Полное собрание стихотворений под ред. Фридмана - Константин Батюшков

    ‹1815›

Вакханка. Впервые — «Опыты», стр. 175—176. Подготовляя новое издание «Опытов», Батюшков сначала зачеркнул стихотворение, но затем написал сбоку: «NB. Вычеркнуто ошибкою — печатать». Датировка «Вакханки» определяется тем, что в феврале 1815 г. стихотворение было внесено в БТ и, следовательно, по всей вероятности, написано в 1814 или 1815 г. Некоторые мотивы стихотворения восходят к 9-й картине цикла «Переодевания Венеры» Парни. Однако Батюшков очень далеко отошел от Парни. Так, если Парни заканчивает картину описанием грациозного танца, то Батюшков завершает стихотворение полной динамики погоней за красавицей. «Вакханка» пользовалась большой популярностью. В. Н. Олин писал о ее стихах: «Искусный живописец может воспользоваться оными как прекрасным идеалом для изображения прелестной Вакханки» («Рецензент», 1821, № 10, от 9 марта, стр. 37). Стихотворение вызвало высокую оценку Белинского (см. Б., т. 7, стр. 228).

Последняя весна

("В полях блистает май веселый!..")

В полях блистает май веселый!Ручей свободно зажурчал,И яркий голос филомелыУгрюмый бор очаровал:Всё новой жизни пьет дыханье!Певец любви, лишь ты уныл!Ты смерти верной предвещаньеВ печальном сердце заключил;Ты бродишь слабыми стопамиВ последний раз среди полей,Прощаясь с ними и с лесамиПустынной родины твоей.«Простите, рощи и долины,Родные реки и поля!Весна пришла, и час кончиныНеотразимый вижу я!Так! Эпидавра прорицаньеВещало мне: в последний разУслышишь горлиц воркованьеИ гальционы тихий глас;Зазеленеют гибки лозы,Поля оденутся в цветы,Там первые увидишь розыИ с ними вдруг увянешь ты.Уж близок час... Цветочки милы,К чему так рано увядать?Закройте памятник унылый,Где прах мой будет истлевать;Закройте путь к нему собоюОт взоров дружбы навсегда.Но если Делия с тоскоюК нему приближится, тогдаИсполните благоуханьемВокруг пустынный небосклонИ томным листьев трепетаньемМой сладко очаруйте сон!»В полях цветы не увядали,И гальционы в тихий часСтенанья рощи повторяли;А бедный юноша... погас!И дружба слез не уронилаНа прах любимца своего:И Делия не посетилаПустынный памятник его.Лишь пастырь в тихий час денницы,Как в поле стадо выгонял,Унылой песнью возмущалМолчанье мертвое гробницы.

    ‹1815›

Последняя весна. Впервые — ВЕ, 1816, № 11, стр. 181—183. Печ. по «Опытам», стр. 72—74. Подражание известной элегии французского поэта Шарля Юбера Мильвуа (1782—1816) «La chute des feuilles». Батюшков характеризовал Мильвуа как «одного из лучших французских стихотворцев нашего времени» (см. на стр. 308 его примеч. к элегии «Гезиод и Омир — соперники»). П. А. Плетнев подчеркивал «совершенство» элегии, особенно по сравнению с переводом того же произведения Мильвуа, сделанным поэтом М. В. Милоновым («Сочинения и переписка П. А. Плетнева», т. 1. СПб., 1885, стр. 17). Белинский писал по поводу элегии: «Сколько души и сердца в стихотворении «Последняя весна», и какие стихи!» (Б, т. 7, стр. 237). Напротив, Пушкин считал элегию «неудачной» (П, т. 12, стр. 263), но тем не менее использовал ее мотивы в ряде своих произведений (например, в описании могилы Ленского в «Евгении Онегине»).

Филомела — соловей.

Эпидавр — древнегреческий город, в котором господствовал культ Эскулапа, бога врачебного искусства.

Гальциона — чайка.  

К друзьям

("Вот список мой стихов...")

