Звезда Егорова - Петр Нечай

— Он же вчера еще был в Братиславе?

— Сегодня утром вернулся в Прешов — и прямо в руки немцев… Немцы потребовали, чтобы корпус сложил оружие. Командир второй дивизии полковник Татарко подчинился и отдал приказ о сдаче оружия. Командир первой дивизии Маркус принял решение о сопротивлении и отходе на повстанческую территорию. Где он, неизвестно — связь с корпусом прервана.

— Да-а, — протянул Гусак. — Потеря двух восточнословацких дивизий — это, можно сказать, самый тяжелый удар по восстанию. Все ваши обещания и упования на корпус и его офицеров, как и на братиславский гарнизон, господин Голиан, оказались блефом! Ну, что еще?

Голиан помедлил и сообщил членам Словацкого национального совета последнюю новость: он отдал приказ об оставлении Тренчина, Нове-Места и об отходе от реки на восток.

— Зачем вы это делаете? — с болью спросил Гусак.

Голиан нервно отбивал пальцами дробь на столе.

— Не хватает сил сдерживать напор противника, и мы вынуждены сокращать фронт обороны, — наконец выдавил он.

— Где же вы собираетесь остановиться?

Голиан оживился.

— Мы организуем непреодолимую оборону в треугольнике Банска-Бистрица — Зволен — Брезно. Это будет треугольник словацкого упорства и патриотизма. Здесь мы продержимся до прихода союзников.

— Это треугольник вашей военной и организационной слабости, господин командующий! — бросил Гусак. — Вы отдали инициативу врагу и не используете партизан в оборонительных боях.

Голиан с недовольством посмотрел на Егорова и Мыльникова, невольных свидетелей этого разговора.

— Но мы же рассчитывали на армию, — защищался он. — На освобожденной территории должна быть только регулярная армия. Партизанам место в тылу врага.

— Господин Голиан, как только армия будет настолько сильна, что сможет защитить освобожденную территорию, мы перебросим партизанские отряды в тыл врага. — Гусак обратился к Егорову: — Где ваша бригада, товарищ Егоров?

Егоров встал.

— Здесь, в Банска-Бистрице, ожидает приказа. Один батальон в бою под Жилиной.

— Можете ли вы быстро перебросить бригаду под Телгарт и Грановницу, чтобы там помочь частям первой дивизии Маркуса?

— Мы готовы выступить в любую минуту, товарищ Гусак. Часть батальонов посадим на автомашины, а остальных перебросим по железной дороге. Были бы только вагоны.

ГРОЗЫ НАД ТАТРАМИ

Гремит над Татрами гром. День и ночь не смолкают бои на всех участках повстанческого фронта — от Попрада до Топольчан. Лишь сегодня на телгартском участке редкое затишье, и Алексею Егорову удалось поехать под Стречну, где воюет его батальон в бригаде Величко.

Утомительно, навевая сон, гудит мотор вездехода. Проплывают мимо телеграфные столбы, отсчитывая метры. День пасмурный, и над дорогой нет назойливых немецких самолетов. Ущелье, которым тянется дорога, залито густым молочным туманом. Из него неожиданно выныривают, чуть ли не под колеса, повозки, небольшие колонны партизан.

Чем ближе к Мартину, тем больше следов войны: бомбовых воронок, сожженных автомашин, торопливых могильных холмиков.

Когда предательством и лакейским усердием генералов Чатлоша и Малара были разоружены братиславский гарнизон и Восточнословацкий корпус, в Братиславе сочли, что для повстанцев все кончено.

К счастью, мрачные предсказания не оправдались. Словацкий национальный совет бросил в оборонительные бои все партизанские соединения, какие были в те дни в Средней Словакии, объявив мобилизацию в повстанческую армию. И отступление повстанцев удалось остановить.

Генерал полиции Бергер, присланный Берлином в Братиславу, чтобы навести порядок в мятежной Словакии, хвастался, что подавление восстания пройдет как короткая полицейская операция, которая легко закончится за два — четыре дня. Так и доложил своим хозяевам. И направил в карательную экспедицию лишь несколько полицейских частей. Но легкой прогулки не получилось. Партизанские соединения вместе с частями повстанческой армии остановили врага, а кое-где даже заставили бежать.

Берлинское начальство прогнало полицейского хвастуна и назначило на его место свирепого и безжалостного эсэсовца генерала Хёффле, который сразу же потребовал подкреплений. И потянулись в Словакию со всех сторон мотопехотные и танковые дивизии немцев.

Начались жестокие оборонительные бои…

Бригада Величко первой встретила удар дивизий Хёффле. Под Жилиной партизаны перерезали железную дорогу на Кошице и прервали движение вражеских эшелонов по ней. Словно за горло взяли немцев. Тогда и ринулись гитлеровцы на позиции партизан. Части мотопехотной дивизии и бригады «Дирлевангер», переброшенные из Польши, начали наступление от Жилины вдоль железной и шоссейной дорог на Стречну и Врутки, стараясь отбросить партизан и повстанческие части от железной дороги и из долины реки Ваг.

Партизаны и повстанцы закрепились на окраине маленькой горной деревушки Стречны, пробкой затыкавшей выход врагу из ущелья в долину Вага. Пять дней фашисты с танками, авиацией и минометами атаковали защитников Стречны. Величко сдерживал натиск дивизии. Но силы его бригады не были бесконечны. Тогда-то и был ему в помощь направлен батальон Кузнецова… Партизаны и солдаты повстанческой части шли в атаку, понимая, что от них зависит судьба восстания.

…Егоров нашел Петра Величко на наблюдательном пункте, в скалах над тоннелем. Алексей поздоровался с находившимся там же начальником штаба бригады Черногоровым и бойцами. Они с интересом разглядывали Егорова.

Величко спал на топчане, укрывшись тулупом. Видно, умаялся. С утра повстанцы выдержали очередную изнуряющую атаку врага. Отбив ее, прямо в окопах заснули партизаны. Только дежурные время от времени постреливали в сторону противника, если замечали там движение. Над головами повстанцев тоже нет-нет да и пролетали пули.

Величко спросонья не сразу узнал Егорова. Потом встал, приветливо заулыбался:

— А-а, капитан королевской гвардии! Прибыл посмотреть, как дерутся твои мушкетеры?

Величко мало изменился. Только почернел, словно подкоптился у партизанского костра, да жестче, недоверчивее, что ли, стала улыбка.

— Почему же гвардии, и королевской к тому же? Этак я и обидеться могу.

Величко обнял Алексея.

— Не надо на меня обижаться, Алексей Семенович, на шутки не обижаются. — Он дружелюбно похлопал Егорова по спине. — Но в шутке — доля правды. Ведь ты в Банска-Бистрице, при Словацком национальном совете?