Справедливость как основное начало гражданско-правовой ответственности в российском и зарубежном праве. Монография - Дмитрий Богданов

Этическая концепция Марты Нассбаум направлена на достижение целей социальной справедливости, поскольку задачей социума является поднять каждого человека до определенного порогового уровня в отношении каждой из «основных функциональных возможностей» в целях обеспечения полноценного человеческого бытия. Речь идет о достижении определенного равенства в результатах как способа выражения равного достоинства каждой человеческой личности. Таким образом, данная концепция справедливости является эгалитарной и направлена, по словам А.В. Прокофьева, на обеспечение фундаментального этического равенства51.

Для гражданского права позиция М. Нассбаум представляет интерес тем, что, например, с позиций аристотелианства «собственность не имеет самостоятельной ценности, ее ценность определяется исключительно тем, каким социальным целям она служит. Поэтому наиболее оптимальным считается не частная и не общественная, а смешанная форма владения собственностью, устраняющая крайности и той, и другой»52.

Таким образом, собственность является не «священной и неприкосновенной коровой», а одним из инструментов достижения целей социальной справедливости. Как отмечает в связи с этим Г.Ю. Канарш, «в противоположность современному либерализму кантианского типа, отстраняющегося от решения конкретных институциональных проблем, аристотелианская социал-демократия в описании М. Нассбаум непосредственно направлена на преобразование социально-политического порядка в сторону реального улучшения условий человеческой жизни. В этом контексте центральной категорией политического анализа становится не формально-рациональный принцип максимизации предпочтений, как в либеральных (вэлферистских) теориях, а восходящая к классическому (античному) представлению о благе категория качества жизни»53.

В итоге на смену кантианскому либеральному конформизму Джона Роулза, указывающему на необходимость справедливого распределения, но не разработавшего для этого систему институтов, идет мощный аристотелианский преобразовательный порыв, направленный на изменение системы существующих институтов в целях формирования условий для обеспечения должного качества человеческой жизни, реализации базовых человеческих способностей. Меняется цель, telos, поскольку на смену вэлферистскому идолопоклонству экономической эффективности идет эвдамония Аристотеля, beatitudо felicitas Ф. Аквинского, процветание для каждого человека.

Близкую позицию с Мартой Нассбаум занимает и Питер Корнинг, рассматривающий справедливость в качестве биологического императива, а общество как предприятие в целях общего выживания. Названный автор отмечает, что еще Аристотелем было сформулировано классическое определение справедливости: «Каждый человек должен иметь причитающуюся ему долю». Рассматривая вопрос о справедливых долях, автор указывает на необходимость: 1) удовлетворения основных потребностей (равенство в распределении); 2) использования принципа заслуг (получение каждым причитающийся ему доли). Поэтому Питер Корнинг является сторонником «среднего пути», так как товары и услуги должны распределяться в соответствии с основными потребностями каждого (выделяется 14 потребностей), а выходящий за рамки основных потребностей излишек должен распределяться в соответствии с «заслугами», т. е. вознаграждение в соответствии с вкладом в общее предприятие коллективного выживания, а также в удовлетворении коллективных потребностей (общественных интересов)54.

Именно с позиции «заслуг» рассматривает концепцию справедливости и такой видный философ, как Аласдер Макинтайр, являющийся выразителем традиционалистского варианта этического неоаристотелианства. Данный философ интересен прежде всего тем, что он убедительно ниспровергает всю моральную философию модерна и постмодерна и наиболее полно обосновывает необходимость «аристотелианского поворота» в этике.

Как отмечает названный автор, мы пережили моральную катастрофу, которая не была осознана и не осознается сейчас в качестве таковой, поэтому «в области морали мы имеем лишь фрагменты концептуальной схемы, обрывки, которые в отсутствие контекста лишены значения. На самом деле у нас есть лишь подобие морали, и мы продолжаем использовать многие из ключевых ее выражений. Но мы утратили, если не полностью, то по большей части, понимание морали как теоретическое, так и практическое»55.

