Наполеон. Изгнание из Москвы - Рональд Фредерик Делдерфилд

второй необходимостью, не менее срочной, было собрать еще одну армию, и его успехи на этом поприще ранней весной 1813 года были, наверное, самым большим из его административных достижений.

5 декабря, когда сани императора выехали из Сморгони, там оставалось немногим более 9 тысяч готовых к боевым действиям солдат. 1 мая, когда он перешел к наступлению в Саксонии, Великая армия насчитывала 320 тысяч человек.

Это было чудом импровизации, и своим появлением это чудо, наверное, обязано тому шоку, который наделал 29-й бюллетень.

Много ханжеской глупости написано в осуждение его стремительного броска в Париж. Наполеона обвиняли в предательстве солдат, акте малодушия, за который человека менее высокого звания должны были расстрелять. Эта до некоторой степени формальная точка зрения, принимаемая многими историками вплоть до сегодняшнего дня, так же неоправданна, как и распространенное заявление о том, что Наполеон Бонапарт был кровожадным разрушителем, который по мотивам личных амбиций и жадности вверг Европу в беспорядочную череду кровавых войн.

В свете тех страданий, которые более поздние поколения претерпели, пожиная плоды усилий дипломатов периода до Первой мировой войны, урон, причиненный Наполеоном своим современникам, выглядит не менее тяжелым, хотя и более оправданным, если судить по меркам человека его времени. Это высказывание не является попыткой обелить его репутацию солдата и правителя, потому что и на том и на другом поприще он, по сравнению с посредственностями, которые сначала победили его, а потом пришли ему на смену, проявил себя блестяще. Беглый взгляд на его фактические достижения в различных областях убедит в этом любого студента. Наполеон был человеком, от начала и до конца одержимым идеями, и эти идеи находились в прямом конфликте с людьми, занимавшими правящие посты на всей территории от Пекина до Лиссабона. Как и любой глава государства своего времени, Наполеон готовился всякий раз, когда в этом будет потребность, использовать армию в качестве средства для укрепления собственной политики, но, если только прочесть его письмо к австрийскому императору Францу, написанное с поля боя у Маренго в 1800 году, становится понятным, что он относился к военной дубине как к грубому и зачастую неэффективному инструменту[64]. Он был не более тираном и эгоцентриком, чем русский царь, австрийский император или британские автократы, которые влили в Европу столько денег для раздувания новых войн. И уж он совсем не был таким, как испанские Бурбоны или прусские тираны, которых он сверг в 1806 году.

В конце концов, Наполеон не отдавал приказа о наказании рядовых 800 плетьми за кражу провианта, после того как во время марша протяженностью 200 миль в горной местности не было выдано никакого пайка. А такие вещи были обычной практикой в британской армии. Кроме того, британский солдат Нейпир обращал наше внимание на то, что французский новобранец, сражавшийся под наполеоновскими орлами, не был лишен своей доли военной славы, чего совсем нельзя было сказать о загнанных на войну палками крестьянах, маршировавших под знаменами Блюхера, Кутузова и австрийских великих герцогов. Если Наполеон и жертвовал щедро жизнями своих солдат, то эта щедрость проявлялась только на поле боя, когда грохотали орудия, и он был уверен, что эти жертвы оправданны. Но все это ни в коей мере не относится к Дугласу Хейгу, пославшему 300 тысяч человек умирать при Пасшенделе, даже не задумавшись о том, что и самый крепкий пехотинец не прошагает десяти шагов, не увязнув по плечи в тине.

Обвинение Наполеона в дезертирстве из Сморгони абсурдно. Если императору надлежало уцелеть, если надлежало уцелеть империи, то Наполеону было необходимо возвращаться в Париж, не медля ни минуты. Штаб понимал это, и вопрос о возвращении императора не подвергался сомнению. На военном совете, состоявшемся ночью 4 декабря, Ней, Даву, Лефевр, Мюрат и принц Евгений единогласно поддержали решение императора. Как и солдаты, сумевшие дотянуть почти до Вильно, оказавшись в 40 километрах от города, они тоже знать не знали и заботиться не хотели, кто теперь будет командовать армией. Для пикаров, марбо, бургойней и ройдиров корка хлеба и глоток бренди имели сейчас намного большее значение, чем местонахождение бледного человека, спешившего в санях по Европе.

2

Вместе с Наполеоном ехали: польский переводчик Вонсович, Коленкур, бывший раньше послом в России, гофмаршал Дюрок, старый товарищ императора по военным кампаниям, его личный друг, Лефевр-Денуетт, кавалерист и старый адъютант Наполеона и генерал Мутон, чье драматическое отвоевание деревни Эсслинг во время Дунайской кампании 1809 года принесло ему титул графа Лобау[65].

Еще вместе с императором были его любимый мамелюк Рустам и трое слуг. Отряд разместился в трех санях, одни из которых были предоставлены Наполеону и Коленкуру. Во время начальной стадии поездки их сопровождал небольшой кавалерийский эскорт, состоявший из французов, поляков и неаполитанцев.

Один раз они чудом спаслись от столкновения с казаками. В деревне Юпраная конный отряд казаков закончил грабить дома непосредственно перед прибытием французов. Казаки вскочили на коней и умчались ровно за час до того, как через деревню проехали трое саней, упустив таким образом самый большой военный трофей кампании. В Вильно был сделана короткая остановка для совещания с Маре, после чего маленькая кавалькада помчалась прямо к Неману, в сравнительно безопасное Великое герцогство Варшавское.

Несмотря на это, их поездка была сопряжена с опасностями. Вести о том, что произошло восточнее Березины, уже просочились в грозные центры сопротивления в Восточной Пруссии, отчего стали возникать различные, в большинстве своем безрассудные, планы захвата императора. Согласно одним из них, его предлагалось убить по дороге в Париж, согласно другим — захватить и держать в плену до того момента, пока главные силы Кутузова не появятся в Пруссии и у пруссаков не будет достаточно моральных оснований, чтобы присоединиться к новой коалиции. Бывший маршал Франции, а теперь кронпринц Швеции Бернадот, уже достигший соглашений с Россией и Англией, вскоре направит своих шведов против недавних товарищей. Сомнений в том, что Австрия перешла на сторону противников Наполеона, оставалось мало, однако Шварценберг продолжал оставаться командиром Тринадцатого корпуса. Маршал Макдональд со своим прусским Десятым корпусом не мог встать на защиту французов. Сомневаясь в преданности многих из своих солдат, он уже отступил к Кенигсбергу[66]. Седьмой корпус Ренье был разбросан по всей Польше. Поэтому самым важным для беглецов были сейчас скорость и скрытность. Сани летели в безопасное место, и, как только они покинули пустынные русские равнины, их продолжали встречать неясности и слухи.

На другом конце Европы положение было