Ужасы французской Бретани - Александр Волков

Анку заимствовал у них свои атрибуты — косу, стрелу, копье, повозку, но не сущность. Преследующего людей ночного чудовища среди них нет. Существовали, правда, два странных персонажа, близкие по времени к Анку и по духу схожие с ним куда более Суцелла и Дагды.

В 1492 г. автор «Саксонской хроники» Конрад Бото описывал некоего бога вендов (лужицких сербов) Флинца (Флинса): «Славяне поистине отступили от клятвы и восстановили старого бога, звавшегося Флинц, который стоял на кремне, был изображен в виде мертвеца в длинном плаще и имел в руке палку с горящим факелом и на левом плече — вздыбившегося льва, который будет воскрешать мертвых». На позднейших гравюрах Флинц был представлен как в виде скелета в саване, так и в виде обыкновенного старца.

Ирландский Дуллахан («безголовый») тоже охотится за живыми людьми по ночам, высматривая их посредством своей фосфоресцирующей головы, чья личина искажена мерзкой усмешкой. Он держит ее в высоко поднятой руке и, обнаружив жертву, гонится за ней верхом на черном коне или управляя каретой, запряженной лошадьми. У Дуллахана был собственный прототип из местных божков — Кромм Дуб (Кромм Черный), которому вплоть до VI в. приносились в жертву первенцы каждого семейства.

Но, как видим, функциональная близость не дополнена внешним сходством, и образ Анку по-прежнему аналогов не имеет. Впрочем, за последние два столетия он изрядно потускнел. Уставшие от постоянного страха бретонцы решили очеловечить своего демона, причем в буквальном смысле — назвав его человеком. Это не кто иной, как прихожанин, умерший последним в минувшем году и сделавшийся Айку данного прихода. Тем самым Анку утрачивает свою одиозность.

 Смерть с копьем верхом на быке. Миниатюра i486 г., иллюстрирующая стихотворение П. Мишо «Танец слепых»

Ничто, однако, не мешает рядовому бретонцу превратиться после смерти в чудовище, поэтому в другой версии Анку назначили родителей — Адама и Еву. Он был первым их сыном. В наказание за проступок отца Бог велел Анку убивать своих родящихся на грешной земле братьев. Он будет исполнять эту миссию до конца света, не выходя за жесткие рамки божественных указаний. Как и сам Творец, Анку подчинен моральным правилам и наделен обязанностями перед людьми:

Бог призывает меня, чтобы я выполнил мой долг,Если будет угодно Господу, Он будет повелевать,А я — поверьте мне — стану Ему служить.

Сравним «долг» Анку с его враждебностью к людям из старинной песни:

Если бы я хотел слушать людей,Принять от них плату…Я купался бы в богатстве!Но я не приму даже булавки,И не пощажу никого из христиан,Ни даже Иисуса, ни Святую Деву,Я и к ним не знаю пощады.

Службой Богу идеализация образа Анку не ограничилась. Постепенно он превратился в доброго наставника, помогающего праведникам приготовиться к кончине и умереть достойно, и оказался едва ли не противопоставлен нечистой силе. В отдельных чертах Анку отчетливо различима психология современного человека, в том числе христианина, озабоченного равномерным распределением земных благ. Анку возносится над Богом. Он справедливее Его, так как не придает значения социальному статусу, богатству, духовным подвигам и рано или поздно уносит всех без разбора. Даже беспощадность Анку поставлена ему в заслугу! Простой мужичок, много работающий и позволяющий себе немножко согрешить (например, выпить лишнего), чрезвычайно доволен тем, что Анну, в отличие от Бога и святого Петра, не отдает предпочтения гению, святоше, аристократу, без устали размахивая своей косой.

Смерть с косой на катафалке, запряженном быками. Миниатюра XVI в., иллюстрирующая поэму Петрарки «Триумфы»

Дело за малым — нужно сделать Анку «своим в доску» парнем. Вслед за добротой и усердием Анку обретает… жену (в некоторых народных сказках). Правда, детей он иметь не может — это было бы полным крахом его миссии, зато может выступать их крестником (так народ истолковал средневековые портреты Анку на купелях). Нового Анку гораздо легче сопоставить с кельтскими богами.

ЧАСТЬ II. МЕРТВАЯ ГОЛОВА

Он сам присочинил себе еще, что будто царевна София отрубила его предку голову за верность Петру Великому и что казненный взял будто свою отрубленную голову, поцеловал ее и сказал: «Отнесите ее моему законному государю».

