Американская пустыня - Персиваль Эверетт

Подоспевшие солдаты разобрали детей; оставшиеся несколько ярдов до автобуса Тед прошел в одиночестве. Незнакомый коротышка с пышными усами явно поджидал Теда.

– Здравствуйте, мистер Стрит, – поздоровался коротышка.

Тед кивнул.

– Меня зовут Горацио Салли. Очень рад, что вы нашлись. Ваша жена ужасно тревожится. – Он протянул Теду руку.

Тед ответил рукопожатием.

– Моя жена – добрая женщина. С детьми все в порядке?

Салли оглянулся.

– Вроде бы да. А с вами?

– Кто знает, – отозвался Тед. – Кто знает.

Воодушевленный Освальд Эйвери попытался прорваться обратно на базу, дабы продолжать исследования – и был застрелен молодым рядовым из Аллайанса, штат Небраска. Безротый Иисус-19 по-прежнему прятался у Негации Фрашкарт и ее ревностной паствы. Его переодели в белую рубашку и тренировочные брюки, подобно всем прочим, и приставили стирать одежду и убирать мусор и прочие, менее аппетитные отходы.

Набежали журналисты с кинокамерами и прожекторами – здрасте, давно не виделись! – превращая сумеречное утро в яркий полдень. Тед заплутал во времени, как никогда прежде. Позвольте, а когда же он, собственно, умер? Когда побывал в плену у сектантов? Когда видел свою семью в последний раз? Мозг его был настолько полон жизни, а тело настолько безжизненно, что Тед твердо знал: плоть мертва – ни тебе пульса, ни тебе кровотока. И в глубине – леденящий смрад смерти. Ощутив его на краткий миг, Тед удивился, с какой стати смрад не просачивается наружу и не возвещает всем вокруг, что мертвец и в самом деле мертв.

Репортеры из служб новостей расспрашивали Теда, каково это – чувствовать себя героем. Он отвечал, что не имеет понятия. Его спрашивали, как он узнал про детей. Он отвечал, что это как раз совершенно не важно, а важно только то, что теперь с детьми все в порядке. Его спрашивали, понял ли он наконец, жив он или мертв, и он отвечал, что не понял. Его снова и снова величали героем – пронзительными, действующими на нервы голосами. Его называли защитником детей, суперзвездой, поборником справедливости, спасителем.

Со временем журналисты взялись за детей – личности их были установлены, истории – выслушаны, и лица с молочных пакетов наконец-то обрели имена, – и Салли сумел увести Теда прочь от стервятников, усадить его в «форд» и увезти.

– Вы работаете на мою жену? – спросил Тед.

– Я работаю на страховую компанию.

– Им придется заплатить.

Салли опустил стекло до половины и искоса глянул на швы вдоль Тедовой шеи.

– С какой бы стати?

– Да потому, что если кто-либо когда-либо и был мертв, так это я.

– То есть я беседую с покойником?

Тед покачал головой.

– Вы беседуете со мной, а так уж вышло, что я мертв, выключен из жизни, лишен физиологических функций. Я – призрак, у которого осталось тело. Так ли это странно?

Салли промолчал.

– Я умер, спустя пару дней очнулся мертвым, мертв и ныне, но это никоим образом не имеет отношения к тому, что я здесь, разговариваю с вами и могу коснуться вашего плеча. Как вам это нравится?

– Я отвезу вас домой, к жене. Попытайтесь быть живым ради нее. По-моему, для вашей семьи это очень много значит.

Несколько миль они ехали молча; наконец Салли спросил:

– Зачем вы вернулись за детьми?

– Пришлось. Детей нужно было спасти.

Салли кивнул.

– Вы меня боитесь? – спросил Тед.

– А надо? – откликнулся Салли.

– Нет, вовсе нет. – Тед всмотрелся в лицо собеседника: тот следил за дорогой и одновременно поглядывал в зеркало заднего вида. – Но вы боитесь. Я бы предпочел, чтобы было иначе – но вы все равно боитесь.

Проснувшись в четыре утра и обнаружив, что Ричард так и задремал на стуле, Глория почувствовала себя обманщицей. Почувствовала себя изменницей – ну и прекрасно! Ричард мягкий, Ричард добрый; все прекрасно – и точка.

Перри крепко спал; он вне опасности, уверяла медсестра. Голос сестры звучал так спокойно, так непринужденно, что Глория наконец и в самом деле поверила, что с Перри все будет в порядке. Ричард свозил ее домой переодеться.

– Ханна отвезет меня назад, – заявила Глория.

– Как скажешь.

– Так и скажу.

Глория заверила Эмили, что с Перри все благополучно, и машинально принялась готовить завтрак. В дверь позвонили. Она выключила газ под чайником и вышла из кухни. Подумала, а вдруг это Тед – и непроизвольно ускорила шаг, а, осознав это, одновременно разволновалась и устыдилась.

