Справедливость как основное начало гражданско-правовой ответственности в российском и зарубежном праве. Монография - Дмитрий Богданов

В связи с изложенным представляют интерес вопросы, к каким конкретным положительным результатам можно прийти за счет использования аристотелианского видения сущности и видов справедливости и их проецирования на гражданско-правовую ответственность? Способно ли аристотелианство обеспечить качественный толчок для развития нашей периферийной и достаточно унылой, преимущественно декскриптивной цивилистической «юриспруденции понятий»? Способно ли аристотелианство, став идейной платформой цивилистики, породить новый инструменталистский подход к гражданскому праву, рассматривая его как средство достижения цели социальной справедливости в отношениях ответственности?

Для ответа на данные фундаментальные вопросы мы предпримем специальное исследование и спроецируем аристотелианское видение справедливости на сферу договорной, преддоговорной и деликтной ответственности.

Глава 2

СПРАВЕДЛИВОСТЬ КАК ОСНОВНОЕ НАЧАЛО ДОГОВОРНОЙ И ПРЕДДОГОВОРНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ

2.1. Справедливые начала договора и договорной ответственности

Все меняется, ничто не может оставаться неизменным. На смену либерально-индивидуалистическому, ультрачастному пониманию гражданского права идет новая цивилистическая парадигма – социализированного гражданского права, гражданского права социального государства. Естественно, что данная тенденция с неизбежностью отражается и на эволюции представлений о договоре, являющемся одним из основных юридических фактов в сфере гражданского права.

В.А. Рахмилович в свое время указывал в отношении принципа свободы договора, что он является необходимым элементом правовой системы, так как экономическую основу рыночной экономики составляют начала свободы104. Однако ученые, делающие подобные выводы, часто забывают, что, как образно отметил Чарльз Морган, «свобода – это пространство, которое создается окружающими его стенами»105. Как верно указали в связи с этим К. Цвайгерт и Х. Кетц, «ныне считается общепризнанным, что свободная игра экономических сил уже не приводит автоматически к равновесию и гармонии, а, наоборот, чревата установлением экономического господства одних над другими»106.

Действительно, последовательное претворение в жизнь принципа свободы договора в его либерально-индивидуалистической трактовке приводит к одному результату – сильный становится еще сильнее, а слабый еще слабее. Это будет диктат возведенной в закон грубой силы, а закон станет территорией насилия.

В связи с этим вызывает интерес то, что иностранные авторы задаются вопросом, не настало ли время заменить или дополнить принцип «свободы» договора принципом его «справедливости», поскольку «задачи современного договорного права заключаются в том, чтобы осуществить на практике “договорную справедливость”, а также защитить более слабую сторону в договоре, обязывать партнеров учитывать интересы друг друга и побуждать их строить свои договорные отношения на основе сотрудничества и добросовестности»107.

В настоящее время в любой правовой системе имеются средства, позволяющие судам более или менее эффективно осуществлять контроль над договорными условиями и при необходимости осуществлять вторжение в договор в целях блокирования его несправедливых условий. Естественно, что проблема судебного интервенционизма в договор является трудно разрешимой, поскольку направлена на установление баланса между такими основополагающими идеями, ценностями, как стабильность договора и его справедливость. В связи с этим вызывает интерес метафоричное высказывание канадского ученого Геральда Фридмана, что история двух последних веков указывает на то, что суды Англии и Канады испытали большие трудности в прокладывании прямого курса между Сциллой строгого осуществления договора, заключенного в отсутствии мошенничества, принуждения, ошибки или заблуждения, и Харибдой отмены договоров, которые могут быть рассмотрены как несправедливые или недобросовестные108.

Данный курс можно проложить только на основе категории справедливости. Данная задача трудноразрешима, поскольку философский дискурс о сущности справедливости длится уже на протяжении 25 веков. Как метафорично указал в связи с этим Б.Н. Кашников, «понятие справедливости напоминает кристалл, который в каждую эпоху и даже у каждого исследователя поворачивается своей определенной гранью, между тем как остальные грани остаются в тени»109.

Однако, как отмечает названный автор в другой своей работе, именно идея равенства представляет собой общий интуитивно ценностный фундамент всей западной цивилизации. Современное общество – это общество эгалитарной справедливости, в котором спор идет не о выборе фундаментальных ценностей, а о наиболее точной интерпретации общей для всех базовой ценности политического и морального равенства, т. е. равенства жизненных шансов110.

В основе справедливости заложена идея равенства, правда, по-разному трактуемая. Для целей настоящего исследования представляют интерес две современные концепции справедливости в западной философской мысли, которые продолжают оказывать серьезное влияние и на сферу цивилистических исследований. Это концепции Джона Роулза и Роберта Нозика, характеризуемые как два фундаментальных альтернативных пути развития, доступных современной либеральной философии111.

Подход Роберта Нозика основывается на идеях классического либерализма, предполагающего минимальное участие государства в регламентации социально-экономических отношений, роль которого заключается исключительно в обеспечении правопорядка. Справедливость, с позиции данного философа, сводится к правильной организации свободного обмена между людьми – собственниками своей свободы и имущества, а также праву на равную защиту со стороны государства112. Таким образом, Роберт Нозик отрицает идеи социальной кооперации и дистрибутивной (распределяющей) справедливости113, допуская значительные диспропорции в распределении благ по результатам социального взаимодействия.

Совершенно иную позицию занимает Джон Роулз, не ограничивающийся лишь вопросом справедливой организации процедур социального взаимодействия. Названный автор понимает справедливость как честность, которая «трактуется предельно широко: действие принципа распространяется не только на процедуры, но и, что особенно важно, на результаты социального взаимодействия (так называемое равенство результатов, противопоставляемое в современной политической теории идее равенства возможностей, или, что то же самое, простому формальному равенству жизненных шансов)»114. Им были сформулированы два принципа справедливости: первый требует равенства в приписывании основных прав и обязанностей, а второй утверждает, что социальное и экономическое неравенство, например, в богатстве и власти, справедливо, если только оно приводит к компенсирующим преимуществам для каждого человека и, в частности, для менее преуспевающих членов общества115.

Рассмотренные философские концепции непосредственно влияют на цивилистику. В юридической доктрине и правоприменительной практике стран запада при рассмотрении вопроса о справедливости договора внимание фокусируется на двух аспектах: во-первых, что предшествовало заключению договора, в частности, анализируются опыт и особые характеристики участников договора, процесс переговоров и т. д. Во-вторых, анализируются непосредственно условия самого соглашения. Первый из названных аспектов обозначается как процедурная (procedural) справедливость, второй – материальная (substantive), реальная справедливость116.

Традиционно судебная интервенция в договор осуществляется именно после установления наличия процедурной несправедливости (procedural unfairness). Как в связи с этим отмечает Анна Маклеан, при рассмотрении договора на предмет его справедливости часто высказывается позиция о необходимости анализировать не только сам текст договора, но и процесс переговоров, характер и опыт его участников, а также все обстоятельства, связанные с его заключением. Таким образом, происходит расширительная трактовка категории «договор»117. Данная концепция договорной справедливости имеет свои идеологические корни в классической либеральной традиции в стиле учения Джона Локка, выразителем которой, по сути, является упоминаемый Роберт Нозик.

Вышеизложенное можно проиллюстрировать и примером из отечественной судебной практики, что свидетельствует о растущем влиянии иностранного опыта на развитие правоприменения в России. Так, индивидуальный предприниматель обратился с иском к банку об изменении кредитного договора путем исключения из него положения, устанавливающего право банка в одностороннем порядке по своему усмотрению и без объяснения заемщику причин отказать в выдаче кредита либо выдать кредит в меньшем размере, по своему усмотрению и без объяснения причин увеличивать размер процентов за пользование кредитом, а также сокращать срок возврата кредита.