Дресс-код для жены банкира - Сиверс Лиза

Через несколько минут пришел такой же краткий ответ:

Что с ними?

Я ответила:

Василий в тюрьме, Глафира лечится от наркозависимости.

Мы общались в течение часа, он задавал вопросы, я честно отвечала. Рассказала и о вмешательстве господина Жарова, умолчав только лишь о его намерении Алексея уничтожить. В результате он назначил мне встречу через день на Египетском базаре, старинном рынке на берегу залива Золотой Рог, где торгуют специями. Не подозревая, что со мной приехал и его брат, Алексей не только назвал конкретную лавку, на которую следовало ориентироваться, но и свои приметы.

Еле дождавшись понедельника, мы с Никитой и Ильхамом отправились в назначенное место. Отыскать указанную лавку среди сотен одинаковых выгородок, уставленных мешками с красным перцем, сухой горчицей, шафраном, мускатным орехом, стручками корицы и множеством других неизвестных мне пряностей, бочками с оливками и маслом, увешанных гирляндами высушенных корений загадочного вида, оказалось весьма трудно. Даже многоопытный Ильхам в растерянности смотрел по сторонам. Мы уже второй раз прошли от одного конца до другого Г-образное здание базара, когда Никита тихо сказал:

— Вон он, стоит рядом с толстой теткой в розовом платке.

Мы посмотрели в указанную им сторону. Рядом с крупной дамой, наряженной в лучших местных традициях в расшитую люрексом и блестками свободную блузу, длинную темную юбку, из-под которой выглядывали острые носы щедро расшитых стразами туфель, и вышеупомянутый платок, стоял субъект в сером пиджаке, надетом на футболку, джинсах и сабо на босу ногу. Упитанностью он мог вполне поспорить со своей соседкой. И как при таких объемах его могли спутать с тем, другим, таким худощавым и элегантным?

— А разожрался-то чисто кабан, — как будто бы услышав мои мысли, подал реплику Никита. — Язву свою кебабами, наверное, лечит.

Мы приблизились, и я окликнула Антонова-старшего по имени.

— Вижу, вы не одна… Здравствуй, Ник, — обратился он к Никите. — Зачем пожаловал?

— Привет, обморок. Рожу твою опознать приехал, вот зачем.

— Ясно. Ни на что другое ты и не годишься. Надеюсь, вы не станете меня сразу хватать, чтобы насильно везти в Россию, и этот янычар подождет, пока я переговорю с дамой?

— Мы подождем, — с достоинством ответил Ильхам, — и я не янычар, как вы говорите, я студент.

— Мило, очень даже мило. Я, представьте себе, тоже.

— Да мы все знаем про тебя, можешь не выступать. — Никита переминался с ноги на ногу. — Может, пойдем куда-нибудь, выпьем?

— Выпивать с утра — это все-таки не в традициях этой страны. Предлагаю пойти в чайную, тут совсем недалеко, — сказал Алексей и повлек нас по проходу на улицу.

Через несколько минут мы устроились на покрытом ковром диване в ближайшей чайной.

Не обращая более внимания на присутствие Ильхама и Никиты, Алексей обратился ко мне:

— У вас в глазах я читаю тысячу вопросов. — Он усмехнулся. — Живу тут на Востоке и приучился вот так витиевато излагать, уж вы меня, Валерия, извините. Не знаю даже, с чего начать: объяснить про Глафиру, поведать историю о моей дружбе с вашим Ипсилантовым или рассказать, отчего такой толстый?

— Начните с того, о чем вам проще говорить, — предложила я.

— Тогда начну с моих габаритов. Вообще-то я был раньше очень худым, у меня с молодых лет язва желудка диагностирована, и дома я жутко мучился. Но не только от язвы, а вообще. Может, вы в курсе, что мне пришлось вот с ними работать, — он показал на Никиту, — и эта деятельность не вписывалась в рамки общепринятой морали. Я это понимал с самого начала, что не способствовало улучшению самочувствия.

— А без нас ты бы вообще сдох на своем вредном производстве, — парировал Никита.

— Возможно, так оно бы и случилось, но судьба распорядилась иначе. Вы понимаете, Валерия, когда я ввязался в эту историю, мне так тошно стало, что хоть помирай. Деваться от них было некуда — они были повсюду… И приняв эту неизбежность, я стал брать их деньги…

— Брать деньги, гулять на них с Глахой… А теперь ее дедушка… — Никита начал заводиться. — Ты знал про ее дедушку? Нет? Так он всем нашим кишки выпустил, осталось только с тобой… — Он запнулся, поняв, что сказал лишнее.

