Титурель - Вольфрам фон Эшенбах

если это событие рискованно отождествлять с теми или иными историческими данными. Также и отбытие Гамурета на Восток, да еще вместе со своим юным племянником Шионатуландером, напоминает добровольное изгнание, когда любовные переживания сочетаются с некими союзническими обязательствами при государственно-мистических чаяниях:

Шионатуландер

любовным подвержен тревогам;

его дядя Гамурет

поведал юноше о многом;

со своим уделом расставшись беспокойным,

оставил он крещеных

и отправился к язычникам достойным.

Достойные язычники — несомненно, мусульмане, чей государь — вышеупомянутый халиф Барук Ахкарин:

Взял рыцарь анжувейнский

дитя — и в путь-дорогу;

отправился к язычникам

Баруку Ахкарину на подмогу...

Гамурет отправляется на подмогу Баруку в разгар Крестовых походов, как раз направленных против этих «язычников достойных», как их называет поэт. Не уклонялись ли подобным образом некоторые христианские рыцари от Крестового похода против альбигойского Прованса? Первый из этих походов был объявлен в 1208 году при жизни Вольфрама фон Эшенбаха, хотя завершились они после его смерти. Известно, что тамплиеры, рыцари Храма, воспетые в «Парсифале», предпочитали не воевать против альбигойцев. А в следующем столетии, когда сокрушительным преследованиям со стороны католической церкви подвергся уже орден тамплиеров, их обвиняли и в тайном сотрудничестве с мусульманами, в частности с ассасинами, наподобие которых и был, возможно, создан орден тамплиеров (Натрошвили Н. Г. От Машрика до Магриба. М. 1978. С. 19). Обвинения против тамплиеров основывались и на рыцарских романах, которые, в свою очередь, осуждались, так как в них находили влияние тамплиеров. Зимрок отмечает, что небесный сонм, вверяющий Грааль некоему избранному сообществу, весьма напоминает духов и демонов, заклинаемых и почитаемых тамплиерами, в чем их обвиняли инквизиторы.

Но наиболее грозным обвинением против тамплиеров была их приверженность к литургии по восточному (православному) обряду. Свидетельство подобной приверженности действительно присутствует в «Парсифале» Вольфрама фон Эшенбаха. Брат Парсифаля Фейрефис, сын Гамурета от языческой (опять-таки) царицы Белаканы, чье имя, вероятно, происходит от пеликана, вскармливающего птенцов своей кровью, принимает крещение от некоего величественного священника, отступающего от обряда Римской церкви чтением Евангелия от Иоанна, особо чтимого православной церковью: «Бог — человек, Отец Его — Слово» (817, 16), то есть «Слово плоть бысть» (Ин, 1:14). Есть сведения, что и «Отче наш» тамплиеры читали, не опуская заключительных слов, как читали молитву Господню катары, так что обвинения против них повязаны на эти слова, сводятся все к тому же: «Яко Твое есть Царство и Сила и Слава во веки веков», а тайна Грааля загадочно с этими словами соотносится.

«Титурель» посвящен событиям, предшествующим «Парсифалю», но слагался, по всей вероятности, после «Парсифаля» и предполагает знакомство с ним. Именно из «Парсифаля» мы узнаем, что обрел Титурель:

В звездных кругах, в мирах иных

Житье-бытье человеков земных.

Флегетанс, язычник, знал

предначертанья звездных начал,

очами созерцая,

речами прорицая;

ему средь звезд явила даль

некую вещь, чье имя Грааль.

Сонм, что над звездами царил,

ее на землю водворил

и выше звезд вознесся вновь,

куда влекла его любовь,

с тех пор хранит ее избранный род,

сей драгоценный крещеный плод...

(454, 17—28. Перевод В. Микушевича)

Этими стихами предварены слова Титуреля в романе «Титурель», посвященном судьбам избранного рода и взаимоотношениям внутри него. Титурель заслужил таинственный дар своей рыцарской доблестью, а не благочестивым самоотречением:

Чистейшее блаженство

с любовью желанной,

все, что завоевал я

моей рукой в тревоге бранной,

да унаследует мой род мою отвагу,

и да будет верен

мой отпрыск родовому благу.

Грааль пока еще не назван Титурелем, но, очевидно, или родовое благо и есть Грааль, или он включает его. Грааль не завоеван, а вручен, вверен рыцарской отваге и нуждается в обороне:

Государь Грааля

должен быть чист и честен;

тебе, сын мой Фримутель,

да будет удел твой известен;

одному тебе — увы! — вверяю оборону

светлого Грааля, сын мой,

и его пречистую корону.

Хотя Грааль — вещь со звездных кругов, нечто, вручаемое ангельской ратью, небесною силой, у Грааля есть корона, и есть государь, в чьем владении Монсальвеш, а быть может, его владения куда более обширны:

...Фримутель берег на славу

Грааль в Монсальвеше,

как ни одну в мире державу.

Разлука с Монсальвешем невыносима для наследников и наследниц Грааля. Так, Херцелейда не расстается с Монсальвешем в своей сердечной тоске, которую означает ее имя:

...дочь Фримутеля

Монсальвешем дышала и при муже.

Но главная особенность избранного рода — их осиянность Граалем, таинственное очарование, обрекающее их друг другу. Конечно, Шуазиана — сама по себе красавица, но недаром она достается тому, кто выше королей:

к ней сватались короли,

стал государь ее супругом.

Таким образом, государь Кателангена уподобляется государю Грааля или даже приравнивается к нему. Тем невыносимее для него утрата Шуазианы:

Сердцу рыцаря нанесена рана,

ибо прежде обрела

Грааль Шуазиана.

Обнаруживаются два обстоятельства. Наследница Грааля Шуазиана жертвует собой, чтобы родить Сигуну, очередную наследницу Грааля. Потеряв Шуазиану, Киот расстается и со своим государством Кателанген, как будто он государь лишь в браке с наследницей Грааля:

ибо мать Сигуны из рода Грааля;

отправилась к супругу

и умерла, его навеки опечаля.

Так что и для его скорби существенно, что Шуазиана из рода Грааля; храня ей верность, он жертвует государством, как будто это возможность сохранить Грааль (не она ли сама Грааль, слово «Грааль» иногда употребляется и в женском роде). До этого Киот был блестящим рыцарем, иначе он бы не завоевал Шуазиану:

Привык торжествовать Киот

на всех ристалищах вступая в состязанья.

Но, оставив государство и рыцарство, Киот становится отшельником. Недаром его именем назван провансальский провозвестник Грааля, если даже это не тот же Киот. Таков и строгий отшельник Треврецент, открывающий мудрость Грааля Парсифалю. В «Титуреле» он предстает в совсем другом облике:

лишь Треврецент, воитель правил строгих,

прыгал и бегал

быстрее всех рыцарей быстроногих.

В самом начале романа от