Кий и Киборг - Сергей Стахеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старый армейский бинокль, что висел под потолком, заметно оживился, и даже настроил фокус, чтобы видеть Киборга лучше.
— Но мы с Романом Евгеньевичем познакомились позже, когда он уже ушел в отставку.
На пенсии он, однако, и дня сидеть не захотел. Двинулся в ближайшую от дома организацию, коей оказался ГорЗеленХоз. И, мимо секретарши, прямо к директору: «Нужна, мол, работа. На ваше место, — говорит, — не мечу, мух ловить не привык, и в офисе чахнуть не собираюсь. Есть у вас какая-нибудь отстающая бригада? Давайте, — говорит, — её мне, сделаю образцово-показательной. Дисциплину налажу в два счета, работа закипит, гарантирую» Директору такой настрой пришелся по душе и бригаду Евгеньич незамедлительно получил. Порядок в ее работе он действительно навел быстро. И сразу стало скучно, так что он перекинулся на другие участки. Давал советы, помогал, тормошил, спорил, добивался. Между тем работники его собственной бригады подчас не могли его отыскать.
Штатный сварщик Федор — веселый мужик — дал им однажды дельный совет. Дело в том, что он знал Романа Евгеньевича по армии, — много лет назад он служил под его командованием. «Это, — говорит, — тот ещё живчик! Его поймать нереально. За то и прозвище он в армии получил «вертолет». Где он, там много шума, и сплошная круговерть. Вы, — говорит, — прекратите за ним бегать. Просто встаньте на любой дорожке и чуть-чуть подождите, — он обязательно мимо вас пролетит».
— Энергии ему и в правду было не занимать, — подтвердил Кий, — Какая-то мощная пружина внутри не давала ему расслабиться. Не переносил он спокойной, размеренной жизни.
— Да, точно. Его ремень, с которым наш майор не расставался, рассказывал нам, что переехав в эти края, он поначалу поселился в пригороде. Рядом озерцо, лес, — словом — тишь да благодать. Но именно это-то и было для него невыносимо. Стал искать размен. Вскоре наткнулся на подходящий вариант и переехал. Это была однушка на самой оживленной улице города, вполне отвечающая запросам майора. Гул машин до поздней ночи, а в придачу шумная стройка неподалеку.
Для полной гармонии купил Роман Евгеньевич радиоприемник, который включался сразу после сигнала будильника и выключался перед отбоем. Причем, совершенно не имело значения, какая станция в эфире и что вещает.
В общем, и на работе и дома умел наш майор создать подходящую для себя наэлектризованную атмосферу. Как говорится: «колесо крутится — белка довольна».
И вот, однажды всей этой идиллии внезапно был положен конец.
Образцово-показательная бригада во главе с бригадиром занималась спилом аварийных деревьев. Как всегда Евгеньич руководил процессом громко и пылко. Если не хватало слов, показывал руками, устраивал настоящие мастер-классы. Бегал от одного дерева к другому. Пытался уследить за каждым работником.
— А вот за собой не уследил, — вставил Кий, — Огромная отпиленная ветка полетела с дерева вниз, а Евгеньич как раз подошел слишком близко. Ему кричат: «Берегись!». Он ринулся в сторону, а там куча дров. Бедолага споткнулся, упал, а ветка ему прямо на ногу и приземлилась, раздробив перцовую кость.
— Берцовую, грамотей, — упрекнул Киборг, — пора бы запомнить. Всё-таки ноги — твоё призвание.
— Ладно, заноза! Не важничай! Лучше рассказывай что там дальше было.
— Ну что, боль дикая. Доставили пострадавшего в больницу. Там осмотр, рентген. Сделали обезболивающее, а домой не пускают. Придется, дескать, на вытяжке полежать немного. Ну, Евгеньич сопротивляться не стал, человек он военный — приказам подчиняться умел. «Есть, — говорит, — вытяжка, товарищ доктор»
Лишь через час он в ужасе осознал, на какую муку подписался. Но было поздно. Больная нога уже надежно закреплена с помощью нехитрой конструкции и не позволяла сбежать.
Хуже того, его поместили в одиночную палату. «Это, — говорят, — к вашему же благу, поскольку палата прямо напротив сестринского поста, так что без присмотра вас точно не оставят. Чуть что, зовите»
Вначале Евгеньич держался. День ушел на игру в города с самим собой. День на освоение художественного свиста. Увы, совершенства в данном искусстве достичь не удалось из-за поступивших жалоб.
Два дня потребовалось, дабы разгадать все кроссворды, что нашлись у сестры на посту. С книгами в их отделении и вовсе была напряженка. Удалось достать лишь пару женских журналов, да краткий справочник по клинической хирургии. Роман Евгеньевич их добросовестно прочитал от корки до корки. Дважды.
Потом пытался перестукиваться с соседом по ту сторону стены, но тому быстро надоело, да и азбукой Морзе сосед явно не владел.
Научился Евгеньич из бумажной салфетки складывать лебедя. Совсем скоро к величайшей его гордости на тумбочке красовалась целая стая белоснежных птиц. Правда суровая санитарка заставила ваятеля усомниться в наличии у него задатков художника, сказав: «Что это за змеиный выводок тут у вас. Непорядок».
Потом он вспоминал все стихи из школьной программы и декламировал их с выражением. Пел строевые песни, но опять-таки не долго. Прибежала бледная медсестра и умоляла не пугать её больше.
— Смартфонов в те времена не было, как и Интернета, — пояснил Кий, — однако с самого первого дня наш несчастный пациент умолял всех сестер и врачей принести ему телевизор в палату. Но телевизор был один на весь этаж, да к тому же в крошечной палате Евгеньича его просто некуда было поставить.
Посетители его не баловали. Впрочем, в первый же день пришел директор ГорЗеленХоза. В правой руке — букет пионов с одной из городских клумб, в левой — мы с братцем.
— Да, — улыбнулся Киборг, — Роман Евгеньевич правда недвусмысленно дал понять, что ни в том, ни другом не нуждается. Но директор мигом водрузил цветы в трехлитровую банку, а нас прибрал под кровать. «Сейчас, — говорит, — не надо, а при выписке пригодятся».
Пару раз больного навещал брат с домашними гостинцами. Но я так понял, особой теплоты в их отношениях никогда не было. После одной-двух неудачных попыток начать разговор, мужчина собирал пустую посуду и уходил.
— Но была в отделении одна веселая сестричка лет тридцати. Лишь ей удавалось разговорить нашего пострадавшего и даже поднять ему настроение. Брала она не внешностью (красавицей её не назовешь), а какой-то особенной добротой, чуткостью. Майор видел людей насквозь, — малейшую их фальшь, лесть, показуху. Таких он не подпускал к себе близко. Но Машенька (так звали сестру) похоже на самом деле ему сострадала и искренне интересовалась его делами.
Именно этим она его зацепила. Не подумайте — никакой романтикой там и не пахло. Однако переносить своё нестерпимое положение Евгеньичу было немного легче в те дни, когда
