В гору - Анна Оттовна Саксе

которых сквозила насмешка победительницы и наглый вопрос: «Чего тебе еще надо, почему не уходишь?» Не сказав ни слова, Мирдза повернулась и пошла.

«Нет, я больше не стану унижаться, не буду искать ее, — она снова загорелась упрямством, на этот раз более осознанным и не так легко одолимым. — Я буду делать свою работу, пусть Зента справляется со своей».

11

ВОСКРЕСНИК В ШКОЛЕ

Призывникам вручили мобилизационные повестки. Сначала им надо было явиться в уездный город на врачебную комиссию. Вернувшись оттуда, ребята хвастались, что из всей волости никого не «забраковали». Но произошел случай, бросивший тень на волость: на комиссию не явился Янсон, хотя и расписался в получении повестки. Вначале думали, что он попросту напился в этот день, но затем пошли слухи, что дом Янсона пуст, а самого нигде не видно.

В напряженной работе прошли несколько дней перед отправкой мобилизованных в город. Проводов никто не устраивал, — как это было принято раньше. Еще в последний вечер, до самой темноты, по дорогам скрипели повозки с хлебом, рядом с ними шагали люди, которые завтра начнут другую жизнь, наденут форму бойца Красной Армии и возьмут в руки оружие, чтобы участвовать в последнем этапе великой битвы.

Пакалн обещал отвезти Эрика вместе со своим сыном. Рано утром Мирдза пришла к Лидумам почти одновременно с Пакалнами. Старик отвел Мирдзу к клети и с таинственным видом вытащил из кармана какую-то бумажку.

— Хотел показать только тебе, дочка, — начал он, — ты больше понимаешь в этих делах. Видишь, какой листок подсунули нам сегодня под дверь.

Мирдза начала читать и невольно вздрогнула. Не потому, что листовка могла повлиять на кого-нибудь и увлечь в лес, нет, в листовке не было ничего нового, о чем бы не писала в свое время «Тевия», — это уже почти никого не пугало. «Латышские патриоты» подписали и тот листок, который она обнаружила на телефонном столбе, значит, враг обитает где-то здесь, поблизости, значит, это не баловство мальчишек. Все здоровые мужчины уходят на фронт. Хорошо, что в волости еще стоят саперные команды, часто проезжают военные машины.

— Что ты, дочка, призадумалась? — спросил старый Пакалн. — Скажи хотя бы, куда девать бумажку.

— Куда девать? — переспросила Мирдза. — Лучше всего бросить в печку. — Но внезапно ее осенила мысль. — Нет, если будет время, сходите к моему отцу и отдайте ему. Если же его не будет, то какому-нибудь другому работнику. Им виднее, что делать.

Затем они уехали. Эрик простился с Мирдзой коротким рукопожатием — свою любовь они условились хранить в тайне, наивно полагая, что «никто ничего не заметил». Что это было не так, обнаружилось сразу же, как только подводы исчезли за поворотом дороги. Лидумиете, потеряв из виду сына, которого все время провожала глазами, бросилась к Мирдзе и со слезами припала к ее груди.

— Мирдзинь, доченька, — всхлипывала она, — как бы я хотела, чтобы ты уже жила в нашем доме. Не обижайся на меня, старуху, что вмешиваюсь в дела молодых, но я материнским сердцем сразу угадала, что ты Эрику суженая. Забегай почаще ко мне, тогда у меня хотя бы будет с кем вспомнить о сыночке.

Мирдза поцеловала старушку и почувствовала, что сердце готово разорваться. Дома — горюет ее мать, здесь — горюет мать Эрика, обеим хочется, чтобы их утешали и жалели.

— Я часто буду приходить и помогать вам, мамочка, — пообещала она и осмотрелась кругом, не нужно ли что-нибудь сделать сейчас же.

После отъезда Эрика и Пакална Салениек пришел домой мрачный, отказался от завтрака и не ответил жене, когда та спросила, поел ли он в гостях, или оставить еду на после. Не сказав, куда направляется и когда будет дома, он сел на велосипед и поехал к большаку. «Эрик ушел. Юлис Пакалн ушел… Он призадумался. У одного осталась дома старуха мать, у другого отец и жена, ожидающая ребенка. И все-таки ушли. Не прикидывались больными, как при немцах, не искали бронированной службы».

Больше всего Салениек досадовал на себя за то, что в нем все же тайно теплилась радость — он избавился от ужасов и трудностей фронта. Нехорошо было и то, что еще совсем недавно он так патетично говорил с Озолом о долге советского гражданина, который намеревался выполнить. Озол теперь будет насмехаться: дескать, хозяйский сынок, интеллигент, философ, разве такой пойдет на фронт. Больше всего его мучила мысль о встрече с Озолом. Будь Озол здесь, предложи он сам ему броню, Салениек, наверное, от нее отказался бы и ушел вместе с Эриком и Юлисом, как трудно бы ему это ни было. Просто не смог бы смотреть Озолу в глаза. И он снова почувствовал, что доволен и благодарен Эльзе Янсон за ее слова: «Мы не делаем разницы между фронтом и тылом». Если так, то он не нарушает слова советского человека. Начиная с этого момента, он каждый день, каждый час будет помнить, что тоже находится на фронте, то есть не принадлежит одному себе, не смеет ни одной минуты проводить без дела. Немедленно же он направится в исполком, а оттуда в школу, посмотрит, что нужно сделать, чтобы можно было приступить к занятиям.

В исполком уже прибыли документы из уездного отдела народного образования об утверждении Салениека в должности исполняющего обязанности директора школы. В первое мгновение его слегка задела формулировка «исполняющий обязанности», он воспринял ее как выражение недоверия, как выжидание. Но привкус горечи исчез, когда Зента, очевидно, заметив его смущение, пояснила:

— Пока что мы все являемся исполняющими обязанности.

Он направился в школу и, войдя в нее, обомлел: это был хлев, а не школа. Только теперь он вспомнил, что в прошлую зиму дети занимались лишь три месяца, затем были выгнаны, и школу немцы заняли под военный госпиталь. Госпиталь оставил в память о себе запах карболки и осколки разбитых бутылок и пузырьков, разбросанных в комнате, на дверях которой сохранилась надпись: «1 класс»; очевидно, эта комната служила аптекой. Летом немцы эвакуировали госпиталь, после чего в школе расположились солдаты. Все классы были забиты соломой, которая заплесневела и воняла. В библиотеке книги были разбросаны по полу, разорваны и растоптаны. В учительской жили офицеры, о чем определенно говорило огромное количество бутылок в углах, под столами и