Дресс-код для жены банкира - Сиверс Лиза

— Получила? Что ты имеешь в виду?

— Пришлось от нее избавиться, — коротко ответил он. — Только не надо делать дикие глаза, я лично никому горло не резал. И вообще сейчас речь не об этом. Просто я, как честный человек, хочу сказать, что ты, получается, спасла меня дважды. От страшной мести господина Жарова и от неприятного обвинения. Теперь, когда все так обернулось, Леха Антонов подозреваемым получается, понятно? Ну что, любовь еще живет в твоем сердце больном? Опять молчишь? Тогда я продолжу. Если ты подумала, что я пришел к тебе сказать, что все между нами кончилось, ты ошибаешься. Я пришел прояснить наши отношения, а они выглядят следующим образом. Я авантюрист с преступными наклонностями, ты дамочка с сомнительными моральными принципами. Получается так.

— Подожди, ты еще не объяснил насчет Ирины!

— Да успокойся ты, не нанимал я убийц, просто мужу ее сообщил про ее тайный архив и про то, что тот поступил в свободную продажу, а уж дальше он сам и разобрался. Но что нам до их семейных разборок, у нас своих по горло. Да, дорогая? Ты, кстати, еще не передумала любить меня вечно? Нет? Тогда хочу предупредить о некоторых трудностях технического порядка, которые ожидают нас в ближайшем будущем. Как ты понимаешь, имущества движимого и недвижимого, а также имиджевого, что для тебя так существенно, у меня не осталось. Более того, ты любезно передала господину Жарову информацию о моих проектах, все перспективные идеи теперь у него. Он, кстати, предложил мне на него поработать, так сказать, попробовать слиться с его структурой, но я птица вольная и соглашаться на такое не хочу. Что ты поднимаешь бровки? Считаешь, нужно хвататься за любую возможность, да? А я вот так не думаю. Есть и хорошая новость: мы не нищие. Бюро переводов, о котором ты наслышана, приносит неплохой доход, и, кроме того, что-то есть на моих личных счетах. Каюсь, поступал нехорошо, отчислял часть доходов компании в свою пользу. Жаров, конечно же, прознал, но сказал, не тронет, оставит в качестве компенсации за причиненные неудобства. Благородный человек! То есть жить будем неплохо, правда, не скажу, что душа в душу, зато в достатке, отпуск проводить на курортах Средиземноморья, машины приличные, то да се. Доверия к тебе у меня теперь нет, но так ли это важно? Знаю, знаю, сейчас будешь говорить, что все делала исключительно из лучших чувств. Спорить не буду, может, оно так и было, но результат, как говорится, он и есть результат. А теперь, я думаю, самое время для зеленого чая!

— Знаете что, Василий? Идите пейте чай в другом месте, — вдруг как-то против воли произнесла я.

— Все, что ли? — удовлетворенно хмыкнул Лекс. — Захлестнула волна благородного негодования?

— Дело не в этом, просто я не понимаю, как это так получается. Все имеют право вести свою игру, а я, выходит, нет? Обо мне ведь, знаешь ли, некому позаботиться, вот я и попробовала это сделать сама. А то, что вышло не очень красиво, так ведь во имя спасения своей шкуры все средства хороши. Считай, что у меня такой своеобразный инстинкт самосохранения.

— Что ж, интересный аргумент…

— Ты вот говоришь, ты вольная птица. Замечательно! Могу только позавидовать. А я нет, женщине вообще трудно быть вольной птицей: жизнь так устроена, что ей бесконечно ломают крылья. Вот возьми хоть Глафиру. Не знаю, насколько хорошо тебе известна ее история, но факт тот, что она обломалась по-крупному. А ты вот, кстати, вывернулся и с Жаровым смог худо-бедно, но договориться. А у меня так не получится, меня никто слушать не станет, вот и ты тоже не слушаешь! У тебя свое видение ситуации. Поэтому иди вместе со своими оскорбленными чувствами и украденными планами… куда подальше Тем более что у тебя скоро и новые планы, и новые чувства — все будет, при твоем-то обаянии.

— А на тебя оно что, уже не действует?

— Действует. Да только все равно уходи. Уходи, я очень прошу тебя.

— Хорошо, — согласился он. — Я сейчас пойду, но ты потом, когда очухаешься, взвесишь все «за» и «против», может, звякнешь мне, а? Считай, что твои аргументы насчет самосохранения и невозможности быть вольной птицей я принял. Хорошо? Так я буду ждать.

Я туманно пообещала непременно позвонить и вытолкала его за дверь. Навалилась тяжелая усталость, нужно было отдохнуть, перед тем как заняться поисками работы. Звонить ему я не собиралась, да и был ли в этом смысл? Хотелось быть подальше от всей их компании, жить своей автономной, обычной обывательской жизнью без авантюр, слияний и поглощений и прочих запредельных вещей.

Глава 9

После вышеописанных событий прошел год. Жить своей автономной жизнью у меня не получилось: участие в моей судьбе приняла Глафира, которая за это время выполнила всю намеченную Ольгой Арсеньевной программу и, видимо, собиралась двигаться дальше, о чем ее наставница, скорее всего, не подозревала. Но пока все шло по намеченному сценарию. Глафира вышла замуж за Юру, а тот занял солидный пост в корпорации Жарова. Алексей, похудевший от переживаний, был, как и обещала Глафира, помилован и в настоящий момент пребывал в роли ее любовника. В этом плане Юре хронически не везло — каждая его жена после свадьбы немедленно обзаводилась сердечным другом. Впрочем, возможно, он уже привык к такому положению дел; по крайней мере, в новой должности он чувствовал себя очень уверенно и, судя по всему, примеривался к политической карьере.

Глафира училась в университете и параллельно руководила издательской структурой, принадлежавшей компании деда. Там и нашлась для меня должность редактора специальных проектов, оставляющая достаточно много простора для творчества и еще больше свободного времени. С Глафирой, которая меня, в сущности, облагодетельствовала, я встречалась не часто: та оказалась настоящим работоголиком и вечно была чем-то занята. Но в свободные минуты проявляла участие, предлагая познакомить с интересными и перспективными в плане дальнейшего вступления в брак мужчинами. Когда я отказывалась, она неизменно повторяла одно и то же: «Не хочешь новых знакомств — подожди: скоро на рынок снова поступит наш Юра. Может, выйдешь за него еще разок? Ольга-то как рада будет».

Ольга Арсеньевна реализовывала все новые и новые гуманитарные проекты, не зная отказа в финансировании. Впрочем, финансами теперь действительно распоряжался ее родной сын. Про заговор гуманитариев она больше не заикалась, а может, просто считала, что все цели и задачи тайного общества уже выполнены.

Модный дом Вадика тоже процветал, а его глава, с которым я теперь общалась исключительно по долгу службы, по обоюдному согласию забыв некоторые подробности, теперь изо всех сил старался пробиться в Европу. Обещанное восхитительное платье он мне так и не сделал. Впрочем, мне в моей новой жизни и не нужны были помпезные туалеты.

Лекс, который после той нашей встречи еще несколько раз звонил мне и даже пытался наладить отношения, в какой-то момент пропал. В сущности, так было лучше, ведь насчет предательства он был прав, и я много размышляла о своих поступках, которые совершала тогда как-то бездумно. Теперь, переосмыслив их с подачи Лекса, я испытывала нешуточное чувство вины, с которым никак не могла справиться, несмотря даже на то, что все сложилось наилучшим образом, даже в конечном счете для меня.

Павел Викторович, после того как все устроилось, тоже не проявлял себя, что, в сущности, меня задевало. Мне-то казалось, что я вызвала у него вполне определенный интерес.

Однажды мне позвонила Глафира и сказала, что есть тема для спецпроекта и нужно встретиться.

— Ты знаешь, дед все-таки взялся за коллекционирование картин, — начала она без лишних предисловий, сразу, как только я вошла к ней в кабинет. — Не нашлось у нас больше в семье проблемных родственников.

— Что же, он поехал на «Кристи» и приобрел там оптом коллекцию шедевров?

— Нет, до этого дело пока не дошло, и потом, для деда это был бы слишком простой путь. Никаких тебе препятствий, трудных персонажей и так далее, в общем, нечего преодолевать. А без этого ему, как ты понимаешь, неинтересно.