Наполеон. Изгнание из Москвы - Рональд Фредерик Делдерфилд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Понимая, что нет надежды на отражение атак противника с таким небольшим количеством солдат в таком жалком состоянии, Ней попросил Виктора с его достаточно сильным отрядом остаться и занять его место. Несмотря на это, Виктор, чье личное мужество, как и мужество всех маршалов Наполеона, не вызывало сомнения, придерживался иного мнения: он решил вывести из этого ледяного ада всех солдат своего корпуса, кого мог спасти. Изменив правилам военной чести, он и его солдаты ускользнули, когда наступила ночь.
Ней поскакал вслед за Виктором и попытался заставить его изменить свое мнение, но ему это не удалось. Бросив проклятия в лицо Виктору, маршал Ней развернул коня и поскакал обратно, чтобы занять со своими верными спутниками место в конце той жалкой процессии, которая именовалась отступающей армией. Ветераны, наблюдавшие или слышавшие о перебранке у Молодечно, не были удивлены поведением Виктора и позднее. Когда империя рухнула, Бурбоны наняли его охотиться за старыми товарищами, бывшими с Наполеоном во время Ста дней[60].
4 декабря, когда колонны достигли Сморгони, погода только ухудшилась. Бургойнь описывал этот день как самый ужасный день отступления: был сильный снегопад, стало еще холоднее, а ветер довел даже самых стойких солдат, шедших по дороге, усеянной трупами, почти до безумия. Только гвардия не теряла боевого порядка и, по словам русского наблюдателя, двигалась вперед, «как 100-пушечный корабль посреди рыбачьих лодок»[61]. Бургойнь потерял не только свое место в колонне, но и направление движения. Вместе с небольшой группой друзей он обнаружил, что находится в нескольких милях от дороги на Вильно.
Когда наступила ночь, эта группа устроила себе жалкое подобие укрытия и попыталась немного отдохнуть, но ветер вновь задул, и все их укрытие было унесено. Сержант провел ночь, сидя на ранце Большого Жана, который, переправившись через Березину, пошел обратно, чтобы найти своего брата. Бургойнь вывернул ранец, чтобы выяснить, есть ли в его содержимом что-нибудь ценное, и обнаружил завязанное в шейный платок небольшое количество овсяной муки, смешанной с рожью. Наверное, эта находка вместе с жалкой провизией, которую ему удалось купить днем раньше, помогли сержанту пережить трудности наступившей ночи. Позднее неподалеку от того места, где Удино приподнялся на своих носилках, чтобы разрядить пистолет в атаковавших казаков, Бургойнь заключил сделку с еврейкой, согласившейся поменять некоторое количество кружева на бутылку отвратительного джина и маленькую овальную головку сыра.
Он разделил джин вместе с сержант-майором и другим гвардейцем, и все трое захмелели, после чего принялись важно расхаживать по покрытой льдом дороге и свалились лицом в глубокую канаву, откуда их вытащила проходившая мимо группа вестфальцев.
За щепетильным капитаном Ройдиром продолжал наблюдать сержант-майор, но после удачной переправы через реку моральные устои капитана дали трещину, и он с легким стыдом вспоминает, что стал вором. «Фогель и я украли немного хлеба и медную кастрюлю», — писал он, добавляя в качестве оправдания: «Непреодолимая нужда! Мы поступили как все остальные!»
В Сморгони, приблизительно в 40 милях от Вильно, командование армией сменилось. Рано утром 5 декабря Наполеон, в сопровождении нескольких товарищей на трех санях, наконец-то отправился в Париж. То небольшое чувство сплоченности, которое он распространял вокруг себя, исчезло вместе с ним. С этого момента в душе каждого солдата не было иной цели, чем спасение самого себя. Для всех, кроме Мишеля Нея, Великая армия перестала существовать.
Глава 9
«Я ухожу, чтобы вернуться с 300 тысячами солдат!»[62]
1
Наполеон воспротивился уговорам Мюрата и других маршалов, которые были убеждены, что император должен оставить армию до переправы через Березину. Тем не менее здравый смысл этих уговоров засел в его уме, вылившись в твердое решение 30 ноября, после того как император вместе с гвардией за три дня продвинулся далеко по направлению к Вильно.
На самом деле это решение было принято в Молодечно, где Наполеон начал диктовать знаменитый 29-й бюллетень, из которого Париж должен был узнать о размерах катастрофы. Ночью 4 декабря в Сморгони он послал за губернатором Литвы, которому приказал приготовить трое саней и людей, способных выдержать две недели почти непрерывной скачки — побивающее все предыдущие рекорды его армии зимнее путешествие от границ России до дворца Тюильри. В течение этих двух недель император был разговорчив, как никогда, поэтому воспоминания генерала Коленкура об их беседах, наверное, более всего помогли потомкам понять эту экстраординарную личность.
Бюллетень, предшествовавший появлению Наполеона в Париже, был предельно откровенным. В нем не скрывалась правда о почти полном распаде армии, но вся вина за это возлагалась на погоду, будто бы снег был самым необычным явлением в России в ноябре и начале декабря.
* * *
Командиры армий, воюющих в самом начале XIX столетия, склонялись к отражению реального положения вещей не более, чем их наследники во время Первой и Второй мировых войн. Людендорф и Хейг занижали свои потери и преувеличивали потери противника во время каждой атаки, начиная с первого сражения при Ипре в 1914 году и заканчивая штурмом Линии Гинденбурга в 1918-м. Во время Второй мировой войны Геббельс в своих радиопередачах превзошел во лжи барона Мюнхгаузена, то же самое до некоторой степени сделали и британские власти, сообщая о битве за Британию в 1940 году.
Поэтому можно сказать, что Наполеон имел свои специфические намерения, когда диктовал знаменитый бюллетень, и об этих намерениях мы можем только догадываться, потому что он ни словом не обмолвился о них не только во время своих бесконечных монологов в санях, но даже в полных самооправдания максимах и мыслях[63], которые он диктовал в течение своего шестилетнего заточения на острове Святой Елены. Наполеон не питал иллюзий относительно того, что сейчас большая игра проиграна, потому что теперь у него не было запасных фишек, чтобы возместить свои потери. Зима, этот беспощадный крупье, сорвала банк, а его противник, царь Александр, имел доступ к свежим людским резервам, которых более чем достаточно, чтобы покрыть ужасные потери.
Первой необходимостью Наполеона было укрепить свой трон, чтобы убедить самого себя, что он не только жив и здоров, но и является правящим монархом, власть которого не нарушена. И его бросок из России был единственным способом сделать это, и сделать с максимальной быстротой, что давало императору надежду на то, чтобы вновь вернуть себе доверие Европы. Его
