Визит в Поднебесную - Диана Виньковецкая

В школе дети должны запомнить наизусть триста основных иероглифов, и удерживать знания сложными упражнениями памяти. Как известно, китайский язык не пользуется никаким алфавитом, а каждое слово его изображается особым знаком

— иероглифом. Разница между разговорными наречиями в разных частях Китая велика, и иероглифы позволяют людям понимать друг друга. Существует громадное различие между письменным и разговорным языком. Письменный язык неизмеримо богаче разговорного. «Если не знаешь слов, то не сможешь знать людей», — так учил Конфуций.

Я спросила: «Какие первые иероглифы изучают в школе?»

— «Мама». «Я». «Родина».

Учительница попросила одну девочку нарисовать для меня иероглиф «мама», другую — «солнце» и «луну». Ни солнце, ни луна не были на себя похожи, как, мне казалось, должны бы. «Солнце» оказалось квадратом с чёрточкой, а «Луна» напоминала лестницу. Ян сказал, что иероглифы совсем далеки от предметного подобия.

Как же изобразить иероглифами «свеже–выжатый сок»? Как создаётся иероглиф? У меня в сумочке лежало ресторанное меню, подаренное мне на память, где иероглифы соседствовали с английскими словами. Я попросила мне показать, что же делать со «свеже–выжатым соком»? Ребятам на помощь пришла учительница, слова которой мне Ян переводил. Она объяснила:

— Например, корова + молоко = свежий, и нарисовала знак коровы и знак молока, показывая, что вместе они составляют знак свежести. Потом Ян отдельно нарисовал знак рыбы и знак лампы, (рыбу ловят при лампе) и рыба + лампа = свежий тоже (это — наисвежайший?). Дерево + скрести = выжать.

— А если попадаются новые слова, то кто придумывает иероглифы, «characters»?

— Поэты.

(В китайской культуре известно, что поэты создают новые концепции в языке, так сказал мне потом Лёня.)

— У нас тоже новые словосочетания придумывают поэты. Но из наших мало кто знает, что они должны это создавать.

Любовь к стихам широко развита в Китае. Уменье писать стихи требовалось на экзаменах, им щеголяли на пирушках, стихами писались учебники и даже романы. И мой собеседник прочитал мне первые стихи из «Элегии царства Чу». Раньше, если девушка после свидания не получала утром стихов от поклонника, она считала себя оскорблённой. Сейчас так уже не общаются.

Дети собирались на обед, который был длительным — два с половиной часа, за всеми детьми приходят родители или родственники. Ян пояснил, что во многих учреждениях специально устанавливают длинный перерыв, чтобы в обед побыть с детьми. По мнению Яна, внимание к детям за последнее время увеличилось. За его дочкой, оказывается, пришла его племянница, поэтому девочка пошла домой, а Ян провёл меня по школе.

На одной стене небольшого холла висел портрет Мао, а на другой — портрет Конфуция. Жаль, что их не удаётся сфотографировать вместе.

Конфуций оказал мощное влияние на формирование национального характера и нравственных ценностей жителей Поднебесной империи. Независимо от того, что строит страна — капитализм или социализм, тут осуществляется процесс синтеза современного с традиционным. Китайский человек, проповедуя даосизм, буддизм, христианство или коммунизм, в общественной практике остаётся конфуцианцем, и это удивительно.

В течение многих веков книга «Лунь юй» (суждения, беседы) — записи мыслей Конфуция — заучивалась наизусть, каждый мало–мальски грамотный человек должен был знать текст вплоть до каждого иероглифа. Первая глава называется «Учиться и… всевременно упражняться.» «…Усиленно учиться, не ведая пресыщения, обучать других, не ведая усталости… В молчании помнить и хранить в сердце всё, что ты видишь и слышишь… Кто преуспевает в учёбе, тому обеспечена служебная карьера». В Поднебесной учатся, читают, есть вечерние школы, есть разные программы для обучения. Наследники Конфуция и в Америке среди первых учеников.

В школы до Конфуция принимали только детей аристократов. «В образовании не должно быть различия по происхождению». И Конфуций открыл первую частную школу, плата в которой была символическая: «три связки сушёного мяса».

Мы зашли в класс, где висела таблица в три километра императорских династий, запомнить которые нет никаких возможностей. Ян сказал, что в школах изучают историю страны, и опять сослался на Конфуция. Ещё Конфуций воспитывал в своей школе любовь к древности, к прошлому китайского народа. У нас тогда ещё по веткам лазили, и в Европе удивились, что на Востоке есть такая развитая страна, когда Китай для европейцев открыл Марко Поло.

