Дружество Кольца - Джон Толкин

— Этот дождь не просто дождь, — объявил он. — Уборка осенняя. Золотинка моя это все затеяла. Что вам хлюпать по дождю? Оставайтесь дома. У камина посидеть да послушать Тома.

Они слушали, и им довелось услышать немало удивительного и чудесного. Порой Том говорил будто бы сам с собой, но вдруг из-под кустистых бровей на хоббитов устремлялся взгляд ослепительно синих глаз. Время от времени рассказ сам собой перетекал в песню: Том даже поднимался с кресла и продолжал, пританцовывая. Он вещал о цветах и пчелах, о повадках деревьев, о добрых и недобрых лесных тварях и о бесчисленных тайнах, скрытых в зарослях куманики. Хоббиты слушали с замиранием сердца и все лучше понимали, что Заповедный Лес живет своей, непостижимой для чужаков жизнью, а они в нем лишь незваные назойливые пришлецы. Не раз и не два в рассказе упоминался Дядька Ива. О нем Фродо узнал даже больше, чем хотел — слушать такое радости было мало.

Слова Тома раскрыли перед хоббитами сердца деревьев, их странные, зачастую темные помыслы, которые исполнены недоброй зависти к существам, вольно бродящим по земле, — грызущим, рубящим, ломающим, жгущим, — ненавистным злодеям и супостатам. Заповедный Лес не зря считали древним: он представлял собой один из последних островков Извечного Леса, некогда покрывавшего всю землю. Здесь еще жили праотцы деревьев, что старели не быстрее, чем горы, и помнили те времена, когда только они владычествовали над миром. Несчетные годы напитали их мудростью, а заодно — гордыней и злобой. Но не было среди них никого опаснее и коварнее Дядьки Ивы с его прогнившей сердцевиной. Песней и мыслью он повелевал ветрами по обе стороны реки. Алчно впитывая земные соки, он, словно выпуская корни и раскидывая загребущие ветви, распространял свою волю и власть, пока не подчинил себе почти весь лес — от Тына до взгорья.

Внезапно, подобно прихотливому ручью, то струящемуся среди осоки и лилий, то журчащему по камушкам, то прыгающему с холмов водопадом, повествование отвернуло от леса и устремилось к Великим Курганам. Словно воочию предстали перед хоббитами зеленые холмы. Они были изрыты пещерами и увенчаны кольцами каменных зубцов. Блеяли овцы. На холмах воздвигались грозные крепости. Маленькие княжества беспрерывно враждовали между собой, и юное солнце окрашивало багрянцем алчущие крови мечи их владык. За каждой победой следовал разгром: рушились башни, полыхали дворцы, и пламя вздымалось к небесам. Золото грудами сваливалось в усыпальницы властителей: над ними воздвигали каменные своды, засыпали сверху землей, и скоро могилы уже забытых правителей зарастали травой. Снова, уже недолго, бродили, пощипывая траву, овцы, а потом холмы опустели. Откуда-то издалека наползла Тень, она растревожила кости усопших. Могильная Нежить бродила по лощинам, бряцая кольцами на длинных холодных пальцах и позвякивая золотыми цепями. Каменные венцы на макушках холмов щерились в лунном свете, словно обломанные зубы.

У хоббитов и самих зубы стучали от страха. Слухи о жуткой Нежити, обитавшей где-то в Курганах за лесом, доходили и до Хоббитании, но эти рассказы были не из тех, которые хоббитам нравилось слушать, даже удобно устроившись у камелька. Все четверо разом вспомнили, что дом Тома Бомбадила примостился совсем рядом с этими мрачными холмами. Они беспокойно заерзали, стали переглядываться и на время утратили нить повествования.

А когда ухватили ее вновь, рассказ Тома блуждал по временам, лежавшим за пределами памяти, по тем временам, когда мир был иным. Том пел о древних звездах, светивших над землей, на которой еще никого не было, кроме Перворожденных эльфов.

Неожиданно он умолк и закивал головой, будто задремал. Речь его заворожила хоббитов; да что хоббитов — казалось, она прекратила ветер, иссушила тучи, прогнала день и зажгла на небе белые огни звезд. Вправду ли прошел день и наступил вечер, один ли это был день — Фродо не имел ни малейшего представления. Ни голода, ни усталости он не чувствовал — одно лишь безмерное изумление.

Тишина заполнила комнату, она словно бы распространилась на весь подзвездный мир. Фродо охватил неожиданный страх перед этой всесветной тишиной, и он спросил:

— Кто ты, Хозяин?

— А? Что? — Том встрепенулся, глаза его блеснули во мраке синевой.

Заговорил он тихо, даже не напевая:

— Вы хотите знать имя? Но что в нем? Лиши вас имен, разве вы не останетесь сами собой? Впрочем, вы молоды. Я… Я Старейший — вот единственный ответ. Именно так, друзья. Том здесь был прежде рек и деревьев. Первую каплю дождя помнит он, первый желудь. Я первым протаптывал здесь тропы, на моих глазах пробудились народы — великие и малые. Прежде королей, Курганов, прежде Могильной Нежити был здесь Том. Он был здесь, когда эльфы ушли на запад, до того как разлилось Море. Он знал время, когда подзвездная Тьма не ведала страха — прежде чем явился Темный Властелин.

Хоббитам почудилось, будто за окнами встала темная тень. Они невольно оглянулись, а когда повернулись обратно, в дверях стояла Золотинка. В одной руке она держала свечу, а другой заслоняла ее от сквозняка, и ладонь светилась, словно перламутровая раковина.

— Дождь кончился, — объявила она. — Чистые воды струятся с холмов под звездами. Так будем же смеяться и радоваться.

— Радоваться, есть и пить, — весело подхватил Том. — От рассказов долгих и у Тома самого пересохло в горле. Гости долго слушали: с утречка до вечера. Им давно за стол пора — с этим мешкать нечего.

С этим словами он вскочил с кресла, подхватил с каминной доски свечу, зажег ее от свечи Золотинки, протанцевал вокруг стола и внезапно исчез за дверью. Вернулся он с огромным, чем только не уставленным подносом. Хозяева принялись накрывать на стол, а хоббиты смотрели на них во все глаза, восхищаясь и в то же время несмело посмеиваясь. Дивная грация Золотинки удивительно сочеталась с препотешными приплясами Тома — они словно исполняли свой, только им ведомый танец. Не задевая друг друга — она скользила, он скакал (то к столу, то от стола, то за дверь, то обратно) они мигом уставили огромный стол свечами и снедью.

Том поклонился гостям.

— Ужин готов, — объявила Золотинка, и хоббиты только сейчас заметили, что на сей раз платье на ней серебристое, с белым поясом, а туфельки словно из рыбьей чешуи. Ну а Том был во всем голубом, цвета отмытых дождем незабудок, но в ярко-зеленых носках.

Ужин оказался даже лучше вчерашнего. Слушая Тома, хоббиты совсем позабыли о еде, но оказавшись за столом, вспомнили мигом. Они вдруг почувствовали себя так, словно им неделю и крошки не перепадало. Довольно долго они не пели и даже не разговаривали, а полностью сосредоточились на главном и любимом деле. Но рано ли, поздно ли, напились и наелись вдосталь, и за столом вновь зазвучали песни и смех.