Тема мертвой человеческой головы еще ждет своего российского исследователя. Самую полную, хотя и несколько тенденциозную подборку сведений о мертвых головах осуществил не ученый, а волхв по имени Богумил. Однако головы, преследующие людей из мести или каких-либо иных соображений, им почти не были затронуты. В книге «Из жизни английских привидений» мы говорили о беспокойных черепах, населяющих английские дома. В Англии этот мотив развился позднее, чем в Бретани, чьи средневековые легенды и сказки содержат обширнейший материал по отрубленным и оторванным головам. Его нельзя понять вне границ мирового фольклора, «головные» направления которого мы должны охарактеризовать.

Чудеса, связанные с головами, обычно объясняются поверьем, согласно которому в голове заключена человеческая душа (дух, дыхание, жизнь), а следовательно, она может жить, будучи отделенной от тела. Та же логическая цепочка накрепко привязывает привидение к духу умершего. Но можно ли быть уверенным в том, что под личиной призрака скрывается знакомый нам человек, а посредством ожившей головы действует ее бывший носитель?

Голова-идол

Почетнейшая роль отведена головам, участвующим в сотворении мира. В большинстве космогонических мифов головы эти успешно взаимодействуют с другими частями тела «творца». Из головы получалось небо (индийский Брама, скандинавский Имир) или на худой конец ею подпирали небесный свод (греческий Атлант), а из менее уважаемых органов возникали земля и преисподняя. Но в отдельных случаях, например в саамском мифе, изначально, кроме головы (голова старика), вообще ничего не было!

По поводу этих голов А.Н. Афанасьев вдается в забавные ассоциации, столь любимые мифологической школой. Если небо уподоблялось в древности человеческому черепу, то облака и тучи — мозгу, его наполняющему, или волосам, его покрывающим. К светлому безоблачному небу сибирские шаманы обращались с возгласом: «Отец лысое Небо! Младший сын плешивого Неба!» Русский народ говорил «плешь просвечивает» и «лысина светится», а диск полнолуния сербы сравнивали с лысиной старика. Ясность и чистота пришлись по душе нашим современникам, и нынче на улицах много света. Увы, бритоголовые поклонники небесной черепушки позабыли о второй аллегории — а вдруг голова не только волос, но и мозгов лишается? Да и фразы «лысый черт» и «лысая гора» тоже нельзя сбрасывать со счетов.

Следующий этап почитания голов — голова в роли идола. Тут мы имеем дело только с головами, и почитаются они именно потому, что лишены тела. Намек на такое почитание можно отыскать в Древней Греции. К примеру, Цирцея, направляя Одиссея в Аид, советует на границе мертвого царства принести «главам бессильным умерших мольбу» (Одиссея, 10: 521). Хотя главы и бессильны, им о чем-то молятся.

Столь же запутана ситуация с головой Орфея. Во-первых, неизвестно в точности, кем, как и за что был убит Орфей. По версии Платона, он обидел богов тем, что не умер от любви, а сбежал из Аида живым. По другой версии, обиделся только Дионис — Орфей не почитал его, более прочих богов славя Аполлона. При этом на убийц певца разгневался именно Дионис, а от Аполлона умерший Орфей получил впоследствии нагоняй. По Конону, напротив, Орфей чтил Диониса сверх меры и, будучи жрецом его храма, не допустил туда шумную ватагу фракийских и македонских женщин, воздавших ему по заслугам. Есть и обратная версия — женщины, блюдущие чистоту мистерий, застукали там Орфея. Эта версия, разделяемая Вергилием, правдоподобнее: бешеный нрав вакханок не был ни для кого секретом.

А вот и романтические версии. По Овидию, фракийские менады растерзали певца за пренебрежение к их чувствам, а Фанокл, отличавшийся оригинальностью взглядов, обвинил в убийстве жен-бистонок. Те закололи Орфея мечами, поскольку «фракийскому племени чувство любви меж мужами оный впервые явил, женскую страсть не воспев»[10]. Павсаний, склонявшийся к мнению о гомосексуальности Орфея, в качестве альтернатив указывал на его гибель от молнии и самоубийство.

Многие авторы сходятся в том, что тело убитого Орфея было расчленено убийцами. Разбросанные куски собрали и захоронили музы. Голову музы не нашли — загадочным образом она угодила в реку Гебр или в море. Возможно, ее швырнули туда сами же убийцы. В гордом одиночестве или привязанная к собственной лире, то ли молчаливая, то ли поющая голова приплыла к Лесбосу, где ее встретили, по Фаноклу, печальные мужчины и «дали могильный приют». Лукиан говорит о местных жителях, схоронивших, то есть закопавших, голову, а лиру поместивших в святилище.