Романовы. Ошибки великой династии - Игорь Шумейко

Глава 16. Самоценность русского самодержавия

В главах 1–9 рассмотрены преимущественно субъективные причины кризиса Российской империи. Политическая жизнь сползала к связке: террор – антитеррор. Как верно тогда подметил М. Н. Катков: «Революционер говорил правительству: Уступи, или я буду стрелять! Либерал говорил правительству: Уступи, или он будет стрелять!» Логика террора обнимала всю противостоящую власти часть общества. И в правительственном лагере «силовой, антитеррористический блок» постепенно становился всей собственно властью, начиная от Лорис-Меликова, назначенного Александром II во всероссийские диктаторы именно по результатам антитеррористической работы в Харьковской губернии. Пример Лорис-Меликова показателен: в послужном списке и Кавказская война, и Русско-турецкая, и запомнившееся всей России борьба с чумой в Поволжье, потом – губернаторство в Харькове, отмеченное успешным противостоянием террору. 5 февраля 1880 года, взрыв в Зимнем дворце, высший (как тогда казалось) успех народовольцев Желябова и Халтурина, сбор высшего руководства страны в Петербурге по обсуждению мер войны с террористами. 12 февраля учреждается Верховная распорядительная комиссия с огромными полномочиями, 14 февраля Лорис-Меликов назначен её начальником. Известны определения того периода: «диктатура в бархатных перчатках», «диктатура сердца», а в общем антитеррористический блок становится правительством над правительством страны.

И так вплоть до 1911 года, до смещения именно им, «антитеррористическим блоком», премьер-министра Столыпина. Смещения , проведённого «охранковским» методом: общим терроро-антитерористическим заговором, вложением пистолета в руки Богрова, революционера и агента полиции (к этому совместительству можно добавить и третье: «символ эпохи»).

Сие всё – политика, общественное действие на «дне династии» . А общественная мысль в тот период деградировала и истеризировалась (истерии, декадансу, «соловьёвщине», Мельхиоровому веку и его кумирам было уделено, возможно, даже слишком много места). В сумме – то, что называется субъективные причины революции 1917 года.

Главы 10–15 посвящены объективным причинам кризиса. Подробно рассмотрен только крестьянский вопрос, хотя, надеюсь, было проиллюстрировано его глобальное, всепроникающее значение для России. Экономика, демография, обороноспособность были его функциями.

И субъективным, и объективным причинам, кризисным тенденциям противостоит то, что обычно называется власть в самом общем смысле: от качества и количества чиновничьего аппарата до характера монарха, настроения его семьи, здоровья детей.

По поводу определения понятия « власть» люди спорят вечно, перебирая её источники (вера, традиции, знания, насилие, авторитет), её формы, функции, «ветви»…

Но есть один весьма популярный словесный оборот, в который входит слово « власть» , формулировка, не оставляющая места спорам об определениях: «власть справилась», «власть не справилась» .

Часто в этом словосочетании, без какого-то ущерба для логики, для смысла фразы, слово «власть» заменяется словом «государство». Хотя интуитивно всеми понимается, что власть – нечто ближе относящееся к свойству, возможности, а государство – ближе к объекту, тем не менее русский глагол совершенного вида «справиться» равно им годен, функционален.

Для цели данной книги вполне достаточно упомянутой формулировки, остаётся рассмотреть варианты приложения, с чем справлялась/не справлялась власть. То есть: войны, восстания, революции, экономические кризисы, ну, может, ещё – эпидемии.

События этого ряда, конечные их результаты, и «власть в лицах» (лицах некоторых монархов, министров, полководцев) станут предметом дальнейшего рассмотрения.

Общее состояние государства в какой-либо период можно, хотя и приблизительно, оценить по имевшим место войнам и их результатам. Милитаризм давно осуждается всеми (в том числе и «продвинутыми» военными), но другого, безоговорочно надёжного теста, экзамена для проверки силы и здоровья государства, направления развития общества вроде пока не придумано. Сегодня речи, документы в ООН, ПАСЕ, ВТО, G8, G20 как-то вытесняют силовые меры, а Нобелевские премии мира стараются закрепить эту сублимацию… но уж в рассматриваемый период, при Романовых, ничего подобного точно не было.

