Справедливость как основное начало гражданско-правовой ответственности в российском и зарубежном праве. Монография - Дмитрий Богданов

Прекрасная лаборатория свободного, неограниченного, антидистрибутивного капитализма с концентрационными лагерями и пытками. Поэтому вызывает интерес мнение Наоми Клейн, что рыночный фундаментализм последователей Чикагской школы, на которых оказало влияние учения Ф. Хайека, может быть внедрен только авторитарными и насильственными методами12.

Таким образом, в соответствии с позицией Р. Нозика, гармонично сочетающейся с концепцией Ф. Хайека, распределение справедливо, если субъект правомерно обладает титулом владения (собственности) на имущество. Однако как быть, если имущество в прошлом было приобретено путем совершения противоправных (неправомерных) действий? Указанный автор считает, что существование несправедливости в прошлом заставляет обратиться к третьему, главному, разделу темы справедливости: исправление несправедливости во владении имуществом. В то же время автор сам признает, что не способен дать ответ на вопрос, насколько далеко следует анализировать прошлое, чтобы исправить историческую несправедливость13.

В связи с этим не может не вызвать улыбки утверждение Роберта Нозика, что именно его теория, основанная на титулах собственности, является единственно исторической по своему характеру, особенно с учетом ироничного высказывания Аласдера Макинтайра о вопросе исторической справедливости еще совсем недавнего отъема всей земли у индейцев в США14.

В своих претензиях на «историчность» теории справедливости владения Роберт Нозик обвиняет во внеисторичности и несостоятельности все распределительные концепции справедливости, направленные на достижение не формального, но материального равенства в результатах. Названный автор впадает в крайности эгоистического индивидуализма, делая выводы, что налогообложение доходов, заработанных трудом эквивалентно принудительному труду, а использование калибровочных (калиброванных по паттерну, например по потребностям или заслугам) принципов распределительной справедливости устанавливает частичную собственность на людей15.

Анализ данной теории позволяет утверждать, что либералы действительно искажают понимание справедливости, поскольку отрицают идею общего блага и рассматривают ее формально, как простое средство организации и поддержания правил экономического обмена. Фундаментальная этическая категория является простой ширмой для прикрытия социал-дарвинистской посылки либеральной философии. В связи с этим представляется верной позиция А.В. Прокофьева, что имеется явное расхождение либертарианской концепции справедливости с нравственной идеей фундаментального равенства, с императивом заботы о благе ближнего и другими аксиомами морали. Социально-экономический либертаризм вне серьезных ограничений выглядит, скорее, не как моральная позиция, а как простое и идеологическое отражение эгоизма собственника16.

Последовательно критикует крайности либерального понимания справедливости и Питер А. Корнинг, рассматривающий общество как «общее предприятие ради совместного выживания» и поэтому не применяющий доктрину Laissez-faire и социал-дарвинистскую этику о выживании наиболее приспособленных. Как указывает названный автор, «мы возникли не как изолированные индивидуумы, обреченные на непримиримую конкуренцию друг с другом; также не соответствует действительности локковский мир автономных индивидуумов», поэтому в соответствии с моделью эволюции человека требования индивидуальных прав, свободы или частной собственности являются «в конечном счете вторичными по отношению к нуждам сообщества как взаимозависимого, существующего ради совместного выживания предприятия, вторичными, иначе говоря, по отношению к общественным интересам»17.

С учетом указанной критики представляет интерес теория справедливости, разработанная Джоном Роулзом, поскольку она, по своей сути, является леволиберальной и эгалитарной, так как направлена не столько на установление формального равенства жизненных шансов и обеспечение прозрачности, стабильности процедур экономического обмена, сколько на установления эгалитарного равенства в результатах (т. е. материальной справедливости).

Как верно в связи с этим отмечает Г.Ю. Канарш, понимание Джоном Роулзом справедливости как честности (justice as fairness) «трактуется предельно широко, действие принципа распространяется не только на процедуры, но и, что особенно важно, на результаты социального взаимодействия»18.

