Колхозный помещик образца XIX века - Михаил Леккор

— Ты на себя в зеркало смотрела? — обломил ее безжалостный хозяин, — тоже мне дворянка! О а вот и Анюта с едой. Поешь, и быстренько спать ляжем.

А ты, — показал суровый перст помещика на Анюту, — должна понимать, что можно дворянке, то совершенно нельзя простолюдинке. Ясно?

— Ага, — испуганно кивнула служанка и, кажется, была готова заплакать. Андрей Георгиевич был всякий с девушками — щедрый, ласковый, добрый — но никогда таким сердитым и злым. Что это он, может, из-за невесты?

— И чтобы не забывалась, сходишь завтра с утра на конюшню. Там тебя будет ждать Леонтий с розгами. Высечет, как сидорову козу, чтобы неделю сидеть не могла!

— Барин! — все-таки испугалась Анюта своего благородного любовника.

— Андрей Георгиевич, нельзя же так, — вторила Настя, тоже изрядно испуганная поведением жениха.

— Все девушки! — прекратил бесполезный женский гомон Макурин, — Анюта, сегодня ты свободна. Завтра, если не будешь высечена, сам поведу и будешь высечена вдвое. И скажи там Гавриле с женой, чтобы спали в покоях гостей, барыню пусть не ждут. Настя, ешь давай скорее, я уже в нетерпении от нашей ночи!

Сделал вил, что не увидел умоляющие взгляды, что одной, что другой. Разумеется, он не собирался бить одну и заставлять заниматься сексом другую. Но они об этом не должны были знать. Иначе женская часть точно обнаглеет.

Взял вкусный пирожок. Гадская Анюта вместо одного, как он просил, взяла целую миску. И ведь не оторвешься! Так он совсем разъестся!

А Настя ест совсем немного, будто в укор. Что за мир!

Уже совсем обозленный и в первую очередь в себя, съел все пирожки и, не дожидаясь невесту, строго скомандовал:

— Спать, ничего не знаю!

И уже не очень-то и слушая, потушил свечи и кинул Настю на кровать.

Та рухнула безмолвно, словно не та, которая каждое его движение непрерывно комментировала.

Немного обеспокоенный ее покорностью, торопливо раздался, лег рядом с ней.

Та сразу обняла его за шею теплыми руками, нашла губы, неумело поцеловала.

— Так и не училась целоваться, — сообщил он ей, — как замуж пойдешь?

— Ха, — сообщила наглая невеста, — я не пойду, так меня муж под венец затащит. Так ведь? — вдруг ласково и нежно спросила она.

— Конечно, — согласился он с Настей, — такая красивая и желанная, куда я без тебя?

— Вот! — удовлетворенно воскликнула девушка, — можешь ведь, когда хочешь, милый мой, дорогой! Ой!

Это последнее восклицание у него вышло помимо воли, после того, как Макурин рывком поднял ее на себя и прижал.

— Но мы же не женаты, — жалобно напомнила Настя, — а как же Господь наш Вседержитель?

Однако второй раз на эту ловушку Андрей Георгиевич не поймался. Он подумал и решил, что не такая уж эта греховность, заниматься плотскою любовью до венца. Куда больший грех не заниматься ее вообще и не иметь детей.

— Мой грех, — сообщил он, — я буду отвечать перед Господом Нашим. А ты тут не при чем, моя красавица!

— Да как же не причем, — почти заплакала она, чувствуя, как он норовисто (когда успел научится?) снимает с нее платье и женское нижнее белье, которое она специально одела на этот случай.

— Я тебя заставил, а ты сопротивлялась, — решил он, — значит, ты не виновата. Лежи спокойно!

— Да как же лежи спокойно! — отдышавшись и ответив на его поцелуй, ответила Настя, ты ведь… Ай!

— Все! — решил попаданец, — эти женщины всегда будут болтать, что в XIX, что в XXI веке. А я, значит, значит, должен страдать… Вот тебе!

И начал решительно атаковать, навалившись на свое пока еще невесту, но уже почти жену.

А она, вначале отбиваясь, не потому что против, а потому что так не положено, чем дальше, тем все более этого хотела. И, наконец, сама прильнулась к нему.

Потом они уснули, крепко обнявшись, как настоящие муж и жена. Еще одна семья, наконец, появилась на этом свете. Гип-гип ура!

Утром Андрей Георгиевич проснулся от какой-то радикальной и радостной новизны. Словно он снова появился в XIX веке и перед ним будет целый и желанный мир. Полежал немного, греясь в этом чарующем чувстве. Потом понял, что рядом кто-то есть, вспомнил: Настя! Допрыгалась-таки, плутовка. И ты допрыгался, негодный мальчишка!

— Дорогая моя, пора вставать! — нежно и ласково почти пропел он, — уже утро, петухи вон стараются, нас будят.

— Ах, милый, с тобой так хорошо спать! — зевнула она лениво. Потом почувствовала, что как-то все по-другому, попеняла: — эх ты, греховодник, склонил-таки меня к греху! Я же еще невенчанная, а уже в постели с мужчиной.

— Ага, — поддакнул Андрей Георгиевич, — правда, тебе пришлось много постараться. Аж прямо приехать к жениху!

— Ну да, — не смутилась Настя, — если вас, мужчин, все ждать, так человечество совсем вымрет! Ничего не делаете!

— Как так! — даже опешил немного Макурин, — я же еще и виноват буду! А в чем — что сталкивал к греху, или, наоборот, не сталкивал?

— Да! — припечатала Настя, не отдавая активность, — и сегодня, и всегда, — сказала немного саркастически: — такова уж ваша судьба! Видел, наверное, даже император Николай I перед своей женой Александрой Федоровной периодически бывает виноват. И ничего, терпит.

Макурин помолчал, подумал, потом уже спокойно сказал:

— Я учту это. Но тебе придется изрядно постараться, чтобы я склонился к своей вине.

— Кстати, а ты уже решил, когда у нас будет венчание? — как бы невзначай спросила Настя.

— Как вы умеете переводить темы разговора, чтобы только в вашу пользу! — восхитился Андрей Георгиевич.

— Что! — возмутилась Настя, — этой ночью я стала женщиной. С твоим, между прочим, помощью. А теперь хочу быть честной женщиной!

— Хочешь, значит, бракосочетания? — возмутился Макурин, — что же, будет тебе таинство. Прямо-таки сегодня!

— Как, но я не хочу сегодня! — возмутилась уже Настя, — здесь же никаких условий нет для свадьбы. НИ-КА-КИХ!

— Так ты хочешь замуж или нет? — спросил Андрей Георгиевич спокойно, — что тебе надо: церковь есть, священник есть, свидетелей целое село?

Настя всхлипнула от избытка чувств, нашла причину:

— Но я не могу так, чтобы у меня, столбовой дворянки, были на священном таинстве крепостные крестьяне! Фу!

— Думаешь, Богу все равно! — хмыкнул Макурин., что голубая кровь, что обычная?

— Не хочу, — уперлась Настя, Богу, может и все равно, а мне нет.

— Ладно, — безропотно согласился попаданец, — будут тебе дворяне. Еще какие условия?

— Ах! — удивилась она искренне, — то есть, по-твоему, это уже меня надо уговаривать? Я вообще-то думала, мы сейчас тебя уговариваем!

Разговор сводился к пьяному варианту с его классическому: «Ты меня уважаешь?» с тем же классическим итогом. То есть абсолютным нулем.