подозревать ее вполне естественно. Они же ее не знают. И она прекрасно отдавала себе отчет, как выглядит со всеми своими татуировками и вычерненными волосами. И тем не менее.

– Я была дома.

– И чем занимались? – подключился Прокопио.

– Поужинала, потом посмотрела фильм и легла спать.

– И что за фильм смотрели?

– Какой-то с Джулией Робертс. Она там притворялась, будто влюбилась в гея, чтобы ее другой приревновал. Не запомнила названия.

– «Свадьба лучшего друга», – немедленно подсказал Прокопио.

Обе женщины уставились на него. Затем Гейтс снова повернулась к Даниэль.

– Из дому не выходили совсем?

– Нет.

– Хорошо, примем к сведению.

Они говорили еще какое-то время. Шеф ушел. Гейтс снова осведомилась о бывших дружках Иден. Спросила о ее привычках, не рассказывала ли она что о пребывании в Эмерсоне. Полицейских интересовали настроения ее дочери, но это было все равно что выпытывать полетный план комнатной мухи. Даниэль понимала, что толку от нее мало. Детективы начинали повторяться.

Затем вернулся начальник и увел их на срочный разговор. После чего полицейские попытались быстро избавиться от нее, но так просто она не сдалась.

– Теперь я могу ее увидеть? – набросилась Даниэль.

– Вот что, мы уведомим вас об этом при первой же возможности.

– Но это будет сегодня, да?

– У них там свои распорядки. Но надеюсь, да.

– Спасибо.

– Сейчас один из наших сотрудников отвезет вас домой. У вас есть с кем побыть?

– Со мной все будет хорошо.

– Вы уверены? Мы можем прислать вам людей.

Существовал только один человек, с которым ей необходимо было побыть. Один-единственный, уже долгое время.

– Со мной все будет хорошо, – повторила она, хотя и подозревала, что это совсем не так.

Селия

Она прождала ответа Элис на свое сообщение все утро. Что было нетипично. Обычно подруга отвечала сразу же. А уже прошло почти три часа. Разумеется, Элис вполне могла еще дрыхнуть. Жаворонком-то она точно никогда не была. Будет очень досадно, если не получится встретиться. Им действительно необходимо поговорить о детях.

Да и выбраться из дома на какое-то время определенно не помешало бы. Строители шумели гораздо громче, нежели она могла предположить. Они приступили к разрушению патио сразу после семи, тем самым нарушив городское постановление о запрете проведения работ во дворе ранее восьми часов утра. Не то чтобы это имело какое-то значение. Никто не станет жаловаться на шум в доме Пэрришей в какое угодно время. Как-никак, именно Оливер разрабатывал правила в Эмерсоне.

Всего рабочих было четверо. Один орудовал отбойным молотком. Другой управлял экскаватором. Двое других созерцали процесс уничтожения с вдумчивыми минами, достойными судей Олимпийских игр. Их прибытие Селию с постели отнюдь не подняло: к тому времени она уже сидела в своем любимом солнечном уголке кухни с чашкой кофе. Оливер был в отъезде, и спать после рассвета в одиночестве для нее оказалось затруднительным. Когда рабочие принялись долбить истрескавшийся камень, ее проняло дрожью, прямо как при первом клацанье ножниц