По своей сути, концепция справедливости Д. Роулза является контрактуалистской, т. е. представляет собой очередную вариацию на тему «естественного (общественного) договора», однако контракт в понимании названного автора является абстрактной, гипотетической конструкцией. Данный договор является итогом рационального выбора субъектов осуществляемого в исходном положении равенства под покровом «занавеса неведения». Указанная метафора занимает одно из центральных мест в теории справедливости Роулза и понимается как чисто гипотетическая ситуация, в которой никто не знает своего места в обществе, своего классового положения и социального статуса, а также того, что предназначено ему при распределении природных дарований и умственных способностей.

По его мнению, данное «исходное положение – это подходящий исходный статус-кво, и, следовательно, фундаментальное соглашение, достигаемое в нем, справедливо. Этим объясняется уместность имени “справедливость как честность”: оно передает идею, что принципы справедливости приняты в исходной ситуации, которая честна». В результате Джон Роулз утверждает, что «лица в исходном положении выберут два весьма различных принципа: первый требует равенства в приписывании основных прав и обязанностей, а второй утверждает, что социальное и экономическое неравенство, например, в богатстве и власти, справедливо, если оно только приводит к компенсирующим преимуществам для каждого человека и, в частности, для менее преуспевающих членов общества»19.

Из вышеизложенного видно, что теория Д. Роулза является концепцией, направленной на поиски именно справедливости, поскольку обладает мощным зарядом гуманистического пафоса, так как рассматривает общество как поле социальной кооперации и сотрудничества и направлена на предотвращение использования «случайностей природных дарований и социальных обстоятельств как факторов в поиске политических и экономических преимуществ»20.

Однако необходимо отметить, что концепция справедливости Джона Роулза остается все-таки либеральной. Поэтому к ней и обращено критическое высказывание А.В. Прокофьева, основанное на позиции Марты Нассбаум, что и либеральные концепции неутилитаристского толка, стремящиеся свести на нет недостатки современного варианта практической рациональности, не достигают своей цели. Пытаясь обосновать распределение в пользу наименее преуспевших, они придают дистрибуции ресурсов самостоятельное значение, теряя из виду ее конечную цель. А цель эта может быть обозначена только тогда, когда на месте субъективных предпочтений в качестве посылки рассуждения возникнет определенное видение человеческого блага и предназначения21.

Попытку обосновать целевую, телеологическую концепцию человеческого блага предпринимает доктрина утилитаризма. Одним из основателей данного направления моральной философии был Иеремия Бентам, считающий, что «природа поставила человека под управление двух верховных властителей, страдания и удовольствия. Им одним предоставлено определять, что мы можем делать, и указывать, что мы должны делать. К их престолу привязаны, с одной стороны, образчик хорошего и дурного и с другой – цель причин и действий. Они управляют нами во всем, что мы делаем: всякое усилие, которое мы можем сделать, чтобы отвергнуть это подданство, послужит только тому, чтобы доказать и подтвердить его. На словах человек может претендовать на отрицание их могущества, но в действительности он всегда останется подчинен им. Принцип полезности признает это подчинение и берет его в основание той системы, цель которой возвести здание счастья руками разума и закона»22.

Таким образом, страдания и удовольствия в рамках данной этической концепции являются синонимами добра и зла, нравственного и безнравственного, а центральное место занимает принцип «полезности» (utility), который «утверждает в качестве единственно правильной и справедливой цели правительства наибольшее счастье наибольшего числа людей»23.

Таким образом, данное этическое учение является гедонистическим и телеологическим, поскольку направлено на максимизацию полезности. Гедонистическая трактовка этики имеется и в трудах такого видного представителя утилитаризма, как Джона Стюарта Милля, считавшего, что «нравственность может быть определена следующим образом: такие правила для руководства человеку в его поступках, через соблюдение которых доставляется всему человечеству существование наивозможно свободное от страданий в наивозможно богатое наслаждениями»24.