В его работах обращается внимание на то, что удивительной особенностью современной моральной философии является отсутствие единства взглядов о природе самой морали, а дискуссия по этому вопросу носит незавершенный и совершенно неразрешимый характер. Как отмечает А. Макинтайр, это происходит по причине того, что в нашем обществе нет способов установления предпочтений среди моральных требований, моральные аргументы сами по себе представляются неразрешимыми. От конкурирующих заключений можно перейти к конкурирующим посылкам, но на уровне посылок исчезает аргумент, сопоставление посылок становится просто сопоставлением утверждения и контрутверждения. По этой причине моральные дебаты и ведутся в таком настойчивом тоне56.

В качестве примера неразрешимости дискуссии в современной этической философии можно сопоставить аргументы двух рассмотренных выше концепций справедливости Роберта Нозика и Джона Роулза, характеризуемые некоторыми авторами как два фундаментальных альтернативных пути развития, доступных современной либеральной философии57.

Посылки двух названных концепций справедливости являются конкурирующими и противостоящими друг другу, поэтому в отсутствие внешнего объективного этического критерия спор становится неразрешимым. Так, можно мысленно смоделировать ситуацию, в которой Джон приедет на большое богатое ранчо Роберта с требованием поделиться деньгами в пользу бедных апачей, проживающих в резервации, для организации там больницы. Джон будет утверждать, что его требование основывается на гипотетическом контракте, в который вступил бы и Роберт, будь он под «покровом неведения». На это требование Роберт достанет свои кольты и начнет стрелять по-македонски, выкрикивая, что ранчо – его законная собственность и свое исторически справедливое владение он основывает на непрерывном переходе собственности в порядке наследования от его предков, которые были в числе тех людей, которые окончательно разгромили апачей в 1878 г., а выживших загнали в пустынную резервацию. При этом Роберт будет утверждать, что если он поделится своим доходом, то это будет означать принудительный труд в пользу индейцев.

Конечно, это юмористическая, доведенная до абсурда ситуация, но современный этико-философский дискурс не позволяет разрешить данный концептуальный спор, что является свидетельством того, что язык морали находится в полном беспорядке как проявление отмеченной Аласдером Макинтайром моральной катастрофы. Поэтому вызывает интерес вопрос, как применять, например, сверхимперативный принцип58 добросовестности в судебной практике, если современная этическая философия не дает ответ на вопрос, что есть добро, а что зло?

В поисках ответа на данный вызов А. Макинтайр сталкивается с теорией эмотивизма, согласно которой «все оценочные суждения, и более точно, все моральные суждения, есть не что иное, как выражение предпочтения, выражение установки или чувств, если они носят моральный или оценочный характер, моральные суждения, будучи выражением установки или чувства, ни истинны, ни ложны. И согласие по поводу моральных суждений не гарантируется никаким рациональным методом, потому что такого метода нет. мы используем моральные суждения только для того, чтобы выразить наши чувства и установки, но и для того, чтобы произвести такие воздействия на других»59.

Таким образом, эмотивизм является специфическим этическим учением, основанным на тезисе, что источником морали являются личные (эмотивисткие) предпочтения индивида, которые могут быть навязаны другому путем манипуляции, воздействия авторитета и т. п. Этика утрачивает свои объективные свойства и становится простым частным произволом. При такой ситуации этический спор между двумя индивидами будет действительно неразрешимым, так как в отсутствие объективного этического стандарта столкнутся два субъективных (эмотивистских) представления о должном.

Истоки эмотивизма восходит к этической концепции Дэвида Юма, который считал критерием этики человеческие страсти60. Также эмотивизм связан с «интуитивизмом» Джорджа Мура, который в своих «Принципах этики»61 сделал, по мнению А. Макинтайра, банальный и апокалипсический вывод, что категория «благо» есть имя простого неидентифицируемого свойства, не имеющего природного характера. Вещи становятся «благом» на основании «интуиций», которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть62.