Конфуций учил, что, помимо норм поведения, необходимо уметь наслаждаться стихами, песнями, любить музыку. В Китае популярна сейчас европейская музыка и, кажется, особенно Чайковский. (Несколько раз по телевизору мы попадали на музыку Чайковского и даже на русский фильм о нём со Смоктуновским.) Мы видели, как старшеклассники в одном из парков обрабатывали деревья каким‑то раствором, чтобы в коре не заводились вредители. Наблюдали интересную картину: человек двести укладывали плитками пустое дно реки, чтобы очистить воду, а вода, как я пошутила, лежала рядом.

Конфуций призывал уважать природу, дающую человеку жизненную силу, углублять свои познания о природе при помощи стихов. В уикенды родители с детьми выезжают на природу, в горы, в парки. Со времён Конфуция запрещали разорять гнёзда, охотиться на птиц, когда они выводят птенцов. Трудно сравнивать с нашим отношением детей и взрослых к природе. И что уж совсем непостижимо для нас — это отношение детей к родителям.

На протяжении десятков веков в народное сознание внедрялась конфуцианская концепция «сяо» — «сыновней почтительности» и уважения к старшему по возрасту. Суровое осуждение Конфуцием практики доносов на родителей и родственников было впоследствии закреплено и развито китайским уголовным правом. Сын не имеет никаких моральных прав доносить на родителя. За такое доносительство община обязана наказать его, ибо он нарушил кодекс почитания родителей. Чем ближе родственные узы, тем суровее кара. «Всякий, кто донёс на деда, бабку, отца или мать подлежит удавлению». Отношение к такому доносу как к тягчайшему моральному преступлению стало национальной чертой китайцев.

У нас, русских, нет почитания старости. Да и как почитать, когда поколение наших отцов предало нас. Они любили родину больше, чем своих детей. И дети платили им тем же. Мы оторвались от своих корней и всё больше отрываемся от естественного состояния, от прошлого, и оно в нас умирает. Неукоренённые, мы гонимся за новизной и не живём тем, что имеем, а живём ожиданиями новых ощущений.

При выходе из школы я опять увидела портрет Мао со стоящими около него цветами. Восхищение энтузиазмом не могло закрыть глаза на… «поклонение» Мао. Я колебалась, задавать вопрос или нет, но всё‑таки спросила у Яна: «А почему, несмотря на то, что Мао сделал такие большие ошибки во время культурной революции, он остался таким почитаемым?» Ян ответил, что заслуги Мао перед партией и народом гораздо больше и важнее, чем его ошибки. И все разрушения древних памятников, критику Конфуция свалил на жену Мао и «банду четырёх». Несколько раз, когда речь заходила о «культурной революции», всё самое плохое переносилось только на жену Мао. Это похоже, как у нас: один Сталин во всём виноват. И каждый с себя снимает ответственность. Сталин в гробу и спросить не с кого.

— А есть в Китае школы–интернаты?

— У нас нельзя, чтобы дети до шестнадцати лет жили отдельно от родителей, — строго сказал Ян. Они должны жить в семье, как требует концепция «сяо». И опять я удивилась — Конфуций в «пионерском галстуке»?

У подрастающего поколения в Китае воспитываются национальные черты китайского характера: почтительность к родителям, уважение к старшим по возрасту, неприятие доносительства на сородичей, стремление к знаниям. А какие национальные черты воспитываются у детей «старшего брата»?

Институт тоже поразил Лёню контрастами. Блестящие стеклянные здания соседствуют с полу–развалившимися строительными вагончиками. Лаборатории с современным оборудованием, лазерами, компьютерами — и со столами, покрытыми старыми одеялами.

Клумбы пушистых роз, райских цветов среди куч наваленного строительного мусора и опилок. Китай хочет построить мощный радар, и на его разработку тратятся громадные деньги, как и в России, — люди бедные, а страна могучая: спутники, ракеты, бомбы.

После шести дней пребывания в Син–Сяне мы поехали на юг сначала поездом, а потом на такси в Хан–Чжоу. Ехали вдоль Великого канала, соединяющего Пекин с Хан–Чжоу, идущий через половину территории Китая, с бесконечным караваном барж, почти утопающих в воде. Этот канал, как и Великая стена, был построен на заре цивилизации, прокопан через множество поперечных речек, течение в нём трижды меняется, и иногда он проходит выше окружающей местности по громадной земляной насыпи, укреплённой каменными стенами.