Год в Чувашии - Дмитрий Геннадьевич Лукьянов

Вечером Мишши тихо стянул с отца валенки, обулся и пошел по сугробам на соседнюю улицу в гости. Ботинки остались на печке до праздника Первого мая, который стал последним днем для поселившейся в них мышиной семьи.

— Хорошие были ботинки, — сказала бабушка моей жены.

— Мы надевали их, когда нас водили на плодоовощной комбинат, — сказала теща.

— Почему вы надевали мужские ботинки? — спросила жена.

— Очень хорошие ботинки, Дима, можно купить на ликвидации склада финской обуви в ДК «Ровесник», — сказал тесть.

— А куда дядя Миша пошел в отцовских валенках? — спросил я.

Мишши отправился к своей однокласснице Валентине. Она развелась с мужем в прошлом месяце, и тот, радостный, вернулся домой к родителям в прицепе колхозного трактора, сидеть за рулем которого было его работой по будням и иногда по воскресеньям. Говорили, что от бывшей жены его вез то ли черт, то ли цепной пес, но скорее всего черт, поскольку собаки здесь даже тогда не пели эстрадных песен на русском языке. Когда Мишши вошел внутрь бело-голубой избушки одноклассницы, под потолком еще клубились остатки винного тумана, и бабочки-репейницы, осенью счастливо угодившие в ловушку жилого дома, пролетали через эти пары нарочито чаще, чем через другие пространства.

— Думала, что из такого далекого края ты приедешь в ботинках, а не в чувашских валенках, — сказала она Мишши.

— Я привез тебе новый чемодан. Но если хочешь, то возьми мой плащ тоже, — сказал он.

Валентина с интересом посмотрела на плащ с квадратными карманами и пластиковой пряжкой ремня. Мишши немного загрустил и незаметно вздохнул. Пуговицы на огромном животе наконец выстрелили. Одна попала в Валентину, отчего та рухнула на пол, а вторая угодила в зеркало. Коротко хлынула стеклянная волна.

— Капҫа, — сказала лежащая женщина, — зачем мне чемодан и плащ, если теперь я не могу посмотреть на себя?

— Плащ можно носить без пуговиц, — неуклюже оправдывался Мишши, — я сам видел в Красноярске…

Он попытался поднять Валентину, из-за спины которой выпорхнули пьяные бабочки. Она не стала сопротивляться.

— Я не могу выйти за тебя замуж, пока ты не расстанешься со своим животом, — сказала она, — он может быть очень опасен для меня и нашей скотины.

— Хорошо, — сказал Мишши, — вряд ли живот задержится на мне надолго. А я пока займусь новым домом.

Стройка началась весной. Умный и образованный Мишши избрался председателем колхоза, что оказалось некстати, потому что пользоваться у всех на глазах государственной техникой и казенными материалами, как это делали другие, он не смог. Но не из-за угроз от государства, а лишь потому, что тогда пришлось бы помочь сестре отца, соседу, сослуживцу в соседней деревне, и Валентина, что было бы совсем уж неприлично, попросила бы у него машину какого-нибудь навоза для огурцов. Так что живот исчезал очень быстро, а стены дома росли медленно. Однажды в овраге на окраине колхоза Мишши заметил песчаную промоину. Это был подарок природы к его стройке и, увы, причина первого инсульта. Человек в регалиях цивилизации не должен носить на себе песок и камни.

Валентина же пропала. Говорили, что она насыпала в чемодан картошки и уехала в большой город, где быстро погибла: городской пожарный, начавший было ухаживать за ней, случайно застрелил ее пробкой от шампанского.

Через несколько лет умер Мирон Миронов. В новом доме он спал так же за печкой, и однажды осенью бабочка-репейница, опасливо севшая на его губы, просидела на них восемь часов рабочего дня, прежде чем ее вспугнула зашедшая без особого повода соседка.

Мишши сильно простудился на похоронах и до конца года переваливался с бока на бок в отцовской кровати, глядя в окно на ржавые виноградные листья. За листьями желтело поле с редким пунктиром электрических столбов, бесконечно далеких от ледяного неба и крестиков коршунов в нем. Снова кончался год Курицы. О наступающем годе Собаки мог иногда напомнить слепой лай цепных псов, космически одиноких в квадратах крестьянских дворов.

— Раньше в деревнях не пили шампанское, — сказала бабушка.

— Раньше была плохая жизнь, — сказала теща.

— А разве сейчас лучше? — спросила жена.

Тесть, к счастью, ничего не сказал. Я посмотрел в окно, которое было черным, как всегда в это время. Пустой месяц март. Сухие виноградные листья давно оборваны зимними ветрами.

— А, — сказал наш сын Миша — младенец в костюме медведя на молнии. Он родился в апреле, когда в Чувашии еще лежит снег и довольно холодно. 

4

Апрель / Ака —

пашня

 Бог есть свет

В 2020 году Россия, не СССР, построила свой первый пассажирский теплоход. Вышло плохо. Из-за стремления к современности он получился подобным пятиэтажному дому с дизайнерским фасадом и угнетающим множеством квартир, каждая из которых не похожа на другую сложностями с выплатой кредита. Такими пестрыми домами теперь застроены далековатые от Москвы и пригородов пустыри.

В самом начале навигации угловатая конструкция из стекла и стали двигалась вниз по Клязьменскому водохранилищу. Возможно, она, как и я, тоже прибыла в Долгопрудный из Чебоксар.

— Раньше теплоходы были красивее. Чешские, австрийские, немецкие из ГДР. Мне вот было бы совсем неинтересно путешествовать на некрасивом теплоходе.

Урель сидел с удочкой на руинах сталинского моста. Мост строили по американским технологиям, но из-за спешки, для которой нашлись какие-то очень важные причины, были нарушены требования по ресурсу. Позднее эта история повторится со станцией метро «Воробьевы горы». Ржавый американский мост, с годами ставший еще более вычурным от следов коррозии, снесли при Ельцине. На берегах остались лишь основания из серых архангельских валунов. Дмитровское шоссе же вновь соединил новый, широкий и высокий мост, под которым даже четырехпалубные теплоходы и морские баржи казались не такими уж большими.

— Странное дело, — продолжал Урель, с ловкостью то ли черного горного барана, то ли просто черта передвигаясь по скользким валунам, чтобы переставить удочки, — ты мог бы вернуться в Чебоксары самым простым путем, то есть по течению. Долгопрудный, Рыбинск, Кострома, ну и так далее. Или по Москве-реке через Воскресенск, Касимов, Муром и дальше. Но не сможешь из-за шлюзов. Самый простой и естественный путь к цели у нас перекрывается множеством препятствий.

— Лучше схожу за пивом, — сказал я.

Пару дней назад мне все же пришлось вернуться в Москву из Чувашии, чтобы разобраться