Экзамен вообще

Небольшое историческое отступление

Хорошей приметой, некими «полными вёдрами навстречу», для меня стал факт, что именно Сергей Кара-Мурза, историк с прекрасной естественно-научной базой, доктор химических наук, в работе «Причины краха советского строя» среди многообразия тех самых причин оставляет место формуле «Война = экзамен для государства».

И я, готовясь отстоять эту в общем почти тривиальную формулу от попрёков в «милитаризации мышления», вдруг вспомнил, что сегодня-то критикуют и вторую часть этого «уравнения». «Война», понятно, не комильфо, но таким же неполиткорректным становится и «экзамен». Вообще экзамен, как идея. Во-первых, соревновательность самим наличием победителей/побеждённых напоминает о конфликтах, может, даже о войнах. Во-вторых, это стресс для экзаменуемого. И, главное, недемократичная иерархия: Экзаменуемый и Экзаменатор. Тут сегодня вступают и «права (экзаменуемого) ребёнка» , и политкорректность, и «ювенальная юстиция», и ещё мощный ряд факторов и трендов, подрывающих саму идею «экзамена».

Вдобавок и итоговая, по результатам экзаменов, иерархия тоже нарушает идею «демократического равенства». Тут в свою очередь сегодня тоже много антиэкзаменационных примеров: специальные льготы для различных меньшинств, квоты на занятие должностей и т. д. Уже лет 10–15 в США, Европе принята толерантная замена: умственно отсталый = альтернативно одарённый …

Посчитав неполиткорректными, противоречащими новой картине мира многие ранее привычные слова (негр, калека, слепой), изобретательно составили список замен: негр = афроамериканец, а ближе к нашей теме: провал, проигрыш = отложенный успех; слепой = визуально затруднённый (visually impaired).

Источник этой боязливой вежливости – доведённые до предела, до абсурда права меньшинств. Любое право любого меньшинства – свято. В пределе этой политкорректной тенденции можно дождаться, допустим, госсекретаря, назначенного по квоте для секс-меньшинств, визуально затруднённого астронома, директора картинной галереи или альтернативно одарённого министра обороны.

Да и у нас ЕГЭ тоже внёс солидный вклад в выравнивание, выглаживание умственного уровня поколения. Это только кажется, что игра-угадайка, ЕГЭ – подобие соревнования. В одной из наших бесед профессор Сергей Петрович Капица сформулировал разницу: прежние экзамены выявляли способность думать, а ЕГЭ, по сути – проверка наличия некоторого запаса информации. То есть, если продолжить тезис Капицы, экзамен, дифференцируя поток экзаменуемых на умный/глупый, – «против всеобщего равенства». А вот ЕГЭ очень мне напоминает телевизионные игры, всякие викторины «Кто хочет стать миллионером?» – они все за равенство. ЕГЭ успешно уравнивает участников игры, подобно самому демократичному собранию в мире – телеаудитории. Знание или незнание – м-м-м… «самой длинной реки в Мозамбике», или «в скольких художественных фильмах снялась Алла Пугачёва?», или чего-то подобного – уж конечно, не основание для какой-либо глубокой дифференциации аудитории.

Не углубляясь далее в подобные противопоставления, оставляю одну, как я её понимаю, идею Экзамена – технологичность. Учёба – 11 лет, экзамен – час. Можно, наверное, без стрессов, плавно направлять, поправлять процесс обучения все 11 лет, приставив каждому ученику тьютора, куратора. Но разово экзаменовать – проще, технологичнее. Потому и в книгах, где по большинству исторических персон наличествуют сотни взаимоисключающих сведений, оценок, технологичнее будет использовать «оценки», проставленные историей на экзаменах-войнах. 

«Божий суд»

Вот второе, предлагаемое мной уподобление, – «война = Божий суд». Чем далее мы отступим по шкале исторического времени, тем понятнее, основательнее будет это уподобление. Идея судебного решения – по результату поединка – как раз не новая, идущая из Средневековья. Но: если, как тогда признавали, воля Божия проявляется в сражении двух человек, то, значит, с ещё большей (статистической) достоверностью её, волю Бога, можно узнать в военных результатах.