Титурель - Вольфрам фон Эшенбах

скорбь ты причинила мне,

так исцели недуг блаженством.

Почти в тех же выражениях прославляет Сигуну и ее отец:

С такою госпожою

можно было бы поздравить

родной наш Кателанген,

когда бы там ты стала править.

Спит скорбь моя, утешена твоим блаженством;

Шварцвальд копий

был бы взращен твоим главенством.

Примечательно соединение пиренейского Кателангена с немецким Шварцвальдом, как будто германское имя Сигуны накликает этот немецкий лес. Властью Сигуны рыцарские копья взращиваются, а не привлекаются со стороны. Этот лес копий — символ распространяющейся государственности, в которой угадывается государство Грааля:

Ибо вверен Грааль

избранному роду

вознагражденных в мире

Вышнему в угоду,

и Сигуна от семени того же

из Монсальвеша,

что всех святей и дороже.

Семя святое

вверяется простору,

прорастая здесь и там,

даст отпор позору...

Это прорастание-произрастание не похоже на завоевание, скорее оно напоминает распространение некоего учения. Лес копий свидетельствует о рыцарстве, а не о насильственных захватах чужих владений. Хотя Грааль в «Парсифале» назван вещью, у него есть семя. От этого семени родятся особо совершенные существа, из которых Сигуна, но происходят от него и государства вместе с государями, чьи имена могут показаться фантастическими, хотя на самом деле они загадочные, поддававшиеся разгадке в свое время. Так, Монсальвеш — явно германизированная форма, в которой пытались распознать французское Mont sauvage (Дикая гора, отождествляемая с испанской горой Монсеррат все в той же Каталонии); видят в ней и твердыню Монсальват, упоминаемую сыном Парсифаля Лоэнгрином в опере Вагнера. Узнают в ней и Монсегюр, оплот катаров-альбигойцев. Но сквозь все эти значения проступает латинское Mons Salvationes (гора Спасения). В «Титуреле» вся эта вереница значений задана Кателангеном, Каталонией (согласно этимологии, Каталония — Gotalonia, земля готов, отсюда, возможно, и германское имя каталонской принцессы). В «Парсифале» Киот тщетно ищет истинный Грааль в латинских книгах, читая о Бретани и об Ирландии. Кельтский фон предания о Граале отчетливо проступает у Кретьена де Труа. Зимрок убедительно доказывает, что у Вольфрама фон Эшенбаха возобладал Прованс вместе с Кателангеном, и его Монсальвеш находится в Пиренеях.

Но в Провансе, а следовательно, и в Кателангене действительно распространялось особое вероучение, признаваемое католической церковью еретическим, подвергавшееся жестоким гонениям и со временем вызвавшее даже крестовый поход с Севера. Адепты этого учения называли себя катарами (чистыми), или альбигойцами (от города Альби, где находился их центр). Учение альбигойцев основывалось прежде всего на предании, а не на писании, и предание их оставалось тайным, что порождало множество слухов и кривотолков. Катаров причисляли к последователям древних манихеев, для которых бытие — вечное противостояние Света и Тьмы. Это сближало альбигойцев с мистическими движениями восточного христианства. Но при этом надо отметить, что католическая церковь приписывала манихейство всем своим противникам, так что «новые манихеи» превращались в простой синоним еретиков. Несомненно одно: альбигойцы были ярыми противниками католической иерархии и отвергали папство в принципе. Альбигойцы также отвергали Ветхий Завет как плотскую книгу, а для них плоть — безусловное зло, сгущение тьмы, поэтому они оспаривали и воплощение Христа. Ветхому Завету альбигойцы противопоставляли Новый Завет, истолковывая его в духе своих тайных преданий. Новый Завет альбигойцы переводили на провансальский язык, и Совершенные (своего рода катарское духовенство) носили этот перевод в своих кожаных сумках, проводя свою жизнь в постоянных скитаниях, как взыскующие Града. Примечательно, что Новый Завет катары переводили не с латинского, канонизированного католической церковью, а с церковно-славянского, принятого православной церковью, возможно, даже с греческого. Молитва Господня («Отче наш») произносилась катарами, согласно канону православной церкви, при сохранении заключительных слов: «Яко Твое есть Царство и сила и слава, во веки веков», опускавшихся в латинском переводе и в католическом богослужении (См.: Осокин Николай. История альбигойцев и их времени. М. 2000. С. 143). Имеются веские основания предполагать, что настоящим поводом для беспощадных гонений на альбигойцев вплоть до полного их истребления были именно эти слова из главной христианской молитвы, а все остальное — домыслы или прямые вымыслы инквизиторов. Папство настаивало на том, что и Царство, и сила, и слава переданы папе как наместнику Божьему на земле. Произнесение заключительных слов молитвы Господней означало решительное отрицание этих папских притязаний, оставляя Царство, силу и славу во веки веков одному Богу.

Поэты-рыцари, противостоявшие своими сверхбуквенными романами принудительному книжничеству католической иерархии, не могли не сочувствовать катарам, исповедующим подобные христианские истины. Католической иерархии противопоставляется уже не просто империя, но истинное Царство Божие. Этому противостоянию сопутствует мистическая поэзия. Прованс катаров оказывается Провансом трубадуров. Само слово «трубадур» происходит от провансальского «trobar» («находить»). Если рыцарские романы, слагаемые труверами северной Франции («трувер» от слова «trouver», означающего то же самое), посвящены поискам Грааля, самим словом «трубадур» полуспрашивается, полуутверждается, что трубадур (трувер) — нашедший... что?

Казалось бы, катарам, отрицающим воплощение Бога-Света, должен быть совершенно чужд Грааль, связанный с Христовой Кровью или даже Сама Эта Кровь, Sang Real, Кровь Истинная, или Царская. Тем не менее предание о Граале странным образом связано и с катарами. Монсальвеш Вольфрама фон Эшенбаха находится в Пиренеях, где царит их учение. Смутные легенды говорят о том, что катары предлагали показать нечто, являющее кровь и плоть Христа (Бейджент Майкл, Лей Ричард, Линкольн Генри. Святая кровь и Святой Грааль. М. 1997. С. 37). Может быть, потому и слово Грааль более свойственно северным поэтам, а не трубадурам, так как в Провансе Грааль считался найденным и слова «grazal», «grazau», «griau» означали просто сосуд?

Проклиная и отвергая плоть, катары в то же время исповедовали культ красоты и вечной женственности, не исключающей чувственных радостей. Отсюда поэзия трубадуров, распространяющаяся на север, где она была подхвачена миннезингерами, одним из которых был и Вольфрам фон Эшенбах (не отсюда ли Шварцвальд копий, произрастающий от совершенств девы Сигуны?). Но в Сигуне ее отец Киот видит не просто красавицу, но и властительницу. Ее красота — это красота Царства. При этом Сигуна — наследница Грааля. Таким образом, Грааль — это осязаемый символ Царства Божьего, исповедуемого альбигойцами в последних словах молитвы Господней.

Высказывается гипотеза, согласно которой в романах Вольфрама фон Эшенбаха аллегорически, но по-своему точно воспроизводится история альбигойцев. В этом духе он переосмысливает «Персеваля» Кретьена де Труа, также нечуждого этим преданиям. Отречение Киота от престола после смерти супруги, по имени Избранница (Шуазиана), наследующей Грааль, могло намекать современникам на реальное событие, даже