— Не переживай, и без тебя догадываюсь, зачем меня разыскали. А с Глашей… с Глашей у нас были хорошие, красивые, насколько это было возможно в том антураже, отношения. — Алексей опять обратился ко мне: — А вы с ней знакомы?

— Совсем немного…

— Немного… Что же, она не такой однозначный человек, как вам кажется…

— Ага, стерва еще та… — Никита хмыкнул. — Ну, что уставилась? — заметил он мой удивленный взгляд. — Скажи ей, Леха. Глаха сама тебя послала, когда поняла, что ты недостаточно крут.

— Ну, это было не совсем так, просто мы не сошлись темпераментами. Ей требовался, знаете ли, постоянный угар, а мне с моей язвой было просто не под силу соответствовать. К тому же я занимал недостаточно заметное положение, и ей это не нравилось. Вообще это было ее пунктиком, деньги-то ей не так были нужны. Собственно, когда я поехал в Петербург, у нее еще была определенная надежда, но я честно ей написал, что есть возможность отойти от дел… уехать в страну с хорошим климатом… Тогда я уже решился на эту авантюру с Василием… Но она, как узнала, резко оборвала отношения. И ни писем больше, ни звонков… Я с чистой совестью уехал, клянусь вам, скучал по ней очень. И ничего не знал о том, как сложилась ее жизнь…

— Как сложилась, не знал… Да она такого жару стала давать, что у нас даже самые бывалые бойцы удивлялись… А потом ее мамаша не выдержала и позвала этого дедушку авторитетного… А перед ним всё выставили, как будто бы Леха девку совратил злостно, а наши попользовались. Хотя она сама кого хочешь… с особым цинизмом. У меня от вашего чая уже в глазах булькает, — неожиданно закончил свой рассказ Никита.

— И ты все это знал, а мне ни слова? — удивилась я.

— Ну, сказал бы я, и чего? Мне четко сказали: хочешь жить — найди брата. Какая разница, что он там сделал или не сделал. Тебе тоже сказали: хочешь увидеть своего дружка — найди вон его. Что там у него с Глахой и ее шизанутым дедушкой, тебе тоже без разницы. Усекла?

— Усекла, — безнадежно проговорила я, почему-то сразу поверив, что этот обморок Леха явно не может быть злостным совратителем. — И что нам теперь делать?

— Что ж, придется ехать в Россию. — Алексей вздохнул. — Я должен вытащить Василия, он для меня не чужой. Да и с Глафирой хотелось бы выяснить отношения…

— Вы с Василием давно знакомы?

— Он у нас всегда был как луч света в темном царстве. На заводе мрак, зарплату полгода не выплачивают, компания моего братца на подходе, а в клубе другая жизнь как будто. Концерты, тусовки, конкурсы красоты — что ни день, то праздник. И Васе все хотелось поле деятельности расширять… Даже когда меня сюда пристроил, придумал мне этот бизнес с переводами, всю схему, от поиска клиентов до получения денег.

— Включи меня в свою базу, — вдруг попросил молчавший все это время Ильхам, — я три языка знаю, финансы изучаю…

— Ты, парень, и так на мне заработаешь. — Алексей усмехнулся. — Ну что, дамы и господа, устроим сегодня вечером прощальный ужин? Тут есть одна столовка для местной публики, я там хозяина знаю.

— А ты не сбежишь прямо из этой столовки? — Ильхам, обидевшийся на Алексея за отказ, видимо, решил не упускать деньги, обещанные в награду за его обнаружение.

Алексей в ответ сказал ему что-то по-турецки, между ними завязалась легкая перепалка.

— Во дает, на турецком как свой балакает, — поразился Никита.

— А я вообще здесь как свой, — заметил Алексей, — мне здесь хорошо, жизнь спокойная, климат прекрасный, еда полезная, женщины послушные, кошки сытые.

— Да, — примирительно заметил Ильхам, — в Стамбуле кошкам хорошо, их везде подкармливают, а в университете у нас декан литературоведческого факультета даже в газеты попала из-за своей любви к кошкам. Так организовала им питание, что они расплодились и выжили с территории собак, а люди из клуба любителей собак (у нас в кампусе полно всяких клубов) подняли скандал, что их собак дискриминируют. И ей пришлось объясняться, представляете? Ну, это еще что, у химиков в общежитии, говорят, медведь жил.