         Вот список мой стихов,Который дружеству быть может драгоценен.     Я добрым гением уверен,     Что в сем дедале рифм и слов         Недостает искусства:Но дружество найдет мои в замену чувства —     Историю моих страстей,     Ума и сердца заблужденья,Заботы, суеты, печали прежних дней     И легкокрылы наслажденья;     Как в жизни падал, как вставал,     Как вовсе умирал для света,Как снова мой челнок фортуне поверял...И словом, весь журналЗдесь дружество найдет беспечного поэта,         Найдет и молвит так:     «Наш друг был часто легковерен;Был ветрен в Пафосе; на Пинде был чудак;Но дружбе он зато всегда остался верен;Стихами никому из нас не докучал     (А на Парнасе это чудо!),     И жил так точно, как писал...         Ни хорошо, ни худо!»

Февраль 1815

К друзьям. Впервые — «Опыты», стр. 3, в качестве посвящения 2-й части. Послание в феврале 1815 г. было собственноручно вписано Батюшковым в БТ как посвящение, с заголовком «Дмитрию Николаевичу Блудову».

Дедал — древнегреческий лабиринт, названный по имени его строителя; здесь в значении: памятник, строение.

Пафос — здесь: любовь.

На Пинде был чудак. Батюшков часто называл себя поэтом-чудаком, имея в виду оригинальность своей личности и своего художественного творчества. В 1811 г. он писал Гнедичу: «Друг твой не сумасшедший, не мечтатель..., но чудак с рассудком» (Соч. т. 3, стр. 159); Пинд — здесь: поэзия.

Жил так точно, как писал. Стараясь обосновать «науку» о жизни стихотворца, Батюшков утверждал: «Первое правило сей науки должно быть: живи как пишешь, и пиши как живешь» (Соч., т. 2, стр. 120).

Мой гений

("О, память сердца! Ты сильней...")

О, память сердца! Ты сильнейРассудка памяти печальнойИ часто сладостью своейМеня в стране пленяешь дальной.Я помню голос милых слов,Я помню очи голубые,Я помню локоны златыеНебрежно вьющихся власов.Моей пастушки несравненнойЯ помню весь наряд простой,И образ милый, незабвенныйПовсюду странствует со мной.Хранитель гений мой — любовьюВ утеху дан разлуке он:Засну ль? приникнет к изголовьюИ усладит печальный сон.

Июль или август 1815

Мой гений. Впервые — ССП, ч. 5, стр. 228. Элегия была приложена к письму Батюшкова к Е. Ф. Муравьевой от 11 августа 1815 г. (Соч., т. 3, стр. 340—344), в котором он говорил о своих отношениях с Анной Федоровной Фурман (1791—1850), воспитанной в доме Олениных (см. также вступ. статью, стр. 8). Как и следующее стихотворение, также приложенное к указанному письму, и стихотворения «Пробуждение» и «Воспоминания», элегия навеяна любовью поэта к А. Ф. Фурман. Пушкин охарактеризовал элегию словами: «Прелесть, кроме первых 4-х стихов» (П, т. 12, стр. 262). Положена на музыку М. И. Глинкой.

Память сердца. В статье «О лучших свойствах сердца» Батюшков указал, что эти слова принадлежат Массье (1772—1846) — французскому педагогу (Соч., т. 2, стр. 142). Благодаря стихотворению Батюшкова это выражение стало необычайно популярным. Грибоедов и Катенин в 1817 г. спародировали его в комедии «Студент» (д. 1, явл. 8).

Разлука

("Напрасно покидал страну моих отцов...")

Напрасно покидал страну моих отцов,   Друзей души, блестящие искусстваИ в шуме грозных битв, под тению шатровСтарался усыпить встревоженные чувства.Ах! небо чуждое не лечит сердца ран!         Напрасно я скитался   Из края в край и грозный океан       За мной роптал и волновался;Напрасно от брегов пленительных Невы         Отторженный судьбою,Я снова посещал развалины Москвы,Москвы, где я дышал свободою прямою!Напрасно я спешил от северных степей,       Холодным солнцем освещенных,В страну, где Тирас бьет излучистой струей,Сверкая между гор, Церерой позлащенных,И древние поит народов племена.Напрасно: всюду мысль преследует одна       О милой, сердцу незабвенной,       Которой имя мне священно,Которой взор один лазоревых очейВсе — неба на земле — блаженства отверзает,И слово, звук один, прелестный звук речей       Меня мертвит и оживляет.

Июль или август 1815   

Разлука («Напрасно покидал страну моих отцов...»). Впервые — «Опыты», стр. 66—67. Печ. по ним с учетом правки ст. 8, сделанной Батюшковым при подготовке нового издания книги. Пушкин написал об элегии на полях «Опытов»: «Прелесть» (П, т. 12, стр. 263).