Разлучи нас, смерть! (СИ) - "Ginger_Elle"

С каким-то мазохистским любопытством Джейсон стал искать в интернете информацию о Дэниеле Астоне. Её было достаточно. В основном это были упоминания о его присутствии либо на экономических конференциях и форумах, либо на светских мероприятиях. Информации о его бизнесе было немного, в основном, это были расплывчатые указания: финансист, глава финансовой империи и прочее.

Многое из того, что Дэниел рассказывал о себе, подтвердилось: он был внуком последнего из женевских банкиров Ламбергов, родился в Лондоне, учился в Гарварде, после женитьбы переехал в Париж. Он был уже восемь лет женат на Камилле Эттинген (на самом деле Марии Камилле Георгине Беатрисе фон Эттинген-Эттинген), дочери немецкого принца Максимилиана Эттингена. Их сыну было семь лет, а дочери четыре года.

Фотографий жены было больше: она постоянно посещала благотворительные приёмы, выставки, концерты, свадьбы и прочие официальные мероприятия. Если даже Астон и женился по расчёту, то расчёт был хорошим. Камилла была красивой и изящной молодой женщиной, и в ней было то же непередаваемое благородство черт, особая утончённость, что отличала и самого Дэниела. Они, безусловно, были красивой и гармоничной парой. Джейсон с трудом представлял, как эта горделивая, полная достоинства женщина могла мириться с тем, что муж изменял ей направо и налево. Скорее всего, она не желала унижаться до ревности к временным увлечениям.

Из обрывков информации и фотографий складывалась целая жизнь. И когда Джейсон сравнивал её со своей, у него слёзы наворачивались на глаза. У Дэниела Астона было всё (и Джейсон не имел в виду деньги): у него была работа, положение в обществе, семья, дети, связи, родственники и друзья; у него же самого не было ничего, и если он мог раньше надеяться на то, что это рано или поздно появится, то теперь все надежды рухнули. Он никогда в жизни уже не сможет открыться другому человеку так полно и безоговорочно, как он открывался Дэниелу, никому не сможет отдать свои чувства с той же полнотой. Он не сможет его забыть и будет бесконечно искать в других людях ту же силу, уверенность и нежность, которые так притягивали его в прежнем любовнике. Даже его несгибаемость, даже его высокомерие и жестокость — даже их он будет искать. Дэниел отнял у него саму надежду на счастье…

И как бы ни ужасно это звучало, даже больше, чем предательство Дэниела, Джейсона терзала невозможность быть с ним. Он ненавидел его, но хотел назад, к нему. Он ненавидел себя за эту слабость, но ничего поделать не мог.

Неделя пролетала за неделей, и Джейсон стал привыкать к новой жизни. Он ближе сошёлся с несколькими одногруппниками, по вечерам выходил с ними в город и даже пару раз встретился со старыми друзьями в «Миндале». Он нашёл работу в книжном магазине на Стрэнде, и она стала ещё одним способом не думать.

Естественно, больше всего из сокурсников он общался с Уиллом. Тот, до этого вообще не имевший о Джейсоне никакого определенного представления, обнаружил, что получил весьма интересного соседа. Коллинз, вопреки всем представлениям о внешне привлекательных людях, оказался аномально умён. Математику и статистику он знал настолько хорошо, что Уилл был уверен, что и к концу последнего курса не дойдёт до такого уровня. Гардероб Джейсона тоже был загадкой. В общем и целом — ничего особенного, разве что чуть более строгий, чем в среднем у сокурсников. Но порой в нём попадались такие вещи, что впору было призадуматься. Кроме того, сосед никогда и ничего не рассказывал о себе. От расспросов Уилла он всегда старательно уходил, обычно отвечая, что вырос в состоятельной семье, но лишился финансовой поддержки родителей. Джейсон даже не сильно обманывал Уилла.

Вечерами он лежал на своей кровати и гнал воспоминания, становившиеся уже почти навязчивыми. И как рефрен звучали в его голове слова старой песни U2, которую он сейчас постоянно слушал:

Love is blindness

I don't want to see

Won't you wrap the night

Around me[10]

Он теперь понимал эти слова… Он не хотел видеть правды — и не видел. Он слепо любил и поплатился за это. Потому что никого нельзя так любить, и никто не заслуживает такой веры и такой любви. Никто…

И всё, что ему теперь оставалось, это шептать в темноту:

— Blow out the candle. Love is blindness.[11]

***

В начале декабря он с Уиллом и ещё двумя однокурсниками пошёл поужинать в небольшое кафе в квартале от новой квартиры. По правде говоря, ел он сейчас чаще дома или в кафетерии в университете — по финансовым соображениям. Но иногда всё же можно было позволить себе выход «в свет».

До Рождества было не так далеко. Улицы, магазины и рестораны уже были украшены. Джейсон вспоминал прошлое Рождество и не мог поверить, что это было всего год назад. Тогда его самой большой проблемой было подобрать подарки Эмили и членам её семьи, и всё в жизни казалось простым и упорядоченным. Это Рождество он встречал с тяжёлым грузом воспоминаний, ему не для кого было выбирать подарки, и он не имел представления, что ему делать дальше.

На этой неделе ему трижды звонил Брент, но Джейсон не отвечал на звонки. Всё кончено, и прошло уже слишком много времени. Раны начали наконец-то заживать (да, Джейсон, убеждай себя в этом) и незачем было бередить их. Пока он сидел за столом в кафе дважды позвонил Хиршау, его Джейсон тоже проигнорировал.

«Что они там, взбесились, что ли?» — только и подумал он, равнодушно сбросив вызов и отключив звук.

Когда он с компанией однокурсников вышел из дверей кафе, Хиршау в сопровождении ещё одного охранника, которого Джейсон не знал, ждал его снаружи.

— Добрый вечер, мистер Коллинз, — прогрохотал он.

Джейсон почувствовал, как в нём закипает злость. Мало того, что они опять следят за ним, так ещё и смеют заговаривать с ним, когда он с друзьями. Последние с удивлением воззрились на огромного немца.

— Вас что, не поставили в известность, что теперь не меня нужно поджидать у каждого выхода? — резко ответил Джейсон, забыв, что здесь находятся его однокурсники. — Или вы замечтались и по привычке прибежали за мной?

— С вами хотят поговорить, — никак не среагировал на колкость Хиршау.

— Я не хочу ни с кем разговаривать, — Джейсон развернулся и попытался обойти телохранителя, но тот задержал его, положив руку ему на плечо.

Джейсон чуть не задохнулся от возмущения — ни один из сторожевых псов Дэниела раньше не смел касаться его. Он даже не успел ничего сказать, как сзади послышался голос Уилла:

— Поаккуратнее, мистер! Вы что, не поняли?

Второй телохранитель подошёл ближе и тихо, но угрожающе произнёс:

— Не вмешивайтесь не в свои дела, молодые люди.

— Я вызываю полицию! — пригрозил Уилл.

— Не надо, — сказал Джейсон. — Не стоит с ними связываться. Я поеду, — он повернулся к Хиршау. — Уберите руку.

— Джейсон, ты с ума сошёл?! — воскликнул один из его одногруппников.

— Они всё равно не отстанут. Если уйдут сегодня, объявятся завтра.

— Господи, да ты посмотри на них! — сказал Уилл. — Они же…

— Я их знаю. Не беспокойся за меня, — он бросил на телохранителей раздражённый взгляд: — Мы что, пешком пойдём?

— Одну секунду, сэр, — Хиршау отступил к краю тротуара и махнул рукой.

Буквально через несколько секунд машина, припаркованная ниже по улице, тронулась и подъехала ко входу в кафе. Вполне вероятно, что к этому скромном заведению впервые подъезжал представительский "Мерседес". Хиршау открыл перед Джейсоном дверь, а затем мягко её захлопнул, когда пассажир оказался внутри. Сам он сел рядом с водителем на переднее сиденье. Другой телохранитель сел рядом с Джейсоном.

Когда автомобиль отъехал, Уилл присвистнул:

— Интересные у Джейсона знакомые!

Джейсон гадал, что от него вдруг понадобилось через полтора месяца, и подозревал, что Дэниел — если он вообще будет встречаться с ним, а не с Брентом — пойдёт на второй заход. Если Дэниел действительно его любил, то должен был страдать сейчас примерно так же, как и он сам — только без ощущения стыда и разочарования в любимом человеке, без унизительного чувства, что тебя предали.