Том 6. Стихотворения, поэмы 1924-1925 - Владимир Маяковский

31 марта 1924 г.

На учет каждая мелочишка*

Поэта   интересуют         и мелкие фактцы.С чего начать?Начну с того,      как рабфаковцыменя   хотели качать.Засучили рукав,         оголили рукуи хвать   кто за шиворот,         а кто за брюку.Я   отбился        ударами ног,но другому, —      маленькому —            свернули-таки                  позвонок.Будучи опущенным,         подкинутый сто крат,напомню,       что сказал         ученикам Сократ*.Однажды,        после         Сокрачьего выступления,лошадям      не доверяя         драгоценного груза,сами —   в коляску         впряглись в исступлениистуденты       какого-то         помпейского вуза.Студенты скакали         и делали стойку:Сократ   разглядывал         кентаврью стайку*.Доехал   спокойно          на зависть стоику,сказал,   поднесши         к кепке лайку:— А все-таки      с лошадью конкурировать                  не можете!..Правильно      правоверным            изрек Аллах:мною   для того же         изобретены лошади,чтоб мы   ездили      на них,            а не на ослах. —Пример неподходящий,             спорить нечего;но все же        его      запомните крепче…Чтоб в вас         ничем         никогда не просвечивалпрошлый      белоподкладочный            мышиный жеребчик.Каждую мелочь         мерь,держи   восторгов елей!Быт       не прет в дверь —быт      ползет      из щеле́й.Затянет   тинкой зыбей,слабых   собьет с копыт.Отбивайся,      крепись,         бейбыт!

Рабфаковка      у меня         попросила портрет.В этом   особенно плохого         нет.Даже весело.Пришла   и повесила.Утром поглядела —         стена громада.А Маяковский      маленький,            — других бы надо! —Купила Шелли*,повесила.        Красивый —             оторвешься еле.Купила Бетховена,         взяла Шаляпина, —скоро   вся стена заляпана.Вроде   Третьяковской галереи.Благочинные живописи*,               поэзии иереи.На стенках          картинки         лестничками и веерами.Появились          какие-то         бородастые                  в раме.Вскореновое горе:открытки       между гравюрами,            как маленькие точки.Пришлось        открытки         обфестонить в фестончики.Наутро   осмотрела вместе:            серо́-с.Пришлось        накупить         бумажных роз!Уже       о работе      никаких дум.Смотри,   чтоб в уголочках              не откнопились кнопки!Одни   стихи      и лезут на ум.Бубнит   не хуже      дрессированного попки.Особенно       если лунища         припустит сиять —сидит   и млеет,      не сводя глаз:ни дать ни взятьиконостас.Ставлю вопрос      справедливый,                но колкий:— Деточка,   чем вы лучше            кухарки-богомолки?Хуже ангела,      скулящего            в божьем клире? —Душу   разъедает         бездельник-лирик!Каждую мелочь          мерь!Держи      восторгов елей!Быт       не прет в дверь.Быт       ползет      из щеле́й!Затянет   тинкой зыбей,слабых   собьет с копыт.Отбивайся,      крепись,         бейбыт!

[1924]

Два Берлина*

Авто   Курфюрстендам*-ом катая,удивляясь,         раззеваю глаза —Германия        совсем не такая,как была      год назад.На первый взглядобщий вид:в Германии не скулят.Немец —       сыт.Раньше   доллар —         лучище яркий,теперь   «принимаем только марки».По городу        немец         шествует гордо,а раньше      в испуге         тек, как вода,от этой самой      от марки твердойдаже   улыбка      как мрамор тверда.В сомненьи      гляжу         на сытые лица я.Зачем же      тогда —         что ни шаг —               полиция!Слоняюсь        и трусь           по рабочему Норду*.Нужда   худобой      врывается в глаз.Толки:   «Вольфы…         покончили с голоду…Семьей…       в коморке…         открыли газ…»Поймут,поймут и глупые дети,Если   здесь      хоть версту пробрели,что должен      отсюда         родиться третий —третий родиться —            Красный Берлин.Пробьется,      какие рогатки ни выставь,прорвется        сквозь штык,            сквозь тюремный засов.Первая весть:      за коммунистов*подано   три миллиона голосов.

[1924]