Синдром Дездемоны - Ольга Егорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уходя, он легонько приобнял Анну Федоровну и даже поцеловал ее в безупречно русую, без проседи, макушку. Отчего та несказанно смутилась, сердито замахала на Тихона руками и сообщила, что он «совсем сошел с ума».
Он и сам, надо признаться, не очень-то и понял, как вообще здесь оказался.
Вроде бы ехал себе мирно, до поры до времени никуда не сворачивая, а предполагая свернуть только на Лобачевского, чтобы потом доехать до «Детского мира» на проспекте Вернадского. Он больше никуда и не собирался, кроме этого «Детского мира», которому теперь, начиная с сегодняшнего дня, суждено было стать самым любимым его магазином. Тихон смутно помнил, что там, на втором этаже, продавали целую кучу совершенно восхитительного детского барахла типа нарядных ползунков и ползунков на каждый день, распашонок тонких и теплых, слюнявчиков и даже платьев на полугодовалых детей.
Помнится, продавщица тогда его очень сильно уговаривала купить платье.
А он от продавщицы отбивался, как от назойливой мухи, искренне не понимая, зачем должен тратить деньги на такую дурь.
Платье, это ж с ума сойти можно! Ну ладно еще штаны да рубахи, но платье-то?! Куда ребенок в нем ходить-то будет? Да и это еще вопрос, ходят ли дети в полгода. Тихон смутно подозревал, что еще не ходят. Ну разве что какие-нибудь особенно одаренные дети, но такие у простых родителей вроде Тихона и Натальи не рождаются. И что же, значит, она в этом платье лежать будет? И зачем оно ей? И какая ей разница, лежать в платье или в штанах? В штанах вообще все делать гораздо удобнее, и лежать в том числе…
Так рассуждал Тихон полтора месяца назад, долго возмущаясь настойчивости продавщицы.
Теперь же он только и мечтал об этом платье.
Время быстро идет, четыре месяца пройдут незаметно, и вот исполнится Юльке полгода, и нарядит он ее в это прекрасное платье с пышными оборками, и будет у него Юлька настоящей принцессой. Красота!
Тихон крутил руль, следил за дорогой, мечтал о платье для Юльки и собирался в «Детский мир».
А потому очень удивился, обнаружив, что припарковывает машину в каком-то незнакомом тесном дворике, напротив старенького пятиэтажного дома, у которого кирпичи когда-то были белыми, а теперь от времени приобрели желто-серый оттенок. Окошки в ряд – маленькие, как в избушке, умытые дождем и блестящие. Рамы где покрашены, а где облупились давно, и почти на каждом подоконнике горшок с цветком стоит. У кого кактус колючий, у кого фиалка нежная. Балконы – вообще отдельная песня. На одном – широкие деревянные рамы, на другом – узкие металлические, третий вообще без рам, четвертый пластиком отделан, с каждого пятого простынки-пододеяльники вниз свисают и развеваются на ветру, как знамена. Где белый флаг колышется, а где и черный – пиратский, но в основном все флаги цветастые и радостные.
Маленькая деревенька внутри большого города.
«Так, – сказал себе Тихон. – И куда это ты приехал?»
На углу дома, совсем рядышком, висела табличка с надписью «Улица Бутлерова». А под ней – еще одна табличка, маленькая, квадратная и кривая, с цифрой «восемь»
Бутлерова, восемь.
Вот куда он приехал.
Впрочем, Тихон на таблички не обращал никакого внимания, будто они его совсем не интересовали. Гораздо интереснее было разглядывать дворик – уютный московский дворик, похожий на сотни точно таких же двориков и в то же время имеющий свое собственное, неповторимое очарование. Этот дворик напомнил ему детство – много лет они с родителями прожили в точно такой же старой многоэтажке с крошечной кухней и подслеповатыми окнами, глядящими на дорогу. Дорога была как дорога, ничего интересного – асфальт да машины. Зато в крошечной кухне был такой же крошечный балкон, под которым разрастался год от года разлапистый вишневый куст. Ранней весной вся квартира наполнялась душистым запахом вишневого цвета, а в середине июля можно уже было выходить на балкон с кастрюлькой и собирать темно-красные тяжелые вишни – на компот, на варенье, а еще лучше – намять в тарелке с сахаром, залить водой и хлебать, жмурясь от счастья, деревянной расписной ложкой сладкую розовую жижу… Ложка непременно деревянной должна быть – так еще бабушка учила, повторяя, что от железной ложки весь вкус портится. Тихон попробовал как-то раз, хлебнул из тарелки железной ложкой – и правда, совсем другой вкус у «тюри» оказался…
Утром солнце вставало из зарослей сирени и катилось по небу медленно, неторопливо – до чего же длинными и светлыми были дни! Тянулись, казалось, бесконечно – летом и осенью золотые, зимой и весной – серебряные. Облака на небе – как стая уток, ночи бархатные и черные, тихие. И были во дворике маленькие уютные скамейки со спинками – как в парке, и деревянный, сколоченный местными мужиками из остатков старой мебели, стол для домино с лавочками по бокам. По вечерам здесь разыгрывались нешуточные партии – с криками и руганью, со смехом и ровненьким рядом темно-коричневых бутылок «Жигулевского» пива и толстобрюхой астраханской воблой. Была рябина, к ноябрю пылающая красным цветом, были грустная ива и веселые кусты боярышника, натыканные вдоль подъездов. Была и береза белоствольная, в тени которой так любили дремать местные коты-бандиты – серый полосатый Васька с оторванным ухом и пятнистый кот Атаман, про которого поговаривали, что он благородных кровей. Коты были – что собаки, разве только не лаяли, а чужих людей одаривали такими злобными взглядами, что страшно становилось. И собаки тоже были – черный, неуклюжий и ласковый кобель Гамлет, нравом и внешностью больше похожий на теленка, чем на собаку, и приземистая сука Нюрка с боками в рыжеватых, словно солнцем выжженных, пятнах, и целый выводок безымянных и разномастных ее щенят, которых с таким удовольствием тискали дети до тех пор, пока щенята не повзрослели. И соседи во дворике все знали друг друга по именам, а встречаясь, не просто здоровались, а подолгу разговаривали и были друг другу почти как родственники.
И была во всей этой неторопливо текущей жизни какая-то невиданная прелесть. Та, которую начинаешь понимать только с годами, уже давным-давно переселившись в новостройку-многоэтажку, погрузившись в суету бешеной московской жизни и успев нарадоваться, что кухня у тебя в квартире теперь большая, что профили пластиковые, ни холода, ни шума не пропускающие, что район престижный и во дворе есть платная охраняемая стоянка. И никакие собаки под ногами не вертятся, и коты по ночам не орут на крышах и спать не мешают…
«Эх, – вздохнул Тихон, – вот ведь жизнь была…»
И даже немного удивился тому, что, оказывается, так близко от его теперешнего дома, буквально в двух шагах, та самая жизнь еще существует, течет себе неторопливо, скрытая от посторонних глаз густо насаженными вдоль дороги тополями да липами. Со скамейками и деревянным столиком для домино, с кустами боярышника, с белоствольной березой, с собаками и кошками, с солнцем, которое словно приклеилось к небу и светит вопреки законам природы часов двадцать в сутки. А может быть, и все тридцать…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});