Эмили поспешила за матерью и встала у лестницы, пока та открывала дверь.

При виде Теда Глория «сломалась» и рухнула на колени. Эмили подбежала к матери и крепко обняла ее, разрыдавшись заодно с ней, уткнулась лицом ей в грудь, – так крепко, как только смогла, – и в хлопчатобумажную ткань, и в плоть, заглушающие всхлипывания.

Салли шагнул назад.

Тед нагнулся и обнял жену и дочь.

Глава 4

Было что-то в интонациях их рыданий, что Теда не затронуло. Ему хотелось поплакать с ними вместе, но Тед каким-то непостижимым образом понял, что их всплеск эмоций вызван отнюдь не его возвращением. Он скользнул взглядом по лестнице, по гостиной, по двери в кухню.

– А где Перри? – спросил он.

Глория и Эмили зарыдали громче.

– Где Перри?

Глория затихла и глянула на мужа: в ее глазах читались не только смятение и горе, но и гнев, и осуждение, а еще – мольба. Тед изучил и оценил выражение ее лица – и постиг непостижимое. Он сполз на пол, плюхнулся прямо на задницу, но слез не было, и слов – тоже. Он почувствовал, что кожа его холодеет – становится такой, какой ей полагалось быть всю дорогу, учитывая, что внутри него, в глубине, царил ледяной холод.

В комнату вошла Ханна – и громко взвизгнула при виде Теда.

Тед оглянулся на нее.

– Перри?

– Все будет хорошо, – заверила Ханна.

В сознании Теда промелькнула мысль о воскрешении Перри – о, как больно и как тошнотворно! – и он опечалился еще больше.

– С Перри приключился несчастный случай, – пояснила Глория. Но ближе к Теду не придвинулась. – Он упал и поранился, сейчас с ним все в порядке.

– Он… – Тед прикусил язык. Как спросить то, о чем он подумал? Мальчик умер? Жив Перри вообще или нет?

– Сотрясение мозга и рука сломана, – сообщила Ханна. – Это самое худшее.

Эмили поспешно отпрянула от отца подальше. Не дрожа, нет – но где-то на грани дрожи.

Ханна увела Эмили на прогулку; Тед с Глорией сидели за столом в столовой. В доме царила мертвая тишина. Оба молчали.

– Поверить не могу, – выговорила наконец Глория.

– Нам надо пойти проведать Перри, – сказал Тед.

Глория кивнула.

Тед мучился чувством утраты – как ни странно, одновременно чувствуя, что на самом деле грусть – удел Глории, что он тут только затем, чтобы утешить ее в собственной смерти, что неким образом он вне всего этого. Разумеется, он вне всего этого. Он умер для мира – и значит, для мира чувств тоже. Он коснулся руки Глории – коснулся как друг, со странной отстраненностью, которая завораживала его и вместе с тем внушала отвращение. Теперь Тед понимал, что горевали здесь не о нем, а о Перри, о том, что едва не потеряли мальчика. Он чувствовал себя неловко оттого, что не разделял чувства своих близких – но ведь он ужасно далек и от чувства, и от них самих, и от всего на свете.

– Ты где был? – спросила Глория. Будто вынесла приговор.

Что Теду оставалось? Пересказывать фантастическую историю про религиозных маньяков и правительственных ученых, и про то, как его кромсали, вскрывали и собирали заново? С чего ему прикажете начать? «Меня похитил один тип, который держал в заложниках двадцать семь детей. А в середине пути я повстречал двадцать семь Иисусов». Ну, что тут скажешь?

Пока Стриты переодевались в спальне, по телевизору передавали новости: Теда величали спасителем, причем с большой буквы: Спасителем маленьких детей. По Си-эн-эн показали родителей толстого мальчугана в полосатой рубашке: они, плача, рассказывали, как уже примирились с мыслью о том, что никогда больше не увидят своего малыша. Вот они посмотрели прямо в камеру – и поблагодарили Теодора Стрита.

– Спасибо вам, – говорила мать, – спасибо, что спасли моего сына. Да благословит вас Бог, вы в самом деле ангел.

Тед попытался обнять Глорию, но почувствовал, как та отдернулась – пусть и едва заметно. Он даже почувствовал ледяной холод, исходящий от него самого, – тот самый холод, что, по всей видимости, ощутила Эмили, когда убежала прочь. Для Глории Тед становился все более и более мертв.

– Мне ужасно жаль, – сказала Глория.

– Ты тут не виновата, – отозвался Тед, сам искренне в это веря. – Тут никто не виноват.

– Никто не виноват, – повторила Глория, словно пытаясь найти в словах хоть какой-то смысл. – Никто не виноват. – Она запрокинула голову и попыталась сдержать слезы. – Ну почему все так?

– Не знаю, – откликнулся Тед.