Гордиев узел с бантиком - Валентина Андреева

— Голодными в дорогу не отпущу, — сухо заявила она.

— А сытыми мы и сами не уедем, — бодро заметила я. — Очень спать хочется. Надеюсь, Иванычу окажут квалифицированную медицинскую помощь и обеспечат безопасные условия содержания. Просто замечательно, что я не успела позвонить мужу. Оторвала бы человека от выполнения ответственного задания, а потом в течение полугода слушала бы его нотации.

Баба Нюша промолчала. Куда только исчезли ее радушие и приветливость. Женщина обдумывала тактику нашего выживания из дома. Надо же, как я ее зацепила своими словами о комплексе вины перед Иванычем! Вот только вопреки моим ожиданиям она не возмутилась и не выложила правду. Больше похоже на проявление обиды. Взяла да и покинула нас. Совещание с сыном было коротким. Большая часть времени их отсутствия ушла на бесшумную передислокацию дедушки. Нам не доверяют. Интересно, почему? Придется продолжить словесную экзекуцию. И только я сподобилась открыть рот, как Наташка тут же мне его заткнула. Каким-то навороченным бутербродом со словами «попробуй, очень вкусно».

В принципе, вмешательство подруги оказалось очень своевременным. Разделываясь с «подачкой» я успела остыть, а потому перестроиться на более мирное выступление. То есть не начинать с прямого обвинения Михаила в организованном похищении семьи Синицыных и Австро-Якова с женой, а равно в спуске на дно озера «Жигулей» с живыми людьми. Последнее водное «шоу» на свою беду видел Иваныч. Можно только догадываться, что его ждет в ближайшее время. Не нам судить бабу Нюшу — она мать своего сына. Хотя и не в ладах с ним, из двух зол выбрала меньшее. Иваныч старик, а Мишеньке до старости еще далековато. Может, успеет образумиться и перевоспитаться.

Вот так и получилось, что начала я издалека, благо Наташка молчала. Первым делом поинтересовалась у бабы Нюши, что было раньше на территории соседнего садоводческого товарищества.

— Да ничего, — неохотно ответила женщина. — Кусты, редкие деревья, болотина… Хороших земель садоводам раньше не выделяли. Это потом чиновники посевными площадями торговать стали.

— А до «ничего»?

— Луг там был. Ухоженный. Конский выгон. Трава, как шелковая. Купец… — она немного помедлила, — не помню его фамилию, коней там держал в своей конюшне. Говорили, хороший человек был, добрый. То ли убили его здесь в революцию, то ли он бежал за границу да по дороге помер. Сам-то до революции с семьей в городе жил, сюда частенько наезжал. Душой отдохнуть. Уж очень своих лошадок любил. Домик себе для временного постоя в нашей деревне поставил…

Баба Нюша смолкла, решив, что удовлетворила мое любопытство. Наташка ойкнула и напомнила мне про сон в руку. А я о нем и не забывала, вещим оказался. Подруга заикнулась было об аналогичном Динкином сновидении, но я ее резко оборвала, «нечаянно» задев чайную ложку с крошками, которую она задумчиво возила по столу.

— А домик купца был на отшибе, — подсказала я. — Как раз на том месте, где до пожара стояла избушка Иваныча. Сколько лет миновало, а кто-то все не успокоится. Кажется, дедушка был прямым потомком купца, нажившего врагов на семь поколений кряду.

Баба Нюша засуетилась, вспомнив, что забыла покормить кур.

— Так мы же с вами сегодня их кормили, у них еще половина кормушки в запасе, — вздернула брови Наташка. — Кур нельзя перекармливать, нестись не будут. Зачем вам дармоедки? Ир, это я не про нас с тобой.

Женщина покорно вернулась обратно. Что-то мешало ей решительно выставить нас вон. Боялась мести с нашей стороны? Рассекретила, что мы здесь неспроста? Поиск жилья на лето — причина надуманная. Тогда откуда такие подозрения? Мама дорогая! От Иваныча! С берега озера он вполне мог отметить два наших визита на участок Соловьевых. Вооруженным биноклем глазом. В пятницу и в субботу. Баня-то у самого озера. Человеку постороннему это зрелище «до лампочки». Энергосберегающей. Мало ли кто к кому из дачников приезжает. Помимо этого, он отследил наш вчерашний заезд в магазин. Заявился туда почти следом за нами, но не за покупками. Решил выяснить, каким ветром нас занесло в деревню. Скорее всего подслушивал у входа. Дверь-то была открыта. Неужели и тут замешаны бриллианты тетушки Катерины?

— Баба Нюша, — не своим голосом обратилась я к ней. Когда только успела охрипнуть? Неужели голос сел от волнения? — Мы не враги вам, не преступницы. Просто искренне желаем помочь своим знакомым выкарабкаться из беды. Одна из них еще совсем ребенок. Их похитили и вывезли в неизвестном направлении. Скажите, зачем Иваныч следил за участком Синицыных?

— У него и спросите. — Женщина старательно тестировала небольшую сковороду на предмет чистоты. Водила пальцем по ее внутренней поверхности и разглядывала результат. И вдруг неожиданно заговорила: — Только не про Иваныча, а про приснопамятного купца второй гильдии Ивана Сергеевича Поспелова.

Наташка многозначительно на меня посмотрела и попросила обратить внимание на купеческое имя — Иван. Наш сточетырехлетний дедка — Иваныч. Вне сомнений, фамилия его тоже Поспелов!

— Фамилия Иваныча — Найденов, — с торжеством объявила баба Нюша. — Наши местные кличут его Колдуном. Будете мешать, перестану рассказывать. Предупреждаю, говорю с чужих слов, за правду не ручаюсь. Да присяду, пожалуй. Что-то ноги не держат.

Мы с готовностью вскочили, освободив для нее сразу две табуретки. Впервые за сутки она засмеялась. Села на приступочку у печки и отмахнулась от предложенного Наташкой ломтя хлеба с колбасой.

Речь ее лилась свободно и напевно, мы прямо заслушались… Купец второй гильдии Иван Сергеевич Поспелов был молодым, но уже успешным предпринимателем. Удачно женился, хотя и не по любви, но зато на деньгах. В короткое время утроил свой капитал. Жена попалась страшненькая лицом, но с великолепной фигурой. Портил ее врожденный дефект: левая нога была немного короче правой, что некрасиво сказывалось на походке. Но Иван Сергеевич к этому попривык и вскоре перестал замечать физические недостатки жены. Варвара Тимофеевна, или просто Варенька, получила прекрасное образование, в совершенстве владела пятью иностранными языками, была редкостной умницей и очень душевным человечком. А в довершение к перечисленным достоинствам принесла в дом супруга богатое приданое. Уже одно это обстоятельство позволяло считать ее писаной красавицей. Варенька обожала своего богом данного супруга. Зная истинную ценность собственной внешности, под разными предлогами старалась не выезжать с ним на светские мероприятия, боялась высокомерно фальшивого сочувствия со стороны окружающих. Да ладно бы адресованного непосредственно ей. Не хотелось конфузить мужа. Зачем ему лишний раз напоминать, что их брак — мезальянс. Если бы не приданое, Иван Сергеевич никогда бы на ней не женился. Родив супругу второго ребенка, Варенька немного занедужила и окончательно засела дома, вплотную занявшись воспитанием детей, А детки, надо сказать, были прехорошенькими, не в нее. Не строя иллюзий по поводу своей долгой жизни, бедняжка со всей ответственностью отнеслась к выбору гувернантки. Если она, Варенька, окончательно сляжет, гувернантка в определенной мере должна заменить детям мать. В конце концов, Варвара Тимофеевна остановила свой выбор на двух кандидатках: молоденькой Ольге Анисимовне и Анастасии Владимировне, женщины в возрасте. Обе отвечали ее строгим требованиям и имели хорошие рекомендации. Перевес в пользу Ольги Анисимовны возник сразу после того, как горничная по секрету доложила Варваре Тимофеевне, что Анастасия Владимировна тайком прикладывалась к какой-то микстурке из пузыречка. Самолично видела.

В короткий срок двадцатидвухлетняя Оля стала всеобщей любимицей, подругой Варваре Тимофеевне, редко покидавшей свою комнату, веселой старшей сестрой и умной наставницей детям. Только Иван Сергеевич, которого Оля немного побаивалась, ее присутствия вообще не замечал. Последнее время он буквально «заболел» конезаводом. Каждый день старался урвать свободные часы и минуты, чтобы наведаться к своим лошадкам. Место для их разведения приобрел идеальное.

Жена в душе его увлечения не разделяла, хотя откровенно ему потакала. А вот для детей не было большей радости, чем прокатиться верхом на племенном красавце. Пусть даже медленно и под контролем конюхов, ведущих лошадей под уздцы. По настоянию Варвары Тимофеевны в каждой поездке на конезавод детей сопровождала гувернантка. Та к ей было спокойнее. Сама Ольга несказанно радовалась этим прогулкам, поскольку была прекрасной наездницей — отцовская школа. У нее было счастливое детство. Оно кончилось в один слякотный осенний день — предтечи зимы. Проигравшись в пух и прах в карты, отец, рассчитывавший на выигрыш как последнее средство рассчитаться с частью долгов, напился. Ночью компаньоны привезли его в бесчувственном состоянии на извозчике. Не дожидаясь прислуги, доволокли до ступенек крыльца, где и бросили. Через пару часов он немного оклемался, кое-как преодолел ступеньки и постучал в дверь непослушными замерзшими руками. Стук был слабый, услышали его не сразу. Через неделю отец умер от крупозного воспаления легких. Мать Ольги пережила его на месяц. Не могла смириться с известием о продаже с торгов давно заложенного имущества, включая дом, и покончила с собой. Оленьку забрала к себе бабушка по материнской линии. Они еле-еле сводили концы с концами, но дворянская гордость была превыше бедности. Бабушка категорически возражала против намерения внучки работать. Ольга пошла в гувернантки только после